Цветы магнолии не вянут…

Эта молодая женщина родилась в Харбине (1920), жила в Шанхае и Гонконге, а ныне — в австралийском Сиднее. Ей всего ничего — 94 года. Бойкая, озорная, умеющая и любящая. Это самое главное — подшучивать над собой. Вот как она описала свою поездку в Париж (давно, когда про «Исламские государства» ещё не ведали): «Как-то я очень заболела. И после операции просто не могла больше здесь жить — от жалости всех моих здешних друзей. И тогда я уехала в Париж» («Мы лечились Парижем» — строка из её стихотворения). «И что же Вам больше всего запомнилось из этого “лекарства”?» — «Мой муж, несущий длинный хлебный батон» (Смеётся.).

image001

Чтобы жизнь её текла медом по ковровой дорожке — так нет. Хотя, конечно, «судьба Онегина хранила». Они догадались в 35-м не возвращаться в СССР — когда продали Монголии свою долю в КВЖД, железной дороге, и эшелонами вывозили «на родину» работников. В основном «под нож». Так в 38-м сгинул в Иркутске отец её будущего мужа, Ефима, член СДРП с 1906 года. Страшные пытки, потом расстрельная пуля. В кошмарную «культурную революцию» пострадали очень многие её друзья, а они с мужем как раз вовремя оказались в Гонконге. И даже её отца с матерью, хоть уж куда как «пережитки старого», не тронули: «Мой отец преподавал в университете в Шанхае. И был там даже во время “культурной революции”. Так вот, китайцы настолько уважали стариков, особенно европейских стариков, что он уцелел». И так много раз — она и её родные буквально пролетали над пропастью по касательной.
Журналист:
– Вас Б-г хранил.
Нора:
– Вы знаете, мой папа был атеистом. А мне почему-то очень хотелось поверить в Б-га. Я даже в детстве сама придумала себе молитву…
Зачем я это рассказываю, а не про её успехи на поприще английской и русской литературы? Просто Нора Крук своим творчеством и своей судьбой доказывает нам: в мире нет места словам «уже поздно», «моё время прошло» и т. п. Возраст — функция души.
Шлите нам стихи на e-mail: ayudasin@gmail.com.

Нора Крук

СЕМЕЙНОЕ СЧАСТЬЕ

Однообразен распорядок дня,
хотя порой случаются… нюансы:
усталость, раздражение и трансы,
когда суровый глаз сверлит меня.

Обычно благосклонен этот взгляд:
на телефоне я не заболталась,
и отзвонила всем, кому он рад,
и написала письма по заказу
(он одобряет мой рассказ и стиль),
и не перечила ему ни разу…

…в доме — штиль.

***

Зеркала… мы писали о них с придыханьем,
Их таинственный мир был прекрасен и молод.
Все обиды лечились волшебным касаньем,
Врачевала улыбка наш тайный голод…

О предательстве зеркала всем известно:
– Кто белей и румяней? — И та, и эта…
Опасаясь, что мненье зеркал не лестно,
Не прошу у стеклянной судьи ответа.

Но порой… Проходя близ зеркал нескромных,
В голове подбирая стишок по слуху,
Я ловлю чей-то образ… Неужто маму?
Нет, не маму, а чуждую мне старуху.

***

Джакаранда роняет листву, как перья,
Оголясь, расцветает персидским цветом.
Вопреки реальности и неверью,
Возрождаюсь женщиной и поэтом.

Этот праздник кожи и обонянья
Тянет в мир таинственный — за порог,
И сомненья старые, и прощанья
На развилке дорог.

Тяжесть лет свинцом на моих подошвах,
Шрамы тонкие светятся на запястьях,
Дни скользят, замоленные, как чётки,
Но весна колдует, и это — счастье!

***

Роза стояла, как балерина,
белая, с поцелуем кармина,
светлая, словно так — навсегда,
словно не в Лету течёт вода,
а к пикнику у живой реки.

Чуть задохнувшись благоуханьем,
роза держалась вторым дыханьем.
…Я соберу её лепестки.

***

Бывает ночь, когда мне тридцать лет…
Ну пятьдесят — да ведь не в этом дело!
А в том, что ночью закипает бред,
И молодеют и душа, и тело.
И радость расцветает, как сирень,
Считаю лепестки, смеюсь и плачу.
Я не сумела удержать тот день,
Не верила, что я его утрачу.

***

Больно. Летает коршун,
Долбит висок.
Может быть, это Морзе и близок срок?
Либо предупрежденье, толку в котором нет?
Где-то что-то мигает, и гаснет свет.
Чувство вины — со мною,
Всегда моё.
А на ветру — как парус — стираное бельё.
Словно зовёт кого-то ветра белая нота,
Чтоб в белизну зарыться
И от себя скрыться.

***

Хоть стихами поймать уходящий день,
Уходящей жизни невозвращенец.
Где-то будет цвести и дышать сирень,
День рассыплется, отщепенец.

Но сегодня мой этот день земной,
Книги, музыка, вкус и запах,
Шевеленье строчки, и голос твой,
И решение чьё-то, что бывший мой
На беззвучных уходит лапах.

***

При всей моей любви
К словам живым и мёртвым,
Непонятым словам,
Словам трусливо стёртым,
Я не сказала тех,
Что жгут сегодня грудь.

Шепчу себе: забудь.

Оцените пост

Одна звездаДве звездыТри звездыЧетыре звездыПять звёзд (ещё не оценено)
Загрузка...

Поделиться

Автор Арье Юдасин

Нью-Йорк, США
Все публикации этого автора