Статья Леонида Амстиславского «Елка — это хорошо?!» вызвала немало эмоций. Автор пишет, что «американские евреи считают нас гоями». Не знаю, что привело его к такому выводу, но хочу заметить, что есть вопрос поважнее: кем считаем себя мы сами? От ответа будет во многом зависеть судьба наших детей и внуков, в том числе и внуков Леонида Амстиславского, которых он собирается отвести на Новогоднюю елку.
Леонид хочет подарить своим внукам испытанную им самим радость встречи Нового года. Отсюда и сожаление о недостатке новогодних праздников для наших детей.
Но позвольте спросить, испытываете ли Вы, Леонид, сожаление от того, что подавляющее большинство наших детей-иммигрантов вообще не получают никакого еврейского образования, не знают иврита, истории своего народа? А ведь народ без прошлого — это народ без будущего!
Главная опасность для американской еврейской общины — это ассимиляция, достигающая в некоторых городах США 85-90 %. Поможет ли празднование Нового года (под елкой) сохранить наших детей евреями или, наоборот, станет еще одним шагом на пути исчезновения нашего народа?
Сразу оговорюсь: я не думаю, что следует осуждать того еврея, который хочет праздновать Новый год. Не его это вина, а наша общая беда. Беда многих русскоговорящих евреев, которые выросли в советской «империи зла».
Г-н Амстиславский прав, когда пишет, что в СССР из празднования Нового года большевики выхолостили все христианское содержание. Но если так они поступали со своими праздниками — Рождеством и Новым годом, то наши еврейские праздники они вообще запрещали, пытаясь предать забвению.
В своей статье «Шаг вперед и два назад» Ленин сформулировал политику полной ассимиляции советских евреев. ГПУ, НКВД, КГБ призвал советских евреев ассимилироваться.и преподователей делали с еврейством школами? да.
беспощадно разрушали синагоги и еврейские школы, расстреливали раввинов, бросали в тюрьмы преподавателей иврита. Советские писатели-идишисты погибли в застенках НКВД, а еврейский театр был разгромлен. Карательная система беспощадно боролась не только с иудаизмом как с религией, но и со всеми проявлениями еврейского самосознания. Тоталитарное государство пыталось вытравить из нас всякое ощущение принадлежности к своему народу, уничтожить духовно, поставив в условия культурного геноцида.
К величайшему сожалению, мы вынуждены признать, что это им почти удалось. Во всяком случае, искренне ли или под давлением, но некоторые представители советских евреев вопрошали во всеуслышание по государственному телевидению: «Ну что же во мне еврейского, кроме пятой графы в паспорте? Я же не знаю ни еврейского языка, ни еврейской религии и культуры. Я горжусь тем, что вырос на великой русской литературе». Конечно же, русский язык и русская литература не виноваты, что их использовали как инструмент насилия, но факт остается фактом: «империя зла» навязывала русский язык и русскую культуру другим народам.
Евреи, которые выросли в жестоких условиях тоталитарного государства, не считаются гоями, а в соответствии с еврейским законом, они, то есть мы с вами, — выросшие в плену дети.
К сожалению, это не новое явление в еврейской истории. На протяжении тысячелетий нашего горького изгнания не раз случалось, что некоторые отказывались от своего народа из-за преследований, в дальнейшем они или их потомки превращались в жестоких палачей своих же братьев. Достаточно вспомнить эллинизированных евреев воевавших с Маккавеями во времена Хануки. Талмуд повествует о еврейских легионерах, участвовавших в разрушении Храма. Крещеный еврей Торквемада стал палачом своего народа во времена испанской инквизиции. Евсековцы разрушали еврейскую культуру и религию в СССР с рвением, возмутившим даже Луначарского. Во имя чего три тысячи евреев Германии воевали в рядах немецкой армии?
«С нашими детьми этого не случится», — говорим мы. Верно, только если родители и лидеры общины будут сегодня думать о том, чтобы наши дети остались евреями!
Предлагаем вашему вниманию фрагмент из книги Егуды Гордона «Иди к своим».
ПОД ЕЛОЧКОЙ
«И сейчас, когда приближается 31 декабря, я с грустью думаю, что у меня не будет елочки».
(Из письма нового репатрианта)
Здесь нет никакой иронии. Эта проблема, наверное, самая больная и неразрешимая. Несколько поколений евреев выросли не просто на христианско-языческой культуре с новогодней елочкой, мессой Баха, «Мадонной» Рафаэля, они выросли из нее. Это почва, которую страшно, а многим и не хочется терять. Это почти физиологическое чувство своего, знакомого с детства, привычного, как язык чужого народа, ставший родным. Ну кто из нас, скажите, не любит «великий и могучий русский язык»? А великую русскую литературу?..
