Только что откликом на кровавые события на киевском Майдане появилось, в дальней Оклахоме писанное, стихотворение перенёсшего тяжёлую операцию Евгения Евтушенко. Там есть строчки:
Что за ненависть, что за ярость
и с одной, и с другой стороны!
Разве мало вам Бабьего Яра
и вам надо друг с другом войны?
Ты ещё расцветёшь, Украина,
расцелуешь земли своей ком.
Как родных,
ты обнимешь раввина
с православным священником.
Израильский поэт и журналист Фредди Зорин (Бен-Натан) дважды беседовал с Евгением Александровичем на радиостанции «Коль Исраэль» («Голос Израиля»). Один из вопросов, заданных гостю, был: «Вы по-прежнему убеждены, что “Поэт в России — больше, чем поэт”?» Ответ литератора и гражданина: «Да, и значение этого только усилилось… такова уж специфика России, что в ней политика и поэзия неотделимы… Да я и рад был бы с платформы этой сойти, — подчеркнул Евтушенко, — ибо поэт не рожден для того, чтобы писать на политические темы, но пока политика служит средством и орудием разобщения людей (хотя могла бы сыграть объединяющую роль), пока является она источником человеческих страданий, поэт не может оставаться от неё в стороне, и поэзия становится средством защиты — от тирании, от хаоса, от последствий просчетов, совершаемых политиками. А последствия эти страшны: проливается кровь, падает цена жизни».
Видимо, и вправду есть люди, у которых декларации, чувства и поступки не расходятся. Это — настоящие люди.
И только таким людям Творец позволяет становиться друзьями и защитниками нашего народа. Чтобы промолчать, чтобы ругнуть или укорить евреев, нынче много не требуется. Сказать, а порой и прокричать слово в защиту обвиняемого народа, возвысить голос в защиту совести человечества — нужно многое. Нужно быть человеком. У нас с Меиром Левиным есть песня, посвящённая праведникам народов мира, которые спасали евреев во время Холокоста. «Ведь они — Твои ангелы! Средь подлецов и разинь // Им одним удалось Б-жий дух сохранить на планете». Слишком много сейчас пишут о врагах и об антисемитизме. Давайте поговорим о друзьях. О «Твоих ангелах».
Потому хотя бы, что сегодняшнее название еврейского народа «иудеи» (йеудим) происходит от «благодарность». Воскликнула праматерь Лея, родив четвётого сына: «Теперь возблагодарю Г-спода!» и дала ему имя Йеуда. Существует древнее пророчество, что перед приходом Машиаха «народ Израиля будет называться по имени Йеуды» (благодарящие). Наверное, к концу истории, после выпаривания всех лишних солей, остаётся только самое главное?
Когда я прорыдал стихотворение «Последний звонок», памяти погибшего 11 сентября 2001 года раввина Шими Бигалайзена, написал тогда: «Наверное, это самые сильные строки в русской поэзии, и дело не в таланте автора». Стих и песня как-то неожиданно быстро разошлись по Интернету, мне их не раз присылали знакомые — не догадываясь об авторстве. Пока ещё не встречал никого, кто бы не плакал, слушая песню. Не исключая меня самого и певца-композитора.
Но, видимо, я ошибся. Когда я писал и когда не раз пытался спеть Меир Левин — каждый из нас плакал. Плач всё-таки облегчает душу. А Евгений Евтушенко, стоя в 1961-м у оврага Бабьего Яра, глядя на подъезжающие чередом грузовики с мусором, чтобы засыпать общую могилу более чем 150 тысяч человек, слушая рассказ Анатолия Кузнецова (будущего автора романа «Бабий Яр»), — молчал. И это молчание разнеслось на весь мир. Почти мгновенно.
Сам Евтушенко рассказал в 2011 году в интервью Михаилу Бузукашвили, что его «Бабий Яр» был порождён стыдом. Стихи родились… нет, низринулись откуда-то с высот той же ночью, пока не остыл стыд за человечество.
Хочу прибавить ещё одну ниточку. Талмуд перечисляет три качества, по которым можно узнать настоящего еврея: «ватран, байшан и гомель хасадим» — отходчивый, стыдливый и милосердный. Сблизившись, всей душой соприкоснувшись с одной из моральных основ нашего народа, Женя смог искренне написать: «Мне кажется сейчас — я иудей».
