Еврейский Мир

Рабы условного рефлекса

В бессмертной антиутопии Джорджа Оруэлла «Скотный двор» правящая элита – свиньи – сделала выжимку из революционной идеологии для самых глупых животных – овец, кур и уток – в виде элементарного, но исключительно утилитарного лозунга: «Четыре ноги – хорошо, две ноги – плохо!».

Эта формула не только объясняла тупым массам суть возглавляемой свиньями революции, но также выполняла важную подсобную функцию: в случае нужды затыкать рот оппозиции. Когда кто-либо пытался вступить в спор со свиньями, пролетариат по сигналу руководящих кадров начинал дружно блеять и кудахтать «Четыре ноги – хорошо, две ноги – плохо!», заглушая голоса диссидентов.

Но при всей своей гениальности Оруэлл копнул недостаточно глубоко. Он, по-видимому, представлял себе дело так, что вожди цинично эксплуатировали тупоумие своих простоватых последователей, не разделяя их наивной веры в революционные идеалы. Однако революционные лидеры наверняка верили в придуманный ими лозунг не менее пылко, чем послушное им быдло. Ибо давно известно, что первой жертвой пропаганды становится сам пропагандист, быстро проникающийся нерушимой верой в плоды собственного воображения.

Как часто, сидя у телевизора и слушая пустопорожнюю болтовню левых интеллектуалов, я недоумевал, как могут эти по виду образованные и интеллигентные люди с таким апломбом нести абсолютную чушь, презрительно отмахиваясь от неопровержимых фактов, предъявляемых идеологическими оппонентами, и не обращая внимания на вопиющие противоречия в своих аргументах (если, конечно, позволительно назвать «аргументами» партийные тезисы, которые они все тупо и без устали повторяют).

Консервативных участников таких диспутов приводит в исступление даже не столько несуразная логика левых оппонентов, сколько их высокомерие и категорическое нежелание вступать в серьезный разговор по существу. Левые всем своим видом показывают, что они знают все, что нужно знать, и не видят никакой необходимости выверять свои убеждения на оселке дебатов. Отсюда и плохо скрываемое презрение к идеологическим противникам, за которыми они едва признают право называться полноценными людьми, не говоря уже о том, чтобы уважать их как равных себе.

Но откуда такое слепое высокомерие? Почему левые интеллектуалы не только не стесняются выглядеть дураками, но даже как бы похваляются своей упертостью? Неужели это обыкновенная глупость? Конечно, среди левых дураков хватает – достаточно послушать ведущих и гостей телевизионного канала MSNBC. Но большинство из них все же не страдают умственной отсталостью. Истинная причина в другом: все они просто-напросто павловские собаки, слепо повинующиеся выработанным у них условным рефлексам.

В своих знаменитых экспериментах лауреат Нобелевской премии Иван Петрович Павлов приучил подопытных собак выделять слюну в ответ на звонок, который они привыкли ассоциировать с кормлением, точно так же, как если бы им действительно давали пищу. Подобные механические реакции, которые Павло назвал условными рефлексами, занимают видное место в идеологическом арсенале «прогрессивного» движения.

Многие левые обладают внушительным интеллектуальным аппаратом, которым они вполне эффективно пользуются в повседневных делах. Но как только разговор заходит об общественно-политических вопросах, как у них тут же автоматически отключается собственное мышление и срабатывает «прогрессивное» программное обеспечение, заложенное им в голову воспитанием, промыванием мозгов под видом образования и массовой культурой.

С ранних лет они приучены, наподобие павловских собак, реагировать требуемым образом на определенные термины и формулировки: социализм – хорошо, капитализм – плохо; прогрессивный – хорошо, консервативный – плохо; «Нью-Йорк таймс» – хорошо, «Фокс ньюс» – плохо; демократ – хорошо, республиканец – плохо… словом, четыре ноги – хорошо, две ноги – плохо. Это чрезвычайно эффективный метод вбивания предписанных установок и мнений в головы адептам господствующей идеологии.

