Окончание.
Начало в № 1183
По курортным путевкам советские люди отдыхали и лечились в карловарском санатории «Империал». Поэтому хозяева разместили нас в отеле «Есениа»: чтобы родные, нашенские курортники не мешали нам созидать. Один из бойких московских поэтов сочинил надрывное стихотворение о том, что в Чехословакии, вдали от Москвы и рязанского села Константинова, где родился великий Есенин, очень любят Сергея Александровича и даже назвали его именем гостиницу. «Есениа»… На самом же деле ее так назвали в память об известном чешском враче.
А рядом расположился правительственный санаторий «Бристоль», где вместе с семьей укреплял свое здоровье Алексей Николаевич Косыгин — в те годы советский вице-премьер, первый заместитель Хрущева.
Каждый день мы по три раза встречались с Косыгиным, путешествовали к минеральным источникам и обратно, по пути обменивались фразами. Именно фразами, потому что складный разговор с Алексеем Николаевичем как-то не клеился.
Ранее я слышал, что Косыгин резко отличается от остальных членов президиума ЦК КПСС: умом, необъятными экономическими знаниями и скромностью. Скромность действительно имела место. И мне сразу вспомнилось едкое наблюдение Гете: «Скромные люди чаще всего, я заметил, имеют полное основание быть скромными».
Но что-то все равно отличало Алексея Николаевича от простых смертных — даже скромничал он начальственно, быть может, помимо воли давая понять: да, я держусь с вами «на равных» — такова моя демократическая особенность. Таким образом, абсолютного равенства не получалось. Самые банальнейшие банальности он не говорил, а произносил, окрашивая любую тривиальность многозначительностью. Честное слово, не могу припомнить ни одного его умственного откровения или хотя бы любопытного сообщения. Он не смотрел в глаза собеседнику, а только себе под ноги, словно боялся споткнуться. Он также был начисто лишен чувства юмора. Мне думается, он вообще не умел улыбаться. Для Михалкова, который тогда остроумием фонтанировал (и в этом смысле тоже у Никиты и Андрея — отцовские гены), создавалась сложная обстановка.
Облегчал положение характер жены первого вице-премьера, а в грядущем многолетнего председателя Совета Министров СССР. В младые годы она, вероятно, «притянулась» к Алексею Николаевичу согласно закону о притяжении разноименных зарядов: была хохотушкой, а, внимая анекдотам, начинала смеяться сразу, с первых слов рассказчика, иногда заглушая концовку, в которой и был главный смак.
Дочь Людмила виделась в этой семье как бы центристкой: не такая мрачная, как отец, но и не такая смешливая, как мама. Позже она возглавляла Государственную библиотеку иностранной литературы, где проявила себя интеллектуалкой. В Карловых Варах она это свое качество утаивала.
– Посмотрите, Алексей Николаевич, какая у чехов разнообразная обувь! От этого кажется, что и походка у каждого иная, своя… — делился своими впечатлениями непосредственный Михалков. — Чехам достались все обувные фабрики Бати, которым уже сотня лет! И вот результат.
– А вы, Сергей Владимирович, только импортную обувь признаете? Отечественной пренебрегаете? Я вот пользуюсь нашей, — ответствовал менее непосредственный вице-премьер. — И почему же только фабрики капиталиста Бати? Здесь и новые обувные предприятия появились. Я был министром легкой промышленности… Так что поверьте.
– А молодые чешки очень хорошенькие! — не унимался по-детски восторженный Михалков.
– Вы, я слышал, давно женаты, Сергей Владимирович? Да и возраст у нас с вами…
Вот такую Алексей Николаевич выдавал преснятину по каждому поводу. И правда, нечего вспомнить!
– Ну, тогда я расскажу анекдот, — хватался за спасательный круг Михалков.
– А это по части моей жены…
И он делал вид, что отключает свой слух: в самом понятии «анекдот» ему чудилось нечто предосудительное.
Пишу — и вспоминаю анекдот более позднего периода: «Начинаем радиопередачу “Спрашивай — отвечаем!” Василий Петров из Саратова спрашивает: “Кто, интересно, придумывает анекдоты, особенно политические?” Этот вопрос интересует также Юрия Андропова из Москвы».
Лет через десять я познакомился в писательском Доме творчества «Малеевка» с харьковским профессором Либерманом (к сожалению, не помню его имени-отчества). Он был тогда весьма популярен, поскольку выдвинул проект смелых и необычных экономических реформ. Термин «либерманизация производства» стал завсегдатаем на страницах газет, на устах ученых и «производственников».
– Как дела с вашими предложениями? — естественно, поинтересовался я.
– Похоронили, — ответил профессор.
– Как? Совсем? Кто?!
– Почти наглухо… А кто? Сам Алексей Николаевич Косыгин.
– Он?!
– Пригласил меня, похвалил проект… Потом говорит: «Мы используем половину ваших предложений». Я отвечаю: «Тогда уж лучше ничего не используйте! Разве можно разделить пополам человеческий организм и вообразить, что одна половина без другой будет нормально функционировать?» — «Вы стоите на личной точке зрения, а мы — на государственной…» Потом пожалел меня и добавил: «Когда-нибудь мы и остальное воплотим!» — «До этого я не доживу: стар уже». И полагаю, не доживет никто!
Конечно же либерманизация провалилась. И в том была отнюдь не вина умнейшего харьковского профессора! А вина режима, который, мне казалось, оценивал и подбирал руководителей по странному принципу: если не дурак, то уже мудрец. Подобным мудрецом и слыл Алексей Николаевич. Впрочем, был он на посту главы советского правительства — если сравнивать с другими «главами» — далеко (совсем далеко!) не худшим…
Анатолий АЛЕКСИН
Оцените пост
(голосовало: 1, средняя оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...
