Выбор хромого человека

«Лошадь, знающая, что она лошадь, уже не лошадь. Основная задача человека — усвоить, что он не лошадь».

Это сказал в конце жизни невысокий, прихрамывающий, болезненный человек, создавший из разрозненных группок учеников Бааль Шем Това (Бешта) единое и многочисленное хасидское движение. (Хотя после его смерти оно разошлось на множество рукавов) Правда, этой формулой, мне кажется, он лишь подтвердил то, с чем начинал жизнь: человек — не лошадь. Вы знаете, очень мало кто эту, на словах банальную, истину осознаёт!

Предупреждаю взыскательного читателя — не всё в статье будет железно-достоверным; к чему приближаются хасидские майсес — становится полусказочным. Сопоставляя версии, я старался извлечь хоть что-то биографическое — но получилось ли?

Дов-Бер, будущий Великий или Межеричский Магид (магид — рассказчик, проповедник) родился… Хороший вопрос, когда? Принято указывать 1704 год, но не исключено, что это произошло на несколько лет раньше. Отца звали Аврумом, мать — Хавой. Семья была грамотная, культурная, но весьма небогатая. Место рождения — местечко Лукач под Ровно, Польша. Считается, что генеалогическая их линия проходит от царя Давида через составителя Мишны рабби Йеуду аНаси и главу ешивы в Пумбедите рава Ая-Гаона. Предание повествует, что, когда мальчику было 5 лет, их дом сгорел. Мать стояла на пепелище и горько плакала. «Я плачу не о доме — объяснила она малышу,- а о родословных записях с нашим генеалогическим деревом!». Якобы мальчик ответил: «не плачь, с меня начнётся новая генеалогическая линия». Генеалогическая линия хасидизма…

О его ранних годах известно мало — пожалуй, только то, что он всё своё время посвящал Торе и учился во многих местах. В частности, после 1718 года какое-то время — в ешиве главного раввина Львова (Лембека) Якова-Йеошуа Фалька, «Пней Йешуа» (Лик Йешуа) которого — настольная книга всякого студента ешивы и колеля, она исследует логику многих трактатов Вавилонского Талмуда. Рав Фальк сперва углублённо изучил Талмуд 36 раз — и это сделало грандиозный труд предельно ясным. Вроде бы, Дов-Бер даже стал хеврутой с главой ешивы — напарником по учёбе.

Интересно, что число «кругов Талмуда» составило 36 — не перекликается ли это каким-то мистическим образом с любимой хасидами темой о «36 скрытых праведниках»? Так сказать, по витку мудрости на праведника. Есть свидетельство, что позднее рав Фальк, классический «литовский» раввин и знаток каббалы, уговаривал заболевшего ученика отправиться к целителю Бешту — и с этой встречи в жизни Дов-Бера случился крутой переворот.

Дов-Бер приобрёл известность как выдающийся талмудист. Также он, как было принято тогда у знатоков Торы, много занимался лурианской каббалой, особенно трудами Аризаля и его ученика рабби Хаима Виталя. Образ жизни вёл крайне аскетический, постился зачастую от Шаббата до Шаббата. Во время молитвы часто плакал и сокрушался о грехах, о том, насколько иными хотел бы нас видеть Создатель. Единственное, что ему было важно и значимо — как он и весь народ должны служить Всевышнему? Постоянные посты и самоограничения ухудшили его здоровье, а в сочетании с тайной мудростью («во многих знаниях много печали и гнева») сделали болезненным, суровым и мрачноватым.

После женитьбы молодой рав устроился меламедом (детским учителем) в небольшом местечке близ Турчина. Семья жила очень бедно, но он никогда не роптал. Это был его выбор — утверждают, что не раз ему предлагали достойно оплачиваемые раввинские должности, но он постоянно отказывался. Хотя однажды, когда жена расплакалась из-за того, что нечем было кормить детей, Дов-Бер от всего сердца пожалел её и детей, горько вздохнул — и, согласно майсе, раздался голос: «За этот вздох, выражающий претензию к небесам, ты лишаешься доли в будущем мире!». И тогда, продолжает майса, рав Дов-Бер, после мгновения расстройства, радостно воскликнул: «С этого момента я могу служить Б-гу с чистым сердцем, не рассчитывая ни на какую награду!». И вновь послышался голос с Небес: «За ту радость, с которой ты готов бескорыстно служить Творцу, тебе возвращается удел в Будущем мире. Но с этого момента остерегись от вздохов по поводу тяжёлого положения своих домашних — неужели ты думаешь, что жалеешь их больше, чем Небесный Отец?!». Впрочем, схожую историю рассказывают про Бешта и ещё о некоторых праведниках…

Якобы, после этого случая он избрал поприще странствующего магида (проповедника) — переходил из местечка в местечко, призывая евреев к раскаянию и пробуждая в их сердцах желание служить Всевышнему. Денег, конечно, у семьи больше не стало… Побывал в большинстве областей Подолии и Волыни, проходил он по улицам местечка и созывал народ: «Приходите послушать меня, сыновья Израиля! Я научу вас трепетать перед Б-гом!». Был искренен и очень красноречив, сердца открывались его речам. Тем более, всем было известно, что этот учёный талмудист и каббалист живёт точно в соответствии со своими увещеваниями. От того времени и пошло прозвище «Магид». В дальнейшем Дов-Бер стал городским магидом в Кореце, затем в Ровно и наконец в небольшом городке Межерич на Волыни.

