Окончание. Начало в № 1172
…Их выгрузили с подвод там же, где их предшественников. И когда все пошли к озеру, старший полицейский Тимбергс с хитрой улыбкой сказал Шолому Бэру:
– Пусть они идут, старик, а мне с тобой посоветоваться надо, — и слез с лошади.
– Идите, — сказал Шолом своей жене на идиш, — я вас догоню, тут вот господин начальник посоветоваться со мной хочет. Шма Исраэль, Ад-ной Элогейну, Ад-ной эход, — проговорил он тихо. — Сореле, говори «Шма», золотая моя.
Жена спокойно, не выдавая волнения, подошла к нему, погладила по щеке и поцеловала в губы, чего обычно не делают на людях верующие замужние еврейки.
– Не волнуйся, Бэрэлэ, значит, так надо, значит, Всевышний так хочет, — и, повернувшись, не оглядываясь, пошла догонять своих детей.
– Ну, — сказал уже без улыбки Тимбергс, — я вижу, что ты всё понимаешь, борода. Я тоже понимаю твой язык, вырос с вами, наслушался… Вытяни-ка руки вперёд, да не вздумай корячиться!
Шолом Бэр послушно протянул две руки вместе и сказал:
– Вяжи, такая уж должность у тебя, но все в этом мире временно и ты — тоже. Я знаю тебя с детства. И когда закончится отпущенное тебе время, Тимбергс, ты пожалеешь, но тогда уже помочь тебе никто не сможет. А сейчас ещё не поздно, еще можно: останови своих людей, не дай себе и им гореть в адском пламени, останови их… Дети же малые, невинные… Ну если уж очень надо — меня убей, я ведь раввин, я отвечаю…
Удар страшной силы, не дав договорить, свалил его. Шолом Бэр встал окровавленный, выплевывая зубы:
– Бандит, будь ты проклят, вилдэ хае — зверь ты лютый!
Выстрелы заглушили его последние слова. Шолом Бэр увидел, как люди падали, скошенные пулями. И тут новый удар бросил его на землю.
– Ты у меня, плешивый ebrejs (жид), просто так не уйдешь на тот свет, — сказал, приходя в ярость, Тимбергс, запах крови возбуждал его звериный инстинкт. — Я на тебя всю жизнь зуб точил! Видишь, что я сделал с твоим племенем? Под корень! Ты последний… Специально! Смотри и мучайся. Ты же у них главный, ты же со своим Б-гом по душам беседуешь, dёls kuce — сучий сын. Ну, попробуй спасти их или попроси того, кому молишься, спасти тебя, — он ухватил Шолома Бэра за нос и так сильно сжал и закрутил, что кровь брызнула в стороны. — Спасёт он тебя, а, жаба ты плешивая? Я тебя спрашиваю: спасёт?! Нет, не спасёт! Это я тебе даю жизнь, я не сейчас убью тебя, я дам тебе пожить, потому что я хочу — видишь, я хочу, чтобы ты помучился. Ну, иди, ползи, смотри на своих детенышей… И радуйся за них… Я к ним добрый был, и они подохли не твоей смертью. А ну, вставай, я тебя брить сейчас буду, чтоб ты по-людски выглядел, ebrejs purns (жидовская морда), — и он с силой ударил его сапогом.
Подбежали два добровольца и поставили Шолома Бэра на ноги. Тимбергс, раскрыв свой охотничий нож и зажав в левой руке седую бороду, с размаху отрезал её вместе с куском подбородка. Шолом Бэр, чуть ойкнув, упал.
Длинной верёвкой Тимбергс привязал его, истекающего кровью, полуживого, к седлу своей кобылы и сказал, хлопнув её по спине:
– Домой!
Кобыла тронулась, волоча за собой по лесной дороге Шолома Бэра, оставляя в пыли кровавый след.
Так они и въехали в Силене: впереди кобыла с величественно сидящим на ней Тимбергсом, позади — умирающий, с клочками одежды на окровавленном теле, волочившийся по дороге раввин Шолом Бэр Зубович. Добровольцы, попивая на подводах свою вонючую кандзу, замыкали эту чудовищную процессию и хохотали, бросая в несчастного палки, желуди, дикие яблоки и грибы — всё, что находили вдоль лесной дороги.
– Все! С жидами покончено, — остановив процессию в центре местечка, недалеко от бывшей синагоги, громко, как на большом митинге, прокричал Тимбергс. — И вы, друзья мои, патриоты, теперь можете, как я и обещал, владеть их имуществом. Вы на него имеете полное право — оно ваше, и воры наказаны. От души спасибо вам, вы помогли очистить наш городок от этой нечисти. И вот последний жид сейчас уйдет отсюда вместе со всем жидовским духом. Затащите его в их молельню и сожгите.
Подойдя к лежавшему на спине Шолому Бэру, он перерезал верёвку и, сощурив глаза, спросил:
– Ну, где же твой спаситель? Молчишь? А я знаю — он вон там, — Тимбергс показал рукой на небо. — А я, — он указал пальцем на себя, — тут, на земле. Я — хозяин! И я отправляю тебя туда, куда я хочу, — и он пнул ногой неподвижное тело старика. Вдруг Шолом Бэр приоткрыл один глаз и хотел плюнуть в палача, но не было сил…
…Они сожгли большую синагогу, а через несколько дней и малую, когда обнаружили спрятавшегося там под полом еврейского ребенка.
Леонид РИВКИН
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
