Чем Израиль Быкову не угодил

plvor
 
И площaдь дaют хорошую –
Живи и не помирaй.
А я не хочу жилплощaди!
Ты родину мне отдaй!
А. Жигулин
 
Отрекись глупцам вопреки,
Кто из умных тебя осудит?
Отрекись, Галилей, отрекись,
Мне от этого легче будет.
А. Городницкий

 

Началось все с невинного замечания Юлии Латыниной, что новопровозглашенная “Новороссия” есть не что иное как местный вариант Палестины: такой же бандитский анклав, живет на дотации и соседям покою не дает. Утверждение очевидное на грани банальности, как говорится: когда собака человека укусит — это не сенсация, для сенсации надо, чтоб человек собаку укусил. Именно это и обеспечил Дмитрий Быков, объявив, что не Палестина она, “Новороссия”, а вовсе Израиль.

Получилось очень удачно. Во-первых, сенсация, которой не заметить просто невозможно, ибо все евреи загалдели, а во-вторых, представился случай оттоптаться на этом гадком Израиле, который, в отличие от Палестины или даже Донецка, покоя не дает не кому-нибудь, а вот именно лично господину Быкову, да не какими-то там словами или делами, но самим фактом своего существования.

Если вслушаться в возмущенный галдеж оскорбленной еврейской общественности, то, кроме эпитетов, наиболее часто раздаются два предположения:

 Этот хамелеон уже опять приспосабливается, на сей раз — к очередной волне антисемитизма в России.

Этот недоеврей страдает застарелой самоненавистью.

То и другое вполне может быть правдой, но все-таки, по-моему, не это главное.

Первопричина острой неприязни господина Быкова к государству Израиль с еврейским вопросом прямо не связана, а связана она с очень большой любовью к свободе.

Все согласны, что человек — животное общественное, но далеко не все делают из этого простой вывод: человеку нужно сообщество. Без него он, говоря словами Стругацких: “…будет, значить, несчастлив и даже, может, помрет”, примерно как если его “не кормить, не поить и не лечить”.

Необходимые для этого блага не падают с неба: хлеб надо растить, воду — качать (а в Израиле так даже и опреснять), за лечение зарплату платить доктору или хотя бы шаману. Точно также сообщество создается и поддерживается усилиями его членов. Если все религии мира не устают твердить о любви к ближнему, причиной тому не наивная вера, что ближний должен (или может!) вызывать во мне сугубо положительные эмоции, а наблюдаемый факт: не будем вместе трудиться на благо и процветание родной общины — ну так она и сдохнет, обеспечив нас обоих кучей эмоций отрицательных.

В исходном моменте свобода — это возможность выбора: пахать, стругать или в опере петь, поддерживать отношения в сообществе, где родился и вырос, или найти другое, где тебе больше нравится. Но в любом случае выбор связан с усилиями, с принятием на себя определенных обязательств.

Чтобы овладеть новой профессией, надо старательно учиться, чтобы сменить пол — здоровьем пожертвовать, кушая ложками гормоны, а чтобы вписаться в другой народ, надо, сверх овладения культурой и языком, еще и заручиться его согласием тебя принять, что далеко не всегда гарантировано. Многие сообщества к перебежчикам относятся с подозрением, понимая так, что кто в строительство своего родного вкладываться не захотел, от чужого и подавно сбежит при первой же трудности — кому он нужен, такой ближний? Можно, правда, и совсем новое, собственное сообщество основать, но это будет, во всяком случае, не легче.

Право выбора автоматически влечет за собой обязанность платить за свой выбор. Так было раньше. Но ныне в разделяемом господином Быковым мировоззрении современного Запада столь же естественным правом человека является и право на невыбор.

Можно выбрать профессию токаря, можно — пекаря, можно жизнь прожить скромным офисным планктоном. Но можно ведь и ничему толком не выучиться, а так до пятидесяти и кантоваться вечным подростком на пособии, коротая дни на демонстрациях протеста — все равно, против чего.

Можно создать семью и растить детей, можно старательно поддерживать отношения с родственниками, можно просто быть верным другом. Но можно ведь и наслаждаться легкими интрижками без всяких обязательств, изображая трагическую фигуру, у которой “не сложилась жизнь”.

