Благодарность друзьям. Порванный парус

Помню, каким шоком стала для меня и всех знакомых неожиданная смерть Высоцкого. «Парус, порвали парус!» Казалось, с ним пело само время. Куда позже моя старшая доченька, рождённая два с половиной года после его ухода, просила (и в России, и в Израиле): «Папа, поставь хриплый голос!» Снова осмелюсь на собственный стих, даже песню, посвящённую Высоцкому, — лучше мне прозой не сказать.

Трибун (В. Высоцкому)
Двадцатый век трибунами
богат —
как, впрочем, сплетнями
и лагерями.
День геноцидов, знаний, и утрат,
и песни, льющейся по-над морями

людского горя. В песне этой:
«SOS!» —
«Спасите наши души человечьи!»
О чудо! Море, словно разошлось —
и проступила вечность.

Трибун людского права
быть живым —
то Б-г Живой послал
тебя в Россию,
чтобы не выел мозги
трупный дым,
пока мы ждём
изгнанника-Мессию.

О да, ты пел о волке и кресте,
своей судьбы символики не зная…
…Журчал родник —
в прозрачной немоте,
которую мы носим от Синая.

Придётся уточнить: Владимир Семёнович Высоцкий евреем не был. В моём стихе перебор «еврейскости»: «волк и крест» — его настоящая, аутентичная символика. По материнской линии у Владимира в роду — все русские, по отцовской — евреи. То есть попадись он нацистам, его, «мишлинга первой категории», отправили бы в общую топку. Но — он прекрасно знал, что — не только по советской «пятой графе», но и по Закону Торы он — русский. И это знание правдиво, нынче статьи о Высоцком озаглавливают в духе: «Горячее сердце русского менталитета». Это был — великий русский поэт, блестящий артист и (главное звание) народный трибун. В одном из писем он прямо писал: «По паспорту и в душе русский».
Как поэта я, в своей личной «табели о рангах», ставлю его в первый ряд — наравне с Мандельштамом, Блоком, Ахматовой. Великолепная актёрская игра, как бы разговорное и сближающее со слушателем исполнение, «простонародность» — маскировали отточенную форму. Да и «хриплый голос», простенькая гитарная мелодия — не наводили на мысль о поэзии высшего масштаба. Мне самому это открылось, когда, после смерти артиста, пошли по рукам «самиздатовские» сборники.
Несомненно, кровная с еврейством связь настраивала, принуждала думать о себе. А человеку, несшему на плечах тяжесть времени — как и положено гению — отвернуться от антисемитизма, от недавно созданного Израиля и Шестидневной войны, а тем более от начавшегося еврейского исхода из Союза — ни малейшей возможности не оставалось. Да и своё «полуеврейство» поэт принимал, никогда от него не «открещивался». Есть свидетельство друга, что Высоцкий знал идиш. По крайней мере, много идишских словечек и идиом. И — «Жили в Риме евреи Высоцкие, // Неизвестные в высших кругах…»
Но всё-таки это обертон, неглавная нота. В целом самовосприятие Владимира Семёновича — есть самовосприятие россиянина. Единственный его стих, содержащий некоторую критику Израиля и туда отправляющихся недавних соотечественников, звучит:

Наш киль скользит по Дону ли,
по Шпрее,
По Темзе ли, по Сене режет киль?
Куда, куда вы, милые евреи,
Неужто к Иордану в Израиль?

Оставя суету вы
и верный ваш кусок,
И — о! — комиссионных
ваших кралей,
Стремитесь в тесноту вы,
в мизерный уголок,
В раздутый до величия Израиль!

Меняете вы русские просторы,
Лихую безнадежность
наших миль
На голдомеирские уговоры,
На этот нееврейский Израиль?!
1972

Обратите внимания: «наших миль»! И — «этот Израиль». К тому же «нееврейский». С чем, кстати, можно особо и не спорить: Высоцкий видел, что жизнь нового государства идёт несинхронно с традиционным пониманием «еврейства». Хотя в 72-м до создания «новой нации — израильтяне» (в отличие от пещерно-первобытно-общинных «галутных евреев») дело ещё не дошло. Но всё-таки даже в укоре — «милые евреи»!
Еврейская тема в творчестве Высоцкого многообразна. А своё знаменитое «Евреи, евреи, кругом одни евреи» (насмешку одновременно над антисемитами, которым везде мерещатся «Ельцинды», «Горбачёверы» и «Мао-Цзэдунеры», и над «мойшами», склонными находить еврейские корни у кого ни попадя) — он исполнял по-разному, по настроению и под аудиторию, периодически сдабривая бесконечный текст «сочным русским языком».