«… Бедные сыны Израиля, растерявшие все присутствие своего духа, прятались в пустых бочках, в печках… Но казаки везде их находили.
— Ясновельможные паны! — кричал один высокий и длинный, как палка, жид, высунувший из кучи товарищей жалкую свою рожу, исковерканную страхом. — Ясновельможные паны! Слово только дайте сказать.
— Ну пусть скажут! — сказал Бульба, который всегда любил выслушать обвиняемого.
— Ясные паны! Те совсем не наши, те совсем не жиды… Мы с запорожцами как братья родные…
— Как? Чтобы запорожцы были с вами братья? — произнес один из толпы. — Не дождетесь, проклятые жиды! В Днепр их, панове, всех потопить, поганцев!
Эти слова были сигналом, жидов расхватали по рукам и начали швырять в волны, жалобный крик раздался со всех сторон; но суровые запорожцы только смеялись, видя, как жидовские ноги в башмаках и чулках болтались в воздухе».
Вы любите великую русскую литературу? И она вас тоже — ее пламенную любовь к вам хорошо выразил «великий» Гоголь. Или это не про нас? «Те совсем не наши»?
Нет ничего дурного ни в русской, ни во французской, ни в любой другой национальной культуре — для русского, для француза и для любого другого. Но для еврея, лишенного своей, еврейской, культуры, чужая культура смертельно опасна.
«Решительно для всех создателей нашей культуры, а следовательно, и нашего с вами образа мыслей, еврей — это черный ящик. Романтичного Лермонтова он может притягивать своей загадочностью, Пушкина вдохновлять непредсказуемостью своих поступков на создание жуткого Соломона. Гоголя непохожесть евреев на «нормальных» людей может натолкнуть на сомнение о том, что еврей вообще человек, и тогда читатель вместе с ним, автором, сожалеет о его убийстве не больше, чем о случайно раздавленном червяке. Но в любом случае это существо странное, дикое и, чаще всего, враждебное. И наши дети, взрастая на русской культуре, впитывают, можно сказать, с молоком матери такое отношение к… да фактически к самим себе», — пишет А. Казарновский в статье «Кадиш по культуре» («Ковчег», Москва, 1991, с. 402).
И в результате мы получаем поколения ассимилянтов, для которых еврейство — врожденный, но исправимый недостаток, вроде заикания. Они с радостью готовы от него избавиться, отречься от своего народа (Разве виноват человек, в самом деле, что он родился евреем?), лишь бы остаться в русле этой великой европейской культуры, породившей Леонардо, Шекспира, Пушкина, Моцарта — но также и Торквемаду, Богдана Хмельницкого и доктора Менгеле. Скажем, культура не виновата, но ведь ее никто не винит. Просто она чужая. А если мы не знаем своей, то это не значит, что она не существует. Позволим себе привести еще одну цитату из той же статьи А. Казарновского: «Вообще, любопытное понятие сложилось у нас о широте и узости. Кратко его можно выразить вот как: читать Пушкина, Ключевского, Чехова — это широта, а читать Йегуду Галеви — узость» (с. 403).
Эли Визель вспоминает, как он не мог утешить одного религиозного еврея из Польши, выжившего в пору уничтожения. Тот оплакивал своего сына, вполне современного молодого человека, которого не интересовали традиции его народа, зато он охотно ходил на популярные мероприятия «христианских братьев». «Не в силах понять, что произошло, отец спрашивал: «Неужели я выжил лишь для того, чтобы потерпеть поражение там, где одержали победу мои предки? Для того, чтобы дать жизнь отступнику?» («Лехаим», № 6, 1992). Неужели все, кто отдал жизнь во имя веры, тоже сделали это напрасно? И сегодня мы добровольно отказываемся от того, что сохранил наш народ ценой невероятных жертв и мужества? Благо почти уже некому нас оплакивать и не перед кем опускать глаза: у кого еще живы религиозные бабушки и дедушки? Или мы — это одно, а они — совсем другое, и «те совсем не наши»? А наш идеал — тот герой Платонова, который на гробу своей жены колбасу резал, потому что есть хотелось? И лишь бы колбаса была вкусная, а елочка — нарядная?
Егуда Гордон, «Иди к своим!»