Не было в истории стиха, который за неделю после публикации был бы переведён на 72 языка и напечатан на первых полосах десятков ведущих газет в самых разных странах мира. Стих разнёсся по миру, буквально оглушив многих. Евтушенко рассказывал, что к нему пришли здоровенные ребята-студенты университета и взялись его охранять, даже ночевали на лестничной площадке. А через считанные дни начал работу над своей 13-й симфонией другой российский интеллигент — с корнями в роду русскими, польскими и белорусскими: Дмитрий Шостакович. Первая часть этого творения, которое нередко называют величайшей симфонией ХХ века, полностью посвящена «Бабьему Яру».
Почти одновременно с началом работы Шостаковича кошмарной нотой гнева промчался Куреневский потоп. 10 лет кирпичные заводы сливали пульпу в Бабий Яр, поверх могил. И 13 марта 1961-го дамбу прорвало, 10-метровая грязевая волна смела район, погибло не меньше полутора тысяч человек. В народе говорили: «Бабий Яр отомстил». Преступные властители не услышали и замолчали эту трагедию. А гений — услышал.
А вот воспоминания Евтушенко о первом концерте, где был прочитан «Бабий Яр». «Когда я его впервые исполнил публично, возникла минута молчания, мне эта минута показалась вечностью… А потом… Там маленькая старушка вышла из зала, прихрамывая, опираясь на палочку, прошла медленно по сцене ко мне. Она сказала, что была в Бабьем Яру, была одной из немногих (29), кому удалось выползти сквозь мертвые тела. Она поклонилась мне земным поклоном и поцеловала мне руку. Мне никогда в жизни никто руку не целовал».
Потом произошло чудо. 1961 год, у власти — не любящий евреев «свободолюбец» Хрущёв, политика государственного антисемитизма устоялась, разоблачаются многие преступления сталинского режима, но — не против этой, по определению усопшего вождя, «не-нации». Никаких памятников, никаких знаков Холокоста на территории СССР, в лучшем случае — речь о «погибших советских гражданах». Всем известно, что «евреи воевали в Ташкенте». В международной политике Союз поддерживает врагов Израиля, через несколько лет серым кардиналом Сусловым будет создано «Движение за освобождение Палестины» — из разрозненных террористических групп. Возникнет «палестинский народ»… Забыт гордо воспеваемый в довоенной стране «пролетарский интернационализм» — точнее, он остался лишь на продажу, для заграничного пользования. Семена нацизма, павшие на удобренную всего каких-то пару-тройку десятилетий назад погромами почву, всходят пышно. Маршал Жуков, не терпевший антисемитов и всегда подчёркивавший героизм евреев-воинов, — в опале; злодей Берия, за 9 лет до того единственный выступивший против сталинского плана «Окончательного решения еврейского вопроса», — застрелен. Слово «еврей» — под запретом. Даже через 2 десятилетия я не нашёл в Хатыни, в музее сожжённых белорусских деревень, ни одного упоминания о евреях!
И вдруг… Поэт со станции Зима (Иркутской области) пришёл, после всех отказов, к главному редактору «Литературки», уроженцу рабочего посёлка Ардатов Нижегородской губернии. Валерий Алексеевич Косолапов прочёл и позвонил, вызвал к себе жену, санитарку Второй мировой: «косая сажень в плечах… как рассказывали, вынесшую многих раненых с поля боя». И… на семейном совете они «решили быть уволенными», но напечатать «Бабий Яр»!
Бабий Яр
Над Бабьим Яром
памятников нет.
Крутой обрыв,
как грубое надгробье.
Мне страшно.
Мне сегодня столько лет,
как самому еврейскому народу.
Мне кажется сейчас —
я иудей.
Вот я бреду по древнему Египту.
А вот я, на кресте распятый,
гибну,
и до сих пор на мне —
следы гвоздей.
Мне кажется, что Дрейфус —
это я.
Мещанство —
мой доносчик и судья.
Я за решеткой.
Я попал в кольцо.
Затравленный,
оплеванный,
оболганный.
И дамочки с брюссельскими
оборками,
визжа, зонтами тычут
мне в лицо.