Постепенно такая жизнь, посты, выбранные им бедность и бесприютность чрезвычайно ослабили организм — может быть, уж слишком он настаивал на том, что человек «не лошадь»? Помните у Маяковского: «все мы немножко лошади, каждый из нас по-своему лошадь»… После очередных 8 недель подряд, когда он постился от Шаббата до Шаббата, Магид слёг. Семья, давний учитель, друзья уговаривали поехать к Бешту, прославившемуся чудесными исцелениями. Дов-Бер долго упирался — возможно из-за того, что был активным противником нарождающегося хасидизма, видя в нём, как и многие современники, очередную секту в духе лжемессии Шабтая Цви. Дух шабтианства витал над страной и очень скоро, где-то в районе 1755 года, большие беды начали чинить (особенно в Подолии) сектанты очередного лжемессии Якова Франка. Не исключено, Магиду также не нравились простонародные толкования тайн каббалы, которые приписывали Бешту его последователи. Но ухудшающееся здоровье и напор близких в конце-концов вынудили недовольного собой, опечаленного отрывом от Торы Магида отправиться из Межерича в Меджибож к целителю.

Дальнейшее описывается схоже у разных авторов, но о деталях приходится лишь догадываться, ибо говоримое слишком «идеологически верно». Приезжает раввин, известный учёный и проповедник, вся жизнь которого посвящена Торе, к «народному целителю». Может быть, заодно надеясь разжиться тайнами миров сакральных, которыми, по словам сторонников, владеет Бешт. Его встречают радушно, но… На первой встрече Бешт рассказывает простенькую истории из своей жизни — и всё. Назавтра вторая встреча — и снова незначительная история. Магид был настолько разочарован, что лишь вежливость сдерживала его от немедленного отъезда. И тогда Бешт то ли сразу «перешёл к делу», то ли послал за гостем и попросил прийти снова… Он открыл центральную книгу лурианской каббалы «Эц ахаим» (Дерево жизни) и попросил Магида объяснить одно из самых трудных мест. Магид дал свою версию. Бешт то ли ответил: «ты ничего не понял в тексте!», то ли согласился с интерпретацией собеседника, но заметил, что «в ней всё верно, но в этом нет души». И принялся объяснять сам… «Сияние, подобное пламени, наполнило дом». Бешт благословил поражённого Магида и обещал ему, что, несмотря на подорванное здоровье, он проживёт ещё долгие годы и у него родится сын, о котором люди будут говорить, что: «это ангел, а не человек».

Действительно, у Магида появился сын, которого именовали «Авраам-Малах (Ангел)» (1741-1776) — за отрешённость от материального и великие знания в каббале. Друг и ровесник сына, будущий основатель Хабада Шнеур-Залман (Альтер Ребе) писал, что «все свои знания в хасидизме я почерпнул у Великого Магида и Авраама-Малаха». Хотя, вероятно, предание переставляет местами события — скорее всего, встреча Бешта и Магида состоялась уже после рождения сына и благословение было несколько иным.

С этого момента Магид сделался преданным учеником Бешта и пламенным проповедником хасидизма. Дов-Бер уж что делал, то делал — на постороннее не отвлекаясь и не подо что себя не подгоняя. Какое-то время он оставался в Меджибоже, сблизился с Бештом и его лучшими учениками — точное время этой «сессии» называют по-разному, от двух лет до нескольких недель. Затем уехал обратно в Меджерич, где в результате его новой деятельности и прежнего авторитета возник центр хасидизма. С учителем постоянно переписывался и обменивался посланцами, их связь была очень сильной. Вроде бы, Бешт приглашал его к себе ещё раз и полгода не отпускал, с такой формулировкой: пока Магид остаётся с ним, его ум «напоминает бьющий родник — чем больше из него вычерпано воды, тем сильнее бьёт струя». В смысле: Магид умел учиться, впитывал как губка знания и мудрость учителя, перенимал его духовные силы и способности. В дальнейшем он говорил: «Бешт учил меня всему, даже самым замысловатым каббалистическим отрывкам, взятым из книг, а также языку птиц и деревьев». Через некоторое время Бешт повелел Магиду прекратить аскетическую практику, заботиться о своём здоровье и больше ориентироваться на радость жизни.