Посмотри на вратарей —
А что ни маска, то еврей…
Евреи, евреи, кругом одни евреи…
А вот гроссмейстер Петросян —
Отец армян и мать армян.
А остальные — евреи, евреи,
кругом одни евреи…
А генерал Пиндыхуэй
Так тот у прынципе еврей…
Евреи, евреи, кругом одни евреи…
Пастернак и сельдерей,
Что ни овощ — то еврей…
Евреи, евреи, кругом одни евреи…
Спутник мчится по орбите
С перигея в апогей.
В нём кронштейн летит
прибитый —
Первый в космосе еврей…
Ура — евреи, евреи,
кругом одни евреи…
А в зоопарке у зверей
Слон — чуваш,
а вот лев — еврей…

Самая же известная песня на еврейскую тему — «Монолог антисемита» — стала народной. Помнится, мне, «салаге», в Непобедимой Краснознамённой антики-«фазаны» напевали: «Если в кране нет воды, воду выпили жиды!», а я безуспешно пытался втолковать им, что песня эта — не против меня, а против них, юдофобов…
Остриё иронии и сатиры Высоцкого — самого мощного общественного оружия — направлено было против трёх форм юдофобства: государственного, бытового и погромного антисемитизма. Сущности еврейского народа, еврейского пути в вечности и истории он не касался. Чем-то его героизм — встать против заражённой снизу доверху, выстроившей целую систему антиеврейских «фильтров» системы — сродни героизму наших спасителей времён Второй мировой — Шиндлера, Сугихары, Валленберга… Конечно, ситуация была не столь критической, и непосредственный риск для жизни меньше — но я не исключаю, что всенародно разлетевшиеся песни Высоцкого стали одним из моментов, уберегших страну Израиля от неприкрытой советской агрессии и советских евреев — от ещё более жестоких преследований. Читали, наверное, историю субмарины с ядерным оружием на борту, многократно всплывавшей в 68-м в Средиземном море на «перископную глубину» в ожидании приказа?.. Тем, кто знает, что лишь Пражская весна отвела от еврейской страны удар — возможное после очередного разгрома советской клиентуры с краснознамёнными «советниками» во главе (1973) «справедливое возмездие» не покажется слишком невероятным.
Но — песни Высоцкого так чётко пригвоздили к столбу позора государственный антисемитизм, погромную идеологию коммунистических геронтократов — что представить прямую агрессию просто «борьбой за восстановление справедливости» и «обузданием израильской экспансии» стало много сложнее. Возможно, я преувеличиваю — но не слишком. Посмотрите, как в частушечной, пародийной форме выведен служебно-казённый антисемитизм Союза тех лет: еврей настолько ограничен в правах «пятой графой», что не в состоянии доказать даже собственное еврейство.

Мишка Шифман,
или Не состоялось
Мишка Шифман башковит,
У него предвиденье.
«Что мы видим, — говорит, —
Кроме телевиденья?!

Смотришь конкурс в Сопоте
И глотаешь пыль,
А кого ни попадя
Пускают в Израиль».

Мишка также сообщил
По дороге в Мнёвники:
«Голду Меир я словил
В радиоприемнике…»

И такое рассказал,
До того красиво!
Я чуть было не попал
В лапы Тель-Авива.

Я сперва-то был не пьян,
Возразил два раза я,
Говорю: «Моше Даян —
Стерва одноглазая,

Агрессивный, бестия,
Чистый фараон!
Ну а где агрессия,
Там мне не резон!»

Мишка тут же впал в экстаз
После литры выпитой —
Говорит: «Они же нас
Выгнали с Египета.

Оскорбления простить
Не могу такого,
Я позор желаю смыть
С Рождества Христова!»

Мишка взял меня за грудь:
«Мне нужна компания!
Мы с тобой не как-нибудь,
Здравствуй — до свидания!

Побредём, паломники,
Чувства подавив!
Хрена ли нам Мнёвники,
Едем в Тель-Авив!»

Я сказал: «Я вот он весь,
Ты же меня спас в порту.
Но одна загвоздка есть:
Русский я по паспорту!

Только русские в родне,
Прадед мой — самарин,
Если кто и влез ко мне,
Так и тот — татарин».

Мишку Шифмана не трожь,
С Мишкой — прочь сомнения:
У него евреи сплошь
В каждом поколении!

Дед параличом разбит —
Бывший «врач-вредитель»…
А у меня — антисемит
На антисемите.

Мишка — врач. Он вдруг затих.
В Израиле — бездна их!
Гинекологов одних —
Как собак нерезаных.