Мне кажется —
я мальчик в Белостоке.
Кровь льется, растекаясь
по полам.
Бесчинствуют вожди
трактирной стойки
и пахнут водкой
с луком пополам.
Я, сапогом отброшенный,
бессилен.
Напрасно я погромщиков молю.
Под гогот:
«Бей жидов, спасай Россию!» —
насилует лабазник мать мою.
О, русский мой народ! —
Я знаю — ты
По сущности интернационален.
Но часто те, чьи руки нечисты,
твоим чистейшим именем
бряцали.
Я знаю доброту твоей земли.
Как подло,
что, и жилочкой не дрогнув,
антисемиты пышно нарекли
себя «Союзом русского народа»!
Мне кажется —
я — это Анна Франк,
прозрачная,
как веточка в апреле.
И я люблю.
И мне не надо фраз.
Мне надо,
чтоб друг в друга мы смотрели.
Как мало можно видеть,
обонять!
Нельзя нам листьев
и нельзя нам неба.
Но можно очень много —
это нежно
друг друга в темной
комнате обнять.
Сюда идут?
Не бойся — это гулы
самой весны —
она сюда идет.
Иди ко мне.
Дай мне скорее губы.
Ломают дверь?
Нет — это ледоход…
Над Бабьим Яром
шелест диких трав.
Деревья смотрят грозно,
по-судейски.
Все молча здесь кричит,
и, шапку сняв, я чувствую,
как медленно седею.
И сам я,
как сплошной беззвучный крик,
над тысячами тысяч погребенных.
Я —
каждый здесь расстрелянный
старик.
Я —
каждый здесь расстрелянный
ребенок.
Ничто во мне
про это не забудет!
«Интернационал»
пусть прогремит,
когда навеки похоронен будет
последний на земле антисемит.
Еврейской крови нет
в крови моей.
Но ненавистен злобой
заскорузлой
я всем антисемитам,
как еврей,
и потому —
я настоящий русский!
1961
В ту ночь, ночь творения, Евтушенко был Совестью Человечества. В ночь печатания — Косолапов и его жена. Вы знаете, я думаю, чтобы мир существовал, каждый день кто-то на земле должен брать на себя эту роль.
Не думаю, чтобы тот «Бабий Яр» — это был просто «гражданский подвиг». Слово как-то стёрлось от частого употребления. Мне кажется, то был Голос Б-га.
Косолапова отчего-то странно, «не по-партейному» вскоре вернули на руководящие литературные посты. Евтушенко считает, причина — изумляясь его спокойствию после такого «прокола», партбонзы посчитали, что «за ним кто-нибудь стоит». «А стояла за ним только совесть». Он был — Человек. Отчего-то и Евтушенко не попал за решётку — хотя туда отправляли за куда меньшее. Скажем, Бродского… А Косолапов помог ему советом — как напечатать «Наследников Сталина»:
…Куда ещё тянется провод
из гроба того?
Нет, Сталин не сдался. Считает
он смерть поправимостью.
Мы вынесли из Мавзолея его.
Но как из наследников Сталина
Сталина вынести?
Иные наследники розы
в отставке стригут,
А втайне считают,
что временна эта отставка.
Иные и Сталина даже
ругают с трибун,
А сами ночами тоскуют
о времени старом…
А сам Косолапов опубликовал в «Новом мире» поэму.
Казанский университет
…Слепота в России, слепота.
Вся — от головы и до хвоста —
ты гниёшь,
империя чиновничья,
как слепое, жалкое чудовище.
В дни духовно крепостные,
в дни, когда просветов нет,
тюрьмы — совести России
главный университет.
Лишь тот настоящий
Отечества сын,
кто, может быть,
с долей безуминки,
но всё-таки был
до конца гражданин
в гражданские сумерки…
Евгений Евтушенко, глубоко русский человек, преданный России, и одновременно гражданин мира, именно Гражданин, заслужил у моего народа искреннюю благодарность и любовь. Он болеет сейчас, ему тяжко — и я надеюсь, кто-нибудь передаст ему эту статью со словами признательности, поддержки и надежды. И пусть благословение придёт к нему и ко всем его близким и потомкам!
Продолжение следует
Оцените пост
(голосовало: 3, средняя оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...
