Вступление: «Не разрешать себе забыть…»
А как это помнить, когда сегодня и вообразить нельзя весь ужас вычеркнутости из человечества.
— Чем отличается эта ночь от других ночей?…
— Да тем, что раньше мы были людьми среди людей. С кем-то жили лучше, с кем-то хуже. Но – как люди среди людей. Стало не так. Другим людям объяснили, что мы, евреи, не люди. Что мы враги людям, опасны людям и должны быть уничтожены. Все. Каждый, кто еврей. Мужчина или женщина, молодой или старый, злой или добрый, умный или глупый – каждый. И в разных странах люди неожиданно для многих легко и быстро это приняли.
Для одних уничтожать и грабить евреев стало прикольно и прибыльно, для других – просто работа, для третьих – как-то еще. Но что надо уничтожить, приняли все. И если бы мы, мой сын, выбрались за колючую проволоку, там бы все равно встретили они…
Ни мальчик, ни отец не знали, что было потом. Ни про памятники евреям, которые станут делать поляки, ни про Праведников мира. Не знали про близкий разгром машины «окончательного решения» и еще многого. И ужас их был беспредельным.
Мы-то знаем, что было потом. Но и не забыли, как легко и быстро народы «вдруг» снова начинают вычеркивать евреев из человечества. И ассимиляция не поможет – по ДНК найдут.
А не разрешать себе забыть – это быть готовыми.
Автор: доктор Добрускин Электрон, Израиль
****************************************************
Грустное поздравление
Мне очень важно и очень хочется, чтобы это было прочитано… Спасибо.
Все ближе еврейский праздник Песах….Он уже ощущается в воздухе: кто-то собирается в отпуск, в магазинах раскупаются моющие и чистящие, ведь предпасхальная генеральная уборка дома – головная боль каждой хозяйки перед праздником – уже настойчиво стучит в дверь! Начинают выстраиваться очереди в отделы, торгующие живой рыбой – ну какой же Песах без приготовленной по старому, еще доставшемуся от бабушки или прабабушки семейному рецепту гефильтэ фиш (фаршированной рыбы)! Предпраздничная суета источает в окружающую среду невидимые флюиды предстоящего Песаха.
Праздник Песах у евреев, он же праздник Исхода и праздник Опресноков – самый главный из всех праздников, самый важный. В этот день евреи празднуют исход из Египта под предводительством Моисея. В Египте евреи были рабами. Они вышли оттуда, чтобы стать свободными.
Праздники у евреев, впрочем, как и вся жизнь, расписаны давно утвержденными правилами. Вот и нынешний Песах будет проводиться точно так, как в пришлом году, как в позапрошлом и как сто лет назад: традиции не меняются.
Каждый еврейский ребенок, даже если он вырос в нерелигиозной семье, с детства с знаком с тем, что будет происходить в этот день: сначала мама накроет праздничный стол, достав самую красивую скатерть и самую лучшую посуду, придут в гости родственники и, возможно, соседи и друзья, будет шумно и весело…
Все сядут вокруг стола и начнется таинство, которое повторяется из года в год и, несмотря на то, что все знают наперед каждое слово и каждое действие, а роли заранее распределены, этот праздничный спектакль будет очень интересным и на этот раз…
Будет прочитана Агада – непременный атрибут церемонии, будут выпиты ровно четыре бокала вина – в нужное по древнему сценарию время, будут съедены (в строгой очередности и согласно правилам) разные предписанные к съедению продукты, потому что каждое действие в этом волшебстве что-то символизирует.
Будет спрятан афикоман, который дети будут старательно искать, чтобы получить за находку заслуженный подарок.
И так же, как много лет назад, будет звучать песня : «Ма ништана?»… Это – главная песня всей пасхальной церемонии. В ней спрашивается (обычно вопросы задает младший из детей, выучив их заранее): чем отличается нынешняя ночь от всех предыдущих? И остальные присутствующие на празднике отвечают на вопросы песней…
И так много-много лет, в разных странах, куда бы ни забросила евреев судьба…
Но по мере приближения этого замечательного праздника я грущу с каждым днем все больше и больше. Потому что уже почти год, как в моей душе поселился другой Песах. Зловещий, свершившийся уже много лет назад, неотвратимый и ужасный. Произошедший до моего рождения, и, тем не менее, щемящий острой болью в моем сердце. Внимательный читатель уже заметил. что слово «неотвратимый» не подходит сюда, потому что так можно сказать о будущем событии, а не о прошедшем. Но я не хочу искать другое слово, потому что именно эта неотвратимость того, что потом произошло, заставляет меня ужаснуться. Я как бы существую и до него, этого страшного Песаха, и после него одновременно…
Оказывается, и так бывает.
В мае прошлого года я ездила в Польшу по местам Катастрофы европейского еврейства. Мы были в Освенциме и Майданеке, в лагере Плашов и в различных гетто, все население которых было уничтожено в фашистских лагерях смерти.
Но самое сильное потрясение я испытала на маленькой площади Умшлагплац (Umschlagplatz) в Варшаве, на которой стоит скромный обелиск. Именно там я получила самый большой шок в той поездке.