Нет зубным врачам пути —
Слишком много просятся,
Где ж на всех зубов найти?
Значит — безработица.

Мишка мой кричит: «К чертям!
Виза или ванная!
Едем, Коля! Море там
Израилеванное!..»

Видя Мишкину тоску
(А он в тоске опасный),
Я еще хлебнул кваску
И сказал: «Согласный!»

…Хвост огромный в кабинет
Из людей, пожалуй, ста.
Мишке там сказали «нет»,
Ну а мне — «пожалуйста».

Он кричал: «Ошибка тут!
Это я — еврей!»
А ему: «Не шибко тут,
Выйдь, вон, из дверей!»

Мишку мучает вопрос:
Кто тут враг таинственный?
А ответ ужасно прост,
И ответ — единственный:

Я в порядке —
тьфу-тьфу-тьфу! —
Мишка пьёт проклятую,
Говорит, что за графу
Не пустили — пятую.
1972

Это — наотмашь. Посмотрите на дату — год до чуть не ставшей «решительной победой всех прогрессивных сил над сионистским образованием» Войны Судного дня. А «Монолог антисемита» создан в 1964-м, за 3 года до чуда Шестидневной войны. Тремя годами прежде (1961) заговор молчания о Холокосте нарушен Евтушенко и Шостаковичем, но… «Нарушителей конвенции» оплёвывают и замалчивают, юдофоб Хрущёв на троне. «Оттепель» решительно прикрывается: побузили — и хватит. В том же году выходит документальная повесть Томина и Синельникова «Возвращение нежелательно» — об одном из самых страшных нацистских концлагерей — Собиборе, где погибли 250 тысяч наших сородичей. Слово «еврей» на страницах «документальной» книги не встретилось ни разу! 18 февраля 1964 года начался суд над Иосифом Бродским, ставший не только погромом интеллигенции, но и антисемитской вакханалией. Некоторой, пусть и слегка ослабленной, калькой с «дела Дрейфуса». Так что «Монолог» Высоцкого — сродни «Я обвиняю!» Золя.

Монолог антисемита
Зачем мне считаться шпаной
и бандитом —
Не лучше ль податься
мне в антисемиты:
На их стороне хоть
и нету законов —
Поддержка и энтузиазм
миллионов.

Решил я — и, значит,
кому-то быть битым,
Но надо ж узнать,
кто такие семиты,
А вдруг это очень
приличные люди,
А вдруг из-за них
мне чего-нибудь будет?

Но друг и учитель — алкаш
в бакалее —
Сказал, что семиты —
простые евреи.
Да это ж такое везение,
братцы, —
Теперь я спокоен —
чего мне бояться!

Я долго крепился,
ведь благоговейно
Всегда относился
к Альберту Эйнштейну.
Народ мне простит,
но спрошу я невольно:
Куда отнести
мне Абрама Линкольна?

Средь них — пострадавший
от Сталина Каплер,
Средь них — уважаемый мной
Чарли Чаплин,
Мой друг Рабинович,
и жертвы фашизма,
И даже основоположник
марксизма.

Но тот же алкаш
мне сказал после дельца,
Что пьют они кровь
христианских младенцев;
И как-то в пивной
мне ребята сказали,
Что очень давно
они бога распяли!

Им кровушки надо —
они по запарке
Замучили, гады, слона в зоопарке!
Украли, я знаю, они у народа
Весь хлеб урожая минувшего года!

По Курской, Казанской
железной дороге
Построили дачи — живут
там как боги…
На все я готов —
на разбой и насилье,
И бью я жидов —
и спасаю Россию!
1964

Переводя с «политкорректного» на общеупотребительный — «шпаной», «алкашами» и «бандитами» названы не только открыто заявившие себя с момента травли «космополитов» (конца 40-х — начала 50-х) «народные антисемиты», но всё советское руководство и его верные исполнители на местах! Причём удар рассчитан настолько метко, что признать себя в портрете никто не осмелился. Однако — это стало серьёзной причиной, чтобы:
…Организации, инстанции
и лица
Мне объявили явную войну
За то, что я нарушил тишину,
За то, что я хриплю
на всю страну…
Эта «война», не смолкавшая до его преждевременной смерти, травля молчанием, несомненно, ускорила день, в который «порвался парус». Когда «всего пяток добавил Б-г… добавил к жизни плотской». Гений слова и гражданственности заплатил за свои подвиги. Но нам ли знать, скольких он заочно спас, скольким прибавил годы жизни? Спасибо тебе, Трибун!
Подготовил Арье ЮДАСИН