Выпуклая лампа индикатора настройки приемника нервно подрагивала зеленым цветом. Сквозь вой и скрежет из деревянного корпуса радиолы «Беларусь-59» пробился человеческий голос. «Говорит радиостанция “Голос Израиля”. Шалом. Нас можно принимать в диапазонах…» Вой немедленно усилился, и разобрать можно было только отдельные слова: «Иерусалим», «тяжелые бои», «упорное сопротивление», «Совет Безопасности», «прекращение огня». Включились новые модуляции, будто к микрофону поднесли гигантского шмеля, и голос совсем пропал. Папа, крутивший ручку настройки, нажал на панели белую клавишу. Зеленый огонек погас.
– Невозможно, — раздраженно вздохнул он и повернулся к сидящему рядом на трехколесном велосипеде сыну. — Совершенно невозможно ничего разобрать, Димкин… Глушат, просто звери.
Дима развернул самолет и продолжил выполнение разведывательной миссии. Крашенные темно-бордовой краской половицы поскрипывали под колесами истребителя, совершающего секретный рейд в глубоком тылу противника. Крылатая машина приблизилась к высокой горе, засекла зенитные батареи врага на склоне холма и, сделав «мертвую петлю», приготовилась к атаке. Красные пластмассовые кубики были извлечены из секретных бомболюков, истребитель с устрашающим воплем вошел в пике, и на врагов посыпались бомбы. Одна, отскочив от вазы с цветами, ударилась о висящую на стене фотографию военного со шпалой в петлице и орденом Красного Знамени на груди.
– Димкин, — раздалось из рации. — Мой ручки, моя радость. Будем обедать.
«Слышу вас хорошо», — хотел ответить пилот, но молчал, соблюдая режим тишины.
– Димкин, ты слышишь меня? — не отставала «земля».
Самолет влетел в грозовой фронт, видимость упала до нуля, молнии сверкали справа и слева, оглушительно гремел гром, потоки дождя заливали лобовое стекло. Неожиданно среди диванных подушек покрытый желтыми пятнами камуфляжа обнаружился враг. Самолет незаметно подлетел вплотную к неприятелю и застал его врасплох. Противник, отчаянно сопротивляясь, взвился и громко замяукал, вызывая помощь.
– Оставь кота в покое! — раздалось из кухни. — Иди мой руки, сколько раз нужно повторять?
Враг трусливо бежал на книжный шкаф и, сверкая глазами, свесил вниз черный неприятельский хвост. Истребитель сделал несколько виражей, но на этой высоте противник оказался недосягаем. Пилот приготовился сажать самолет, но случилось непредвиденное. Двигатель задымился, машина начала быстро терять высоту, земля неумолимо приближалась, и командир принял единственно верное решение — катапультироваться.
– Димочка! — снова подала голос «земля». — Всё остывает, будет невкусно!
Послышался хлопок раскрывающегося парашюта, стропы натянулись, летчик, покачиваясь на ветру, опустился на землю.
– Сколько раз маме нужно повторять? — раздался недовольный папин голос. — Мы тебя ждем.
– Иду сейчас, — ответил пилот, отстегивая парашют.
– Не сейчас, а сейчас же!
На столе стояла дымящаяся тарелка.
– Горячее, — предупредила Диму мама. — Маленькими глоточками, а то обожжешься.
– Он уже взрослый, сам всё понимает, — улыбнулся папа. И, пока мама отвернулась к плите, развел руками. Она женщина, означал этот жест, а женщинам свойственна излишняя суета.
– Так что, — спросила мама, ставя суп перед папой, — ничего не слышно?
– Египетский десант с иорданской территории атаковал транспорт в районе Нахшона, — ответил папа.
– Это где?
– Между Тель-Авивом и Иерусалимом. Взяли в плен их командира, — сказал папа. — Глушилки врубились на полную, и я выключил приемник.
Мама села рядом.
– Лора, ты чего не ешь? — спросил он.
– Уже напробовалась…
– Вечером сделаю еще попытку. В девять часов начнется новая передача. Может, получится что-нибудь услышать.
– Вечером еще больше глушат, — возразила мама.
Дима отодвинул тарелку.
– Это что за новости? — удивилась мама. — Это же куриный суп!
Он замотал головой:
– Нет, не хочу!
– Куриный, — мама сделала большие глаза. — Настоящий, не из бройлера!
– Нет, не буду! Ни за что!
– Пять ложек, — предложила мама тоном, не допускающим возражений. — И кашу.
Спорить было бесполезно.
– За папу! — начался отсчет. Следующая ложка была «за маму». Он проглотил содержимое и с ужасом увидел, как ко рту приближается третья ложка.
– За дедушку Моисея! — мама кивнула на портрет военного.
Порция за бабушку Розу прошла с трудом, и Дима плотно сжал губы.
– Мы же договорились, что пять! — не отступала мама.
Он зажмурился, а когда снова открыл глаза, ложка всё еще находилась на уровне рта.
– Пять, — мама заглянула ему в лицо.
– Подожди, Лора, — вмешался папа. Дима с надеждой посмотрел на отца. — За маму было?
Мама и Дима кивнули.
– За дедушку и бабушку было? — и, не дожидаясь ответа, снова спросил: — А за нашу победу?
– Действительно, — согласилась мама. — Надо обязательно за нашу победу! Иначе никакой победы не будет!
Ложка в руках мамы подрагивала, и супа осталось в ней чуть больше половины. Он смотрел на нее, не отрываясь.
Где-то далеко в раскаленном добела небе еще проносились самолетные звенья, еще существовали очаги сопротивления и где-то стреляли, а санитары, сгибаясь под тяжестью тел, выносили раненых. Но танки уже стояли у Суэцкого канала, и парашютисты бежали по мощенным светлым камнем узким улочкам Старого города к Стене. Было ясно, что цели достигнуты и война окончена.
Дима медленно разжал губы и открыл рот.
Евгений ЛИПКОВИЧ
http://www.jewish.ru
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
