Б-жья длань над еврейской судьбой

Название подборки я ничтоже сумняшеся просто взял у Фрэдди Зорина, приславшего на тему о нынешней волне террора тексты четырёх авторов. Прибавляю к ним из своего сундучка…
Очень по-разному относятся люди к происходящему. Кто благословляет, кто молит Всемогущего, кто бросает в Небеса гневные претензии. Кто попросту решает текущие задачи безопасности, кто куражится, что ему всё и равно и он никого не боится, кто подгоняет под привычные стереотипы с излюбленным причитанием: «Я же знал! (говорил, писал, прозревал…)».
Кто — размышляет. И таких среди поэтов большинство. Большие события, желанны они нам или ненавистны, обращают глаза и души людей к большим масштабам. У тех, кто может.
Шлите нам стихи на e-mail: ayudasin@gmail.com.

Фрэдди Зорин

НЕ БОЮСЬ

Ничего не боюсь я давно.
Даже смерть не внушает мне страх.
В инквизиции дымных кострах
Чувство страха испепелено.

Я давно ничего не боюсь.
Отметались сомнения прочь,
Как осколки в Хрустальную ночь:
Хочешь жить — не сдавайся, не трусь.

Не боюсь я давно ничего.
В сорок первом убитый во рву,
Возродившись из пепла, живу.
Я — народ. Умертвишь ли его?!

Ничего не боюсь я давно.
Пусть нелегок с врагом новый бой —
Б-жья длань над еврейской судьбой,
И надежней щита не дано.

***

О времени и пространстве
Что можно узнать из книг?
Народ скитаний и странствий
К родимой земле приник.
Но не молоком и медом
Она истекает — нет!
И снова по небосводу
Разбрызган кровью рассвет.
Пора бы расправить плечи,
Но давит тяжесть невзгод,
И слезы роняют свечи,
И не завершен Исход,
И пули летят с обочин
Дорог не чужой страны,
И дом, как шалаш, непрочен,
А Храм — из одной стены…
Мы изгнанных из Эдема
Несем на себе печать…
С пространством у нас — проблема,
А время не хочет ждать.

***

Не война, но нет и дня без боя,
Даже и не снится нам покой…
Я бы знамя бело-голубое
Алой бы дополнил полосой.
Яркий этот цвет не будет внове:
Целят в нас открыто и тайком,
И навеки братья мы по крови,
Нашей крови, пролитой врагом.
Павших вспоминаем поименно
И храним живую их мечту.
Пусть же обозначат и знамена
Видимую красную черту.
Там, за нею, родины просторы
И времен связующая нить,
И любовь, и вера, от которой
Только в небо можно отступить.

Арье Юдасин

ЭПОХА НОЖЕЙ

Эпоха ножей. И бессмысленных слов.
У тех «идеалы», кто мордою в зверя.
И кажется, нет ни путей, ни основ,
И истине только безумные верят.

Эпоха ножей… Ну, сумей, отрази,
Поклонника смерти удар даровитый…
И ангел отмщенья напрасно грозит,
И счёт на десятки и сотни убитых.

Но голос я слышу над радужной мглой,
Его не заглушат рыданья и крики;
Над пошлой грызней, беспощадной войной —
Негромкий, спокойный, понятный, великий.

И мир замолчит — что он может сказать?
Нам петь в унисон с этим голосом верным.
И пена отхлынет, омоет глаза —
Увидим рожденье любови безмерной.

О чём нам кричать — знает только Отец.
Вот-вот разойдётся туман окаянный,
Эпохе страданья наступит конец
И станет Земля эта обетованной.

Инна Костяковская
ИНТИФАДА НОЖЕЙ

Она просто любила жизнь.
Любила бродить по осеннему саду,
бежать по ступенькам, вниз
к морю, вдыхая его прохладу.
Она просто любила петь,
играть Брамса и Листа.
Вчера ей пришлось умереть
от ножа террориста.

Он просто любил жизнь.
Верил в любовь и Б-га.
Часто смотрел в высь,
читал по ночам Блока,
оставив свечу гореть,
думал о светлом и чистом,
сегодня ему пришлось умереть
от ножа террориста.

Она ничего не знает про сад,
про море, про чаек над облаками,
Она — младенец, который рад,
теплу под мамиными руками.
Она смеётся, она ревёт,
еще не ходит — ползает быстро-быстро.
И не дай Б-г, если завтра она умрёт
от ножа фанатика-террориста.

***

На пыльные улицы падает осень,
но дышат теплом эти древние камни,
не листья, а слёзы домой мы приносим,
не листья, а свечи тоски поминальной.
И ставим их, ставим на маленьких кухнях.
О, сколько их было… О, Г-споди, сколько…
В окрашенных кровью безветренных буднях
скупых новостей собираем осколки.
День кажется длинным, каким-то тягучим,
замедленной съёмкой стоит на «Ютубе».
Здесь тёплая осень, но чёрные тучи
и чёрные мысли, которые губят…

ВОЛНА ТЕРРОРА

Третий день осеннего ненастья.
Третий день — тоска сердечных колик.
Расскажи мне что-нибудь о счастье,
милый друг, мой вечный параноик,
что-нибудь о продолженье рода,
об инстинкте самосохраненья…
Третий день во мне болит природа,
третий день душевного затменья.
Мы стальные, мы народ упёртый,
горы не шагают к магометам,
верим, что наступит день четвёртый,
день четвёртый Ветхого Завета.