На исходе первого дня праздника Дарования Торы 1760 года умирает Бешт, назвав Магида своим преемником. Есть поэтическая версия, что, мол, один год хасидизм возглавлял сын Бешта Цви, но после годовщины ухода (йор-цайта) отца он объявил, что папа приходил во сне и повелел передать бразды правления общиной Магиду. С историческим данными эта легенда не очень состыкуется — вероятно, она призвана объяснить, куда делся сын основоположника хасидизма, ведь в дальнейшем предания повествуют о дочери Бешта Аделии и её потомках.

Магид оставался в Меджибоже, но вскоре сам, а за ним и многие сторонники перебрались в Межерич — там на 12 лет обосновался центр нового движения. К моменту ухода Бешта хасидов насчитывалось порядка 10 тысяч, а через 12 лет, в 1772 их было уже, вероятно, много десятков тысяч. Именно Магид превратил группу мистиков в массовое движение, помог ему оформиться и укрепиться — и это при том, что многие лидеры еврейского народа приняли хасидизм в штыки! Накладывали херемы (отлучения) и вообще вели с хасидами упорную борьбу, подозревая создание новой псевдокаббалистической секты. После шабтианства, после нападок на иудаизм «франкистов», совмещавших мистику, крещение, оргии и кровавые наветы — было чего опасаться… Да и всего столетие прошло с разрушения (1648-1649) прежних центров еврейской учёности в Украине и Польше, число не очень грамотных евреев выросло…

В отличие от Бешта, который не пользовался особым авторитетом в кругах учёных — свои великие знания он скрывал, предпочитая простую речь и обращаясь к обычным евреям,- Магид ещё до ухода в хасидизм имел репутацию большого талмудиста. Это привлекало к нему грамотных людей, без которых никакое еврейское движение не может долго существовать. Некоторые из лучших учеников Бешта стали теперь учениками Магида, они говорили: «Источники высшей мудрости, которые до этого текли к Бешту, теперь устремились к Великому Магиду».

Стиль его жизни и управления разительно отличался от стиля его учителя и предшественника. Бешт много странствовал и обращался к людям там, где оказывался — а Магид практически все 12 лет царствования безвыездно находился в Межериче. Кто хотел его услышать — а оратор он был совершенно выдающийся, «Великим Магидом» его прозвали не зря,— стекались в Межерич. Это на годы превратило городок в столицу хасидизма, позволило создать организационную опору движения. Почти всю неделю Магид оставался в своей комнате — он, как и прежде, был куда больше вовлечён в действительность духовную и своё «царствование» воспринимал лишь как обязанность. Да и здоровье не было богатырским… Входить к нему могли только ученики, родные и (при необходимости) организаторы общины. Лишь в ночь с пятницы на субботу Магид, одетый в белые одежды, выходил на общую молитву. А после молитвы, на заведённой у хасидов общей трапезе он просил многих присутствующих назвать по отрывку из Торы — и строил своё выступление так, чтобы все эти отрывки вплетались в логику проповеди. Как-то оказывалось, что люди получали ответы на волновавшие их вопросы. Несомненно, дух святости правил тогда его языком!

Движением Магид управлял в основном через «эмиссаров» — посланников и агитаторов, которых рассылал в разные города и веси. Именно от него пошёл ставший «визитной карточкой» хасидизма статус «цадика» — духовного вождя, Ребе, пользующегося неоспоримым авторитетом. Среди его учеников были лидеры нового поколения, возглавившие разделившиеся хасидские направления: Элимелех из Лиженска, Зуся из Аннополя, Иехел-Михл из Злочева, Шнеур-Залман из Ляд…

После смерти Магида в Аннополе 19 Кислева 1772 года не оказалось лидера, которого готовы были бы признать своим Ребе большинство хасидов. Единственный, кто пользовался непререкаемым авторитетом, самый блестящий ученик Магида рабби Менахем-Мендель из Витебска — предпочёл во главе 300 хасидов подняться на Святую Землю… И после единого хасидизма начался этап «хасидизмов».

В идеологию Магид внёс мало принципиально нового (он к этому и не стремился) — но мастерски соединил учение хасидизма с тысячелетней Традицией, в том числе — с традицией лурианской каббалы. Главный упор его видения мира, идущий ещё от Моше Рабейну — то, что «Всевышний во всём, всё в Нём и нет ничего, кроме Него». Неизбежный отсюда вывод — любовь к каждому еврею, служение через это Б-гу и возвышение этим всего мира. Следствием станет благо для каждого народа и человека на земле. Всё это известно давно — ну и что, это делает нечто неправильным или неактуальным?

Возможно, именно духовно-организаторская деятельность Магида позволила еврейству через полтора-два столетия пережить вакханалию материализма, пережить коммунизм, пережить даже печи Треблинки — и возродиться…