Еврейский Мир

Глава еврейского центра в Бруклине, педагог, капеллан

До 14 лет я счастливо рос в светской семье в Одессе, учился в самой престижной школе города. А потом неожиданно для себя самого стал соблюдающим евреем. Получилось это совершенно случайно. Отец, зайдя в синагогу за справкой, увидел объявление о занятиях для еврейских подростков и предложил мне туда пойти. Я почему-то согласился. Пришел в первый раз в воскресенье, а уже в пятницу уговорил родителей пойти со мной на встречу субботы. Мои родители всегда были очень открытыми людьми и через пару месяцев решили сделать хупу. В 1990 году это было большим событием для города-героя Одессы. В 15 лет я работал вожатым в первом еврейском лагере в Одессе. А потом сбежал в Киев — учиться в полуподпольной иешиве. Иешива та состояла из двух учеников, включая меня и парня чуть постарше — из Америки, который играл роль учителя. Там же я без ведома родителей сделал обрезание.

Но летом 1991 года случился путч, и родители потребовали моего возвращения домой. Я согласился при условии, что они откошеруют кухню. Кухню откошеровали, а в январе 1992 года мы уплыли на корабле из Одессы в Израиль.

Школу я оканчивал уже в Иерусалиме — Yeshiva High School, где был единственным русскоязычным учеником в классе. Было непросто: занятия начинались в 7 утра и заканчивались в 8 вечера. В 12-м классе за два месяца я сдал 27 экзаменов — и получил аттестат зрелости. Потом учился в двух иешивах, получил смиху раввина, преподавал, в том числе в Одессе, где сделал предложение своей будущей жене. Мы поженились в 1996 году. Мне было 20 лет, Наташе — 18.

Служил в израильской армии в разведке Центрального округа — заведовал компьютерной лабораторией. Предлагали сверхсрочную службу, но я предпочел гражданку — большую международную компьютерную компанию, где разрабатывали то самое оборудование, с которым я работал в армии. Параллельно окончил Jerusalem College of Technology. И поехал с женой и нашим первенцем в отпуск — навестить родителей жены, живших в Америке. Тут я не смог отказать раввину Арье Кацину, который сначала попросил меня рассказать учащимся Синай-Академи про Израиль и про армию, а потом и вовсе предложил поработать в этой школе: быть раввином, преподавать еврейские предметы и компьютер. Жене моей, получившей тогда мастерскую степень по истории искусства, тоже предложили работу. И мы остались в Америке.

Я преподавал, получил степень по финансам в Туро-Колледже, собирался остаться программистом. Но… Несколько знакомых попросили меня заниматься с ними дома — учить вместе Тору. На занятиях бывала и прихожанка соседней синагоги — еврейского центра, который к тому времени почти закрылся. Она познакомила меня с тамошним раввином. Вскоре наш «кружок» разросся, и занятия переместились в помещение синагоги. А когда через пару месяцев пришел праздник Песах и желающих прийти к нам домой на седер было больше, чем могла вместить квартира, я робко предложил устроить первый в этих краях общинный седер. Наутро та же прихожанка постучалась ко мне домой с просьбой помочь ей выгрузить из машины три ящика вина, которые она купила на седер.

Надо мной все смеялись, говорили, что «русские» на седеры не ходят. Но мы не стали отступать. Сами откошеровали кухню, сами купили и приготовили еду, и на первый седер пришли человек 40, на второй — человек 30. Тогда для нас это был грандиозный успех. Пришли осенние праздники. Мы развесили в нашем районе приглашения на русском языке, и на Рош Хашана к нам пришли 300 человек, не меньше. Столько же было у нас на Йом Кипур, а потом и на Суккот. И когда оказалось, что в суку приходится заходить по очереди — все не вмещаются, мы с женой на семейном совете поставили вопрос: мы строим общину или прекращаем эти упражнения. Постановили строить общину. Так закончилась моя карьера программиста.

Первую встречу субботы мы провели на Хануку в тот же год. И с тех пор, вот уже 11 лет, каждую пятницу 70–80 человек приходят к нам в синагогу на молитву. Это очень разные люди: кто-то в длинном лапсердаке, шляпе, с пейсами, кто-то с лаптопом прибегает прямо с работы… После молитвы мы садимся за праздничный стол. Как и в первый раз, накрываем его сами. Только теперь у нас больше помощников: кто-то готовит, кто-то накрывает на стол, кто-то привозит продукты, кто-то помогает финансово.

Община полностью на самоокупаемости — никаких дотаций или грантов не получаем, от воли и капризов богатых дядюшек не зависим.

Я — лидер этой общины, а значит, должен быть выразителем ее чаяний. Чем и объясняется мое стремление на Всемирный Сионистский Конгресс.

Ведь мы, евреи, — уникальный народ: Израиль определяет наше самосознание, где бы мы ни жили и как бы к Израилю ни относились. Помимо нашей воли — Израиль стоит на высоком пьедестале нашей еврейской самоидентификации. И русскоязычные евреи — не исключение: Израиль занимает очень важное место в нашем сердце, и мы стремимся способствовать благополучию, развитию еврейского государства. А Всемирный Сионистский Конгресс — та организация, которая может нам эту возможность предоставить. Существенно и еще одно соображение. В силу нашего воспитания в Советском Союзе мы, русскоязычные евреи, нередко стараемся оставаться аполитичными, дистанцироваться от общественных структур. Однако Всемирный Сионистский Конгресс — это не партия и не политическая организация, а форум представителей всего нашего народа. И на этом форуме мы обязаны занимать подобающее место.

Беседовала Наоми ЗУБКОВА

Оцените пост

(голосовало: 1, средняя оценка: 3,00 из 5)

Загрузка...

Поделиться