Могущество подобных условных рефлексов убедительно продемонстрировал эксперимент, поставленный аналитиком СМИ Марком Дайсом. Оперируя привычными либеральными клише «правительству следует доверять», «пора запретить все виды огнестрельного оружия» и «безопасность превыше всего», он без труда убедил группу калифорнийских студентов подписать фальшивые петиции об отмене Второй поправки к Конституции США (гарантирующей право владения огнестрельным оружием), лишении свободы всех владельцев зарегистрированных стволов и даже их казни.

Не стоит пытаться открыть глаза упертым либералам: они не желают подвергать идеологическую начинку своих мозгов испытанию свободным обменом идей. Куда удобнее пережевывать готовую жвачку, чем предаваться самостоятельному мышлению под страхом быть выброшенным из приличного общества с клеймом косматого троглодита и наймита Большого Бизнеса.

Попробуйте поднять вопрос о том или ином провале, которыми изобилует послужной список Барака Обамы, с кем-либо из его восторженных поклонников. Немедленно срабатывает условный рефлекс, и на ушах у либерала с грохотом захлопываются заслонки. Он не желает слушать, он не хочет слышать, он и так твердо знает, что Обама – олицетворение света и благости, а его противники – отъявленные мерзавцы и расисты. И точка!

Один из стандартных приемов в арсенале войны – пропаганда, призванная принизить врага, лишить его человеческого облика. Отсюда карикатурные изображения и презрительные клички, которые обе стороны пускают в ход для разжигания патриотической ярости и ненависти к противнику. Всем известно знаменитое изречение Карла фон Клаузевица о том, что война есть продолжение политики другими средствами. А что такое политика, как не война другими средствами? Республиканцы этого не понимают, зато для демократов – это символ их веры.

Прогрессисты долго и упорно трудились на ниве демонизации и дегуманизации идеологического противника, и добились своего. Само слово «республиканец» для демократического электората стало ругательством. Не случайно демократы регулярно клеймят республиканцев как «нацистов». Республиканцы обычно величают демократов «нашими друзьями по ту сторону политического водораздела», а вот для демократов республиканцы – враги, просто и без затей.

После того, как «прогрессивная» идеология окрепла и оперилась, приобрела достаточное количество последователей, стала модным веянием и завоевала приверженность элит, срабатывает стадный инстинкт. В партию победителей начинают валом валить новые сторонники, в которых внезапно пробуждается неодолимое влечение к новым властителям дум.

Для рядового человека нет доли горше, чем судьба изгоя. Древние греки знали это и придумали институт остракизма, который многие считали наказанием хуже смерти. Люди обычно чувствуют себя куда удобнее и комфортнее, «сливаясь с обоями», растворяясь в толпе. Не все способны отстаивать свои убеждения, если они идут вразрез с господствующей идеологией, не всем дано встать в гордом одиночестве, как некогда Мартин Лютер, и провозгласить: «На том  стою –и не могу иначе».

И напрасно полагать, что гордые интеллектуалы так уж сильно отличаются в этом отношении от простонародья, чьи мыслительные потуги не выходят за пределы пересудов, кто с кем спит в Голливуде. Если уж на то пошло, эти «независимые мыслители» – в гораздо большей степени рабы общественного мнения, намного более зависимые от моды. Перспектива подвергнуться остракизму ужасает их куда больше, чем простых людей, не обладающих интеллектуальными претензиями. Поэтому они страшно боятся нарушить строй, идти не в ногу.

В итоге рядовой интеллектуал, не принадлежащий к разряду оруэлловских свиней, предпочитает замешаться в толпу овец и бездумно повторять: «Четыре ноги – хорошо, две ноги – плохо!». Характерна в этом смысле политическая одиссея знаменитого американского драматурга и кинорежиссера Дэвида Мамета, совсем недавно, ближе к шестидесяти годам, прозревшего и сдвинувшегося вправо.

Этот утонченный интеллектуал признает, что на протяжении многих лет его вполне устраивало пережевывать «прогрессивную» идеологическую жвачку. Он просто не задумывался над ее содержанием и бездумно повторял избитые «прогрессивные» лозунги, стараясь лишь не отбиться от «стада независимых мыслителей», как замечательно удачно назвал левую интеллигенцию Гарольд Розенберг. Но стоило Мамету однажды вдуматься в смысл заклинаний, несущихся с «прогрессивных» амвонов, как он тут же осознал всю лживость пропаганды, которую люди его круга привычно принимают за истину в последней инстанции.