Можно быть патриотом по принципу: “Где родился — там и сгодился”, можно вложить много сил и совершить рывок на новом месте, преодолев барьеры и сделавшись своим. Но можно ведь даже там, где родился, жить “гражданином мира”, с восторгом и умилением отказываясь служить в армии и объясняясь в любви мультикультурализму, или, наоборот, из Африки приплыть на Лампедузу, куда тебя не приглашали, и с облегчением сесть на пособия, которых не заработал.

При этом по умолчанию предполагается, что кто— то другой обеспечит тебя приличным пособием, пенсией по старости и защитой от нашествия иноплеменных. Тебе, значит, кто-то должен, а ты не должен никому. Даешь права без обязанностей! Умельцы проехать на дармовщинку, конечно, были всегда, но далеко не всегда пользовались уважением у широкой публики. Так вот, в обществе постмодерна тунеядство почитается добродетелью.

А “постмодерн” — это, чтоб вы знали, мировоззрение, идеально воплощенное в известном мультике “Пластилиновая ворона”. Она, то есть, — ворона, а может быть — корова, а может — бегемот… В пластилиновом мире нет разницы между дворником, страусом и русалкой, между Донецком и Иерусалимом, между Холокостом и строгим выговором без занесения, между басней Крылова и инструкцией по технике безопасности. В этом мире всякого смысла лишен вопрос: “А как оно на самом деле?”, — потому что никакого “самого дела” в нем нет и быть не может. Все один пластилин.

Не знаю, может такой мир был бы вправду для кого-то уютнее нашего реального мира, но жить нам пока что приходится в суровой действительности, где вопрос насчет “на самом деле” воленс-неволенс приходится задавать, поскольку это иной раз — вопрос жизни и смерти.

Будучи человеком здравомыслящим, Быков понимает, конечно, что реальность какие-то обязательства накладывает всегда, но воспринимает их прагматически: прогибаться, когда выбора нет, и отбрасывать при первом удобном случае. Возможно, он еще понял бы человека, который прилагает усилия, делая ракеты и покоряя Енисей, можно даже, несколько поднапрягшись, смоделировать ситуацию, при которой он бы и сам поучаствовать согласился, но принципиально не приемлет он обязательства как моральную категорию, как внутренний императив. Ибо мораль есть атрибут сообщества (например, народа), а для постмодернистского индивидуалиста западного образца это слово попросту неприличное.

Он, то есть, постмодернист, никогда не задумывается над тем, что столь ценимая им свобода выбора/невыбора не с неба свалилась, а создана предками, группой народов в долгой истории их далеко не всегда мирного сожития, что как только народы эти утратили уважение к своим ценностям и готовность их защищать, в том числе и с оружием в руках, так и само существование их со всеми достижениями оказалось под угрозой. Они этого не вмещают никак и веруют твердо, что насилие порождает только насилие, все младенцы рождаются демократами и вообще творог выколупывается из вареников.

Любой человек, готовый бороться за любое общее дело, за жизнь свою и своих детей, подозрителен им, а господину Быкову, сверх того, если человек тот — еврей, так прямо и ненавистен, ибо самим существованием своим напоминает о претензиях, которые кто-то где-то как-то как бы сможет ему предъявить.

Не будем сейчас углубляться в политическую историю Ближнего Востока, выяснять, улучшило ли там ситуацию создание Израиля, или наоборот (на самом деле — не то, и не другое), отметим лишь, что внутреннюю ситуацию господина Быкова существование Израиля ухудшило вне всякого сомнения, ибо в его парадигме патриотизму оправдания нет. Все эти, которые бегают и стреляют, делают это только по неуживчивости характера, не важно, кто там на кого напал и чего стрельбой желает добиться, а всех опаснее — тот, кто уверен, что сражается за правое дело. Откуда ты, в самом деле, знаешь, что оно правое? Какая еще ворона, когда может быть — собака? Правильные люди заняты только и исключительно умножением собственных удобств — а какие могут быть удобства в окопе?

