Миссионеры так здорово настроили своих протеже на Израиль, что при всем окружавшем блеске богатства и красоты Финляндии им не терпелось отправиться в страну молока и меда. А мед, как объяснили им покровители, является символом всего самого лучшего, что есть у Б-га для человека. И когда Б-г вывел евреев из египетского рабства, Он кормил их манной, которая имела привкус меда. И кстати, сын Б-жий обожал на завтрак мед и рыбу. И веточки розмарина, произрастающего в Израиле, покрыты живописными узкими бело-войлочными листьями, в пазухах которых собраны кисточки голубоватых и фиолетовых цветков, с большим количеством нектара, который пчелы, собирая, превращают в ароматный мед.
Дина любила мед еще со школьных лет — она проводила каждое лето с подружкой в деревне, где у подружкиного дедушки на краю гречишного поля стояла пасека с чудесным пахучим медом, а у бабушки была красивая черная с белыми отметинами корова, которая давала такое парное молоко, что когда его пьешь с толстым ломтем свежего хлеба, намазанного медом, то вкусней на свете ничего не бывает. Ты ешь и наесться не можешь, а мед с хлеба переходит на твои щеки, и они становятся теплыми и сладко липкими (о чем сказал ее первый юноша, нежно слизывая мед с ее щеки).
И вот теперь она поедет туда, где вся страна течет молоком и медом. Скорее бы…
Наконец всех шестерых с вещами и с подаренной Дине коляской посадили в самолет. Несмотря на весну, воздух был довольно холодный, и заботливые миссионеры надели на плечи Дине кожаную на меху куртку, чтобы ей и «ребеночку» не простудиться. В самолете было жарко, и Дина, сняв эту теплую куртку, поудобней, насколько позволял живот, устроилась в кресле и с мыслями об Израиле крепко уснула.
…После многодневных сильных дождей наступила жара, зной. Горячая тишина стояла над Иудейской долиной к югу от Иерусалима, между Сохо и Азикой, и если бы не десятки тысяч людей, расположенных двумя лагерями на холмах с двух сторон этой низменности, можно бы было радоваться окружавшей красоте и пьянящим медовым запахам розмарина.
Вдруг какой-то трехметровый гигант в тяжелом чешуйчатом панцире из меди, в медных наколенниках, с медным шлемом на голове и медным щитом в левой руке, с копьем на правом плече и с большим мечом у пояса спустился в низину и зычно прокричал:
– Мы вас всех до единого изрубим, задушим, порешим не сегодня завтра! Убьем — слово чести! А вы, зачем вы вышли воевать? Не филистимлянин ли я, а вы не рабы ли Сауловы? Выберите себе человека, и пусть сойдет ко мне; если он может сразиться со мною и убьет меня, то мы будем вашими рабами, если же я одолею его и убью, то вы будете нашими рабами и будете служить нам. Дайте мне человека, и мы сразимся вдвоем, гнусные вы трусы, шелупонь иудейская!
– Гы-гы-гы, — раздалось с холмов. — Дай им, Голиаф! Убей!
Уже сороковой день Голиаф говорил одно и то же, поливая грязью израильтян и их Б-га, потому что обе армии, стоявшие друг напротив друга готовые к схватке, друг друга боялись.
Пчелы, собиравшие пыльцу и нектар с цветов, нервничали: люди вот уже скоро два месяца не дают им работать, вытаптывают и вырубают цветы, ветки, кусты… А ведь каждой пчеле нужно много нектара и пыльцы собрать, много вылетов делать каждый день, чтобы в улье приготовить самую малую толику меда: за три дня — один грамм.
Вдруг с другой стороны холмов спустился мальчишка-пастушок, лет тринадцати-четырнадцати, босой, с большой дубиной в левой руке, с пращой в правой и с пастушьей сумкой на боку, в которую он положил пять речных голышей.
Отложив дубину и пращу в сторону, на землю, он, сложив руки трубкой, крикнул: «Ты вот выходишь на меня, вооруженный мечом, копьем и панцирем, а моим единственным оружием является Господь Б-г, который нашими руками уничтожит и тебя самого, и все ваше войско. Я еще сегодня отрублю тебе голову и брошу твой труп на съедение псам, и тогда все узнают, что Предвечный — наш оплот и наша сила и что всякая мощь и всякое оружие ничтожны, если нет поддержки со стороны Господа».
Б-же, как хорошо все видно и слышно с высоты пчелиного полета. «Ну куда ты, дитя, безоружный против такого страшного великана. Разорвет он тебя на куски как пить дать. Убегай! Какой ты, однако, красавчик! И смелый… И сильный — вон мышцы какие! А как ты намедни ловко того волка, что тащил овцу из твоего стада, из пращи голышом да по черепу… Овечку из пасти вытащил… А того, ненасытного, трубастое воронье расклевало до косточек, а солнышко и след высушило — я сама видела», — думала желтая пчелка, наблюдая с высоты за опасным противостоянием.
Она, эта пчелка, заметно выделялась среди подружек: была крупнее других, с сильными ножками, изящным тельцем, красивым станом и одеянием редких оттенков — от серого до изумительно-блестящего золотого.
– Да-вид, Да-вид! — скандировали осипшие глотки на холмах, противоположных филистимлянским.
Великан медленно, под тяжестью меди, пошел вперед, а юноша спокойно достал из сумки один довольно увесистый голыш и вложил его в поднятую с земли пращу.
– Убегай, убегай, — умоляла пчелка. Но юноша не слышал.
– Он же идет на тебя, не мешкай! Ну чего ты стоишь? Ну?!
Великан начал поднимать со своего плеча копье.
– Ну что же ты, красавчик, еще мгновенье — и будет поздно! Такой красивый и такой глупый — опасности не видишь… Нет, я не могу… этого допустить нельзя!.. — и пчелка, взметнувшись, в мгновение ока была возле великана, готовая к решительной атаке, но… в это мгновение прямо перед ней, едва не зацепив ее, пролетел камень и, пробив лоб великана, погрузился в череп. Великан с минуту стоял, а потом с металлическим грохотом свалился замертво.
Юноша спокойно подошел к нему и ногой перевернул на спину. Затем, за неимением своего, вытащил у великана меч из его ножен и отделил его голову от туловища.
– Кровь, кровь, ужас, страх, боюсь крови, умираю, помоги-те-е!.. — закричала вне себя пчелка и упала под ноги ликовавших иудеев…
– …Есть ли врач среди пассажиров? Повторяю: есть ли врач среди пассажиров? Если есть, пусть подойдет к седьмому ряду, — говорила в микрофон стюардесса. — И еще: если есть гинеколог — тоже.
Дина открыла глаза и увидела склоненных над ней с разных сторон людей.
– Она открыла глаза, — оповестил кто-то. — Вы нас слышите, женщина, вы слышите нас?
– Да, — тихо ответила Дина, — а что?
– Вы так сильно кричали, и вас невозможно было разбудить… Сейчас врач подойдет, я вижу, он пробирается, — сказал кто-то над Дининой головой.
– Пожалуйста, все — по местам, врачу нужно работать, — стюардесса подошла к Дине. — Вот простыня, сейчас сделаем ширму…
Леонид РИВКИН
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