Это – небольшая площадь рядом с Варшавским гетто. С этой площади евреев Варшавского гетто увозили в лагерь смерти. Почти 300 тысяч. По 6-7 тысяч в день…
Мы пришли туда, к этому мраморному обелиску, и зажгли свечи…А потом…Потом зазвучал рассказ нашего замечательного гида Яки Ганца. И из крошечных динамиков, принесенных им с собой и подключенных к его мобильнику, полился пронзительный голос маленького мальчика, задающего своему отцу вопросы, которые по традиции дети должны задавать взрослым в Пасхальную ночь: «Ма ништана алайла азэ миколь алэйлот??»
Песня, посвященная последнему Песах в Варшавском гетто.
Этот мальчик – узник. Он празднует праздник Свободы, находясь за колючей проволокой, куда его посадили ни за что… Больше того: через короткое время этот мальчик, как и его папа, скрепя сердце отвечающий на вопросы своего маленького сына, будет погружен в товарный вагон., чтобы закончить свою такую короткую жизнь в лагере смерти «Треблинка».
Я была так потрясена этой песней, что, несмотря на то, что на плече у меня висел мой верный фотоаппарат, наверное, впервые в жизни просто физически не могла фотографировать… Именно там ко мне пришло понимание всего ужаса того, что происходило с моим народом. Эта безысходность…
Я стояла в стенах этого обелиска, вокруг горели зажженные нами свечи, редкие прохожие останавливались рядом с нами, пытаясь понять, что здесь происходит, а из динамика плыл в окружающее пространство, разрывая мое сердце, тонкий мальчишеский голосок…
— Скажи мне, дорогой папа, останется ли к следующему Песаху хоть один папа-еврей и хоть один мальчик-еврей, которые будет задавать ему вопросы в праздник Песах?
Слезы текли по моему лицу…
Я, не стесняясь прохожих, оплакивала всех одновременно: всех, кто погиб, не дожив, не долюбив…
Всех, кто сгинул и всех, кто должен был родиться, став их счастливыми детьми, но не родился…
Всех, кто осиротел, потеряв детей или родителей, если сам не был поглощен этой кровожадной химерой…
Всех своих родных, с которыми я уже никогда не познакомлюсь, потому что те, кто по Божьему замыслу должны были стать мне дядями и тетями, еще в 1942 году детьми остались лежать во рву на околице маленького украинского городка…
Там, на маленькой площади в Варшаве. год назад я впервые узнала… Да нет, «узнала» – неправильное слово. ОСОЗНАЛА – так вернее… Я осознала, как страшно было тем людям понимать эту неотвратимость. Я, уже немолодая женщина, за плечами которой немало пережитого, много лет назад знающая ответ на вопрос того ребенка из гетто, с замиранием сердца ждала, что ответит в пасхальной песне, льющейся из крошечных динамиков, этот несчастный отец на невыносимо трудный вопрос…
Что он ответит, зная, что его дитя и он сам наверняка сгинут в этой жадно оскаленной пасти фашизма, пожирающей евреев за то, что они – евреи?… Зная, что его сын, маленький мальчик, который ничего плохого не сделал этому страшному миру, будет убит только потому, что кто-то решил, что еврейские мальчики не должны жить на этой земле? Как вообще можно объяснить такое ребенку?
* * *
Я не слишком отчетливо помню рассказ экскурсовода в тот день: слишком много чувств и эмоций я испытала . Но…
Вот эта песня, этот мальчишеский голосок щемит во мне вот уже год… Послушайте ее. Даже если вы не понимаете слов, вы почувствуете кожей, как было страшно этому мальчику. И как разрывалось сердце его отца, когда он отвечал на вопросы сына.
Не щадите себя, боясь подвергнуть свою душу переживанию. Поверьте, все эти «Ах, это не для меня, я не могу это видеть-слышать-читать» не стоят ничего. То, что испытали ТАМ люди, достойно нашей памяти. Если отмахнемся мы, если мы не расскажем об этом свом детям и внукам, мы, поколение, чьи отцы и матери или бабушки и дедушки пережили эту чудовищную войну, то кто в будущем откроет свое сердце, чтобы понять уроки нашей истории? И самое страшное, что этот ужас может когда-нибудь повториться. Если разрешить себе это ЗАБЫТЬ.
Включите эту запись:
Прошу прощения у всех, кто прочитал, за то, что я пишу об этом ужасе накануне такого светлого праздника. Простите мне тот сумбур, который я выплеснула здесь: уже год я думаю о том, как правильно написать об этом, но мои мысли, увы, не складываются в красивый, стройный рассказ. Но, стоя там, в Варшаве, на этой площади, я поклялась себе, что я это сделаю. Я должна была рассказать о том, что я поняла и что почувствовала в тот день: 1 мая 2013 года. На площади, откуда люди уезжали на смерть.
Я хочу пожелать всем всего самого светлого, самого радостного и самого доброго! Пусть наши дети и внуки, родители и любимые будут счастливы и здоровы! Внутренней вам свободы и уверенности в завтрашнем дне! И чтобы никогда – НИКОГДА! – ни одному отцу на свете не пришлось бы отвечать на такие страшные вопросы…
Автор — Потапчук Людмила, инженер, Израиль