Тем более, когда успех предприятия далеко не гарантирован (не гарантирован он и до наших дней!), а без затрат не обойдешься. За все придется платить: за трудности объективные и субъективные, за все глупости и ошибки, и драться тоже придется, и стрелять, убивать и быть убитым… В общем, на свой манер проходить весь путь, пройденный некогда предками нынешних европейцев и американцев, благодаря которым имеют теперь потомки свою удобную и комфортную жизнь.

Так стоит ли на необустроенном Ближнем Востоке надрываться, когда нынче во всех конституциях записаны права человека независимо от расы, национальности и вероисповедания? Есть, значит, шанс проехаться на дармовщинку: то право, которое эти антисемиты веками в борьбе обретали, нам, оказывается, в диаспоре положено сразу и за так… А раз положено — можно сидеть и не рыпаться.

И чего, спрашивается, не хватало этому Жаботинскому? Что — обнаружил, что талант не дотягивает и главным литератором России ему не стать? Ну, так и что? Быков-то ведь и сам того… не очень чтобы Достоевский, а ничего — устроился: и сыт, и пьян, и нос в табаке. И у Жаботинского получилось бы ничуть не хуже, тот еще несколькими языками владел, со всеми европейскими столицами — на “ты”, за ручку, от кошмара Гражданской Бог уберег…

При родном-то русском языке, причастности к великой культуре… Ну да, ну антисемитская, ну так и что с того? Вишь, нежности какие! Не такие таланты утирались и продолжали вдохновенно творить! Есть ситуации, когда гордость надобно — под каблук… вообще-то говоря, у евреев это ситуация перманентная и выбора нет… Но ведь этой небольшой неприятностью можно и перенебречь, с учетом, что в параллель вполне досягаемы ананасы в шампанском.

И вот, когда уже совсем было себя убедил, что все в порядке, вдруг, как чертик из табакерки, выскакивает этот бестактный Жаботинский и давай, как на базаре, орать:

«Дурень ты дурень, не ананасы тебе будут, а “Циклон Б”! Как это выбора нет? Есть выбор, я его сделал!»…

Да уж, видали мы твой выбор: со всякими однорукими якшаться, строем ходить, польских евреев агитировать… И кто они тебе, эти деревенские сапожники да ешиботники отсталые?

Да чем ты лучше того же Бородая или даже распоследнего головореза палестинского? Тот, по крайней мере, романтик: судьба-индейка, жизнь-копейка, а ты, мерзавец, личным примером утверждаешь, что можно и нужно брать на себя ответственность, что сообщество надо строить, а Родину защищать, что никто никому, по большому счету, не обязан, а уж еврею-то от антисемитов ждать милости и вовсе смешно. Возмущение господина Быкова понять вполне возможно.

Куда сложнее понять его единомышленников, в этом самом неправильном Израиле обитающих (ключевые слова: “Гаарец“, “Рамат-Авив“). Не жизнь у них, а сплошные судорожные попытки оправдания: перед сильно цивилизованным Западом и слабо цивилизованным Востоком, перед теорией и практикой, перед предками, потомками и самими собой. Но как тут оправдаешься, если сам факт твоего существования с убеждениями твоими несовместим, а любая самозащита — преступление против человечества?

Нет, вы как хотите — я лично предпочитаю Быкова. По крайней мере, честно.

Автор —KASSANDRA_1984

 

Оцените пост

Одна звездаДве звездыТри звездыЧетыре звездыПять звёзд (голосовало: 8, средняя оценка: 4,50 из 5)
Загрузка...

Поделиться

Автор Блог новостей из Иерусалима

Израиль
Все публикации этого автора

1 комментарий к “Чем Израиль Быкову не угодил

  1. Ну хочется господину Быкову и рыбку съесть, и на … ёлку влезть, и на коньках прокатиться.. А ради красного словца не пожалеет ни мать, ни отца…
    Очевидно та часть еврейской крови, которая, к сожалению, в нём есть тяготит его и он вспоминает об этом только, когда это выгодно. А в остальное время хочется ему, вероятно, быть русее любого русского…
    Симпатии это не вызывает. Презрение — да, отвращение — да…
    Господь ему судья….

Обсуждение закрыто.