На сей раз российский День космонавтики отмечался в период резкого сокращения сотрудничества между НАСА и Роскосмосом, вызванного возмущением американской стороны аннексией Крыма.
Ваш корреспондент присутствовал при одной из первых вех этого сотрудничества — совместном полете «Союза» и «Аполлона», состоявшемся в июле 1975 года, когда меня отправили в командировку в космический центр США в Хьюстоне и на космодром им. Кеннеди во Флориде. В те дни в ее изумрудные воды не вступил на моих глазах ни один человек, поскольку незадолго до этого на экраны вышел фильм «Челюсти» об акуле-людоеде.
Совместный полет был детищем завязавшейся с окончанием Вьетнамской войны разрядки между сверхдержавами — так называлась тогда перезагрузка. Главным результатом стыковки «Союза» и «Аполлона» явились одноименные сигареты.
Четыре года спустя СССР оккупировал Афганистан, американцы бойкотировали в ответ московскую летнюю Олимпиаду, а Советы в ответ игнорировали лос-анджелесскую.
Хотя Рейган скажет вещие слова «доверяй, но проверяй!» лишь несколько лет спустя, американская телекомпания Эй-би-си решила действовать по этому принципу уже в 1975 году и наняла на время полета «Аполлона» и «Союза» своего собственного русского переводчика.
Переводчиков, казалось бы, хватало и так. На проекте работали отличные синхронисты, переводившие переговоры между землей и космическими кораблями. Но даже в этот звездный час советско-американского сотрудничества Эй-би-си не до конца им доверяла и не исключала, что если на «Союзе», не дай Б-г, случится какое-то несчастье, то советские переводчики немедленно замолчат или начнут переводить неправильно.
Вот тогда-то Эй-би-си и выпустит своего переводчика и, пока ее конкуренты будут хлопать ушами, узнает через него всю правду. Этим орудием конкурентной борьбы должен был служить ваш покорный слуга, которому положили щедрую сумму в 75 долларов в день плюс расходы. По нынешним временам, когда переводчик в федеральном суде получает в день в районе 400 долларов, это смешные деньги, но тогда я был очень счастлив… До тех пор, пока мне не сказали, что надо было просить 100 долларов. Но хорошая мысля приходит опосля.
Так я впервые попал во Флориду, которая оказалась Крымом, только с автострадами и пальмами и без вареной кукурузы на пляжах. На космодроме валялись в траве цилиндрические ломти исполинских ракет, на которых американцы в ту пору повадились посещать Луну.
Каждый ломоть был размером с Мавзолей. Вдали одиноко торчал наш «Аполлон», издалека похожий на большой карандаш.
Освещать запуск приехали все три главные тогдашние телекомпании США. Каждая поставила на космодроме по вагончику со своей телестудией. Я перебрался в Америку всего за год до этого, и, помнится, меня несколько озадачила такая непроизводительная трата ресурсов: зачем три вагончика, когда будут снимать одно и то же?
К нам в вагончик заходили давать интервью астронавты, из которых мне запомнился Джин Сернан, потому что его фамилия была похожа на серну, а мой начальник — научный редактор Эй-би-си Джулз Бергман принес с собой деревянные модели «Союза» и «Аполлона», чтобы демонстрировать зрителям.
Первая была настолько меньше второй, что Эй-би-си из дипломатических соображений решила не показывать их на экране рядом. Русским не вполне доверяли, но не видели смысла в том, чтобы колоть им глаза. Там американцы и не увидели, насколько «Союз» меньше «Аполлона».
В день запуска вокруг наших вагончиков вырос целый табор. Часть зрителей смотрели с деревянных трибун, другие забрались на крыши выгончиков и фургонов. Сверху было видно, как на окрестных шоссе и у далекой ограды космодрома собрались тысячи простых смертных, не допущенных на его территорию.
Чтобы в случае чего нас не постигла участь маршала Неделина, мы находились очень далеко от ракеты. Было странное ощущение от того, что на вершине этого карандаша сидят три крошечных человечка, которых сейчас с большой скоростью забросят в голубое небо. На самом деле карандаш сначала пополз в голубое небо с поразительно малой скоростью, так что даже хотелось подтолкнуть его вверх, чтобы он не свалился обратно.
Поразителен также был звук: ракета не ревела, а издавала мотоциклетный треск. Кто ревел, так это толпа. Рядом со мною стоял мужик в шляпе и с выпученными глазами приговаривал: «Go, baby, go!»
У меня сперло дыхание. Ощущение было невероятным — полный восторг! Карандаш улетел, а мы остались. Пока он летал по небу, все занимались делом: операторы снимали, главный ведущий Эй-би-си Питер Дженнингс интервьюировал в вагончике астронавтов, мой начальник Бергман несколько раз в день рассказывал перед камерой, как проходит полет, один я сидел, наподобие гробовщика, которого вызывают только к чужому горю.
Горя не произошло, всё благополучно состыковалось, а потом все разошлись по домам. Я так и не перевел ни слова.
Оцените пост
(голосовало: 6, средняя оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...