Формулу отношения левых к истине сформулировал еще Плеханов: «Польза революции – вот высший закон». Правда, Плеханов вскоре отрекся от этого положения, но его подхватил и начертал на своем знамени Ленин. Юрий Афанасьев в монографии «Опасная Россия» цитирует вождя большевистского переворота:

«Нужно не умственное возвышение пролетариев, которое может обернуться бесконечными спорами и разногласиями. Требуется превратить пролетариат в монолит, скованный военной дисциплиной и небольшим, но обязательным для всех набором каждодневно повторяемых формулировок-заклинаний, для чего независимая мысль и противоречия просто излишни».

Вот откуда растут ноги у «двухминуток ненависти» в романе «1984» Оруэлла. Подставьте в эту ленинскую формулировку вместо пролетариата левую интеллигенцию – и вы получите точное описание образа мыслей  американских прогрессистов.

Вольтеру приписывают напыщенное заявление: «Я не согласен с вами, но готов умереть за ваше право отстаивать свое мнение». Как благородно, просто слезу вышибает! Но не тот ли это Вольтер, что изрыгал страшные проклятия в адрес церкви и все свои письма заключал призывом «Écrasez l’infâme» (Раздавите гадину)? Насколько известно, он умер от старости, дожив до мафусаиловых лет, из чего, вероятно, следует заключить, что Вольтеру не представилось случая отдать жизнь в борьбе за чужое право на самостоятельную мысль.

Современные последователи этого позера, ненавистника и антисемита любят кичиться своим моральным превосходством, благородством и особенно толерантностью. Но признавать за оппонентами право на собственное мнение, не говоря уже о том, чтобы отдавать за это жизнь… Да вы что, смеетесь?!

Вместо того, чтобы умирать за право консерваторов отстаивать свое мнение, левые делают все, чтобы заткнуть им рот. Это легко засвидетельствуют голливудские правые (да, представьте, даже в Голливуде есть правые!), которым приходится, подобно ранним христианам в Древнем Риме, вести катакомбное существование в постоянном страхе, что их опознают, выволокут на свет божий и лишат средств к существованию.

Это легко засвидетельствуют и консервативные студенты на кампусах, где свобода слова практически поставлена вне закона под видом «кодексов борьбы с человеконенавистнической речью»; где редким консервативным ораторам в обычном порядке не дают слова молвить, чтобы студенческая масса, не дай бог, не услышала мнений, идущих вразрез с господствующей «прогрессивной» догмой; где единственным официально санкционированным конфликтом признается борьба левых идей с крайне левыми.

Знакомо, не правда ли? Ведь это точный аналог предписаний советского соцреализма, признававшего лишь конфликт хорошего с лучшим, в точном согласии с основополагающим принципом  тоталитаризма: все, что не позволено – запрещено, все, что разрешено – обязательно.

Итак, резюмируя: пытаться открыть глаза либералу – совершенно бессмысленное занятие. Он закоснел в своей вере и ни за какие коврижки не расстанется с ней. Единственная сфера, где нельзя без борьбы уступать левым – это юные, неокрепшие мозги молодежи, еще не успевшие до конца задеревенеть, еще способные к восприятию незнакомых идей.

«Мы достанем вас через ваших детей!» – брызгая слюной, в ярости кричал леворадикальный поэт Аллен Гинзберг своему бывшему единомышленнику Норману Подгорецу. Именно поэтому Билл Эйрс, Майк Клонски и другие коммунисты, некогда пропагандировавшие (и практиковавшие) террористические методы борьбы за власть, переползли в сферу педагогики, чтобы выгрызать Америку изнутри. Именно на этом поле следует дать им битву.

Автор — Виктор ВОЛЬСКИЙ

Источник

Оцените пост

(голосовало: 15, средняя оценка: 4,73 из 5)

Загрузка...

Поделиться