Еврейский Мир

Этнограф, основатель и президент Русско-Американского фонда, член советов директоров ведущих еврейских организаций Нью-Йорка

Мечтания

Я родилась в Одессе. Всю юность провела в романтических археологических раскопках и мечтала заниматься этим всю жизнь. Но после окончания Ленинградского университета поступила на службу в Государственный музей этнографии народов СССР. И стала этнографом.

В нашем музее, где я проработала вплоть до отъезда в Америку, была крупнейшая в России и, пожалуй, одна из самых крупных в мире коллекция, посвященная культуре евреев России и Восточной Европы. В начале ХХ века идею еврейского музея еще вынашивал русский царь, желавший опровергнуть молву, что царская семья не чужда антисемитским настроениям. Так было положено начало коллекции, которая стала частью музея этнографии. Однако в советские годы, помимо сотрудников музея, мало кто знал об этих сокровищах. Разумеется, музей славился отнюдь не только еврейской коллекцией.

 Двойная жизнь

В Ленинграде жизнь моя была прекрасной и комфортной. В паспорте я значилась украинкой — по национальности отца, которого не знала. Так что препятствия «пятого пункта» на меня не распространялись. Зато распространялись преимущества: у меня было много еврейских друзей. Кульминация такой двойной жизни наступила тогда, когда близкие друзья стали уезжать. Пришло осознание, что мы живем в клетке, выхода из которой нет. Этому способствовало несколько событий.

Первое. Одна из моих близких приятельниц, известный искусствовед-италовед, сотрудник Эрмитажа, получила приглашение на выставку в Италию. А на второй день после прилета в Италию она скончалась. Для нас, музейщиков, это было потрясением — наглядной констатацией того, что мы никогда не вырвемся на волю.

Второе. В 1977 году, когда в Ленинграде проходил конгресс музейных работников, дома у меня раздался звонок, и женщина, явно иностранка, на прекрасном русском попросила к телефону моего мужа. Она оказалась его кузиной из Америки, которая попросила провести ее в Эрмитаж, закрытый на дни конгресса. Тут-то мне и пришлось выверять все свои дружбы, решать, кому я могу доверить свою «связь с иностранкой».

Третье. Вскоре один мой родственник, с которым я была очень дружна, попросил спасти Борю Левитаса, нашего общего родственника. О Боре я знала из передач «Голоса Америки» как об активисте, который был в одной машине со Щаранским, когда за тем уже велась слежка.

Мой муж, крупный профсоюзный работник, был вне подозрений, я тоже занимала высокий пост и была на хорошем счету. Так что наша квартира могла служить надежным убежищем для диссидента. И мы стали конспираторами, оказались в центре еврейского подполья, и вечерами на нашей маленькой кухне Боря промывал нам мозги. Однако через полгода — по всем законам конспирации — явку следовало сменить. И Борю приютила семья Корнея Чуковского.

Четвертое. За границу с выставкой меня не пустили, якобы «я не доросла». Именно так я раньше отшутилась, когда сослуживица поинтересовалась, почему я не вступаю в партию.

В общем, устала я от всего этого.

Год ушел на то, чтобы уговорить на отъезд мужа.

А в Вене мы с мужем не понравились ХИАСу. Как назло, с нами в самолете летели Ивановы-Петровы-Сидоровы, и тут еще мы, Ковалевы, предстаем пред очами сотрудницы ХИАСа, которая не могла скрыть своего недовольства. Я начала судорожно декламировать Менделе Мойхер-Сфорима, а потом запела на идиш песню, которую пели бабушкины сестры. В конечном итоге дама, перед которой я устроила выступление, позвонила главе ХИАСа и спросила: «Что мне делать? Он похож на еврея, но по документам нееврей, она — типичная “шикса”, но все знает про еврейство».

Так была одержана наша первая победа в битве за «звание» еврея.

И с тех пор с этим «званием» я не расстаюсь. Состою в совете директоров многих еврейских организаций, стала первой русской в совете самой главной еврейской газеты Америки The Jewish Week. Отношу себя к первому поколению русского отделения UJA. Участвовала в основании и вошла в совет директоров COJECO, заседаю в советах Shore Front Y, RAJE и Brownstone…

 Наш фонд

Но моя работа и моя жизнь — это Российско-Американский фонд, которым мы занимаемся вместе с моей единственной дочерью.

Наш фонд, во-первых, делает все, чтобы на карте Америки была заметна русскоязычная еврейская община, и, во-вторых, старается поддерживать диалог между Америкой и «территорией, которая нас воспитала». И я имею в виду и Советский Союз, и Израиль. В ежегодном фестивале, который проводит фонд, непременно присутствуют элементы, связанные как с культурой России, так и с Израилем.

На нашем счету также выставка, в основе которой лежит давно забытая история о том, как Америка послала в подарок Биробиджану коллекцию работ коммунистически настроенных еврейских художников. Биробиджану в ту пору было не до искусства, тем более не до американского искусства. Тем не менее эти работы не пропали, а были переправлены тогда же в Ленинград, в Музей этнографии.

Эта история отразилась в названии нашей выставки — The Time of a Great Dream: American Artists’ Gift to the Jewish Autonomous Region of the USSR.

 На Конгресс

Вся работа нашего фонда способствует тому, чтобы мы помнили о своих корнях, ощущали свою принадлежность крепкой, успешной общине, имеющей единый голос. Это особенно актуально сегодня, когда мы приняли участие в выборах делегатов на Всемирный Сионистский Конгресс.

Наш голос поистине особенный. Мы, иммигранты, — люди, прожившие несколько жизней, наш кругозор намного шире, наша интуиция намного тоньше, наше видение мира, как мне кажется, более адекватное, чем у людей, которым досталась лишь одна жизнь. Многие процессы, которые мир проживает сегодня, мы прожили, когда были частью коммунистического сообщества, когда сражались за свое национальное самосознание внутри абсолютно унифицированного общества.

Мы — первое поколение свободных евреев, и наше стремление сохранить свои корни, держаться вместе, не ассимилироваться проявляется сегодня сильнее, чем у среднего американского еврея. Мы лояльнее и патриотичнее по отношению к Израилю. Примеров тому множество. Время от времени ситуация в Израиле накаляется, и туризм там угасает, но русскоязычных туристов не останавливает ничто. Ими движет необходимость видеться с родными, поддерживать их в трудную минуту, а также внутренняя потребность поддерживать Израиль. Не исключаю, что ко всему этому примешивается чувство вины за то, что мы не там. Чувство вины, которое сметает все преграды и атрофирует страх.

Для нас Израиль имеет совершенно другое значение. Поэтому наши голоса, голоса людей, испытывающих к Израилю безусловную любовь, должны быть особенно ценны для сионистского движения. Они должны звучать на Всемирном Сионистском Конгрессе.

Беседовала Наоми ЗУБКОВА

Оцените пост

(ещё не оценено)

Загрузка...

Поделиться