Окончание. Начало в № 1133
В конце первой части беседы мы коснулись вопроса о еврейской взаимопомощи.
– Иначе говоря, у Вас возникла «мафия хеседа» (милосердия)? Этакая «ангельская коррупция»?
– Коррупция — это когда человек что-то получает себе. А здесь — это всё шло для производства, просто — если тебя знают и в тебе время от времени нуждаются, тебе редко откажут, когда просишь. Много раз я помогал евреям — снабженцам, замдиректоров… Я же еврей — это в первую очередь, это в самом начале. Всё остальное шло потом. Я и русским, и украинцам никогда не отказывал, если мог — у меня не было врагов. Но своему, еврею — конечно, старался в первую очередь. Для меня было удовольствием помочь еврею, мицвой.
– Антисемиты таки это называют «еврейской коррупцией», страшно на нас за подобное обижаются — а мы так, мне кажется, не только что выживаем, но и моральные нормы в обществе поддерживаем.
– Моим начальником 18 лет был русский, чрезвычайно порядочный человек, Константин Анисимович Кононенко. Он меня учил, с самого начала, с первой встречи: «Миша, к нам от хорошей жизни не ходят. Каждому что-то надо. Если ты можешь — делай это всегда. Если не можешь — объясни и отправь его ко мне, если я смогу — помогу». Когда он ушёл на пенсию, и начальник управления тоже ушёл на пенсию — новый начальник первое, что потребовал — чтобы я ему отдавал часть зарплаты. Я тогда ушёл на пенсию сразу, мне было 67 лет. Сказал: «Взяток не брал, не давал и никогда не буду!» У меня пенсионная книжка давно была в кармане, хоть пенсию и не получал — «горячий стаж», было право выйти на пенсию в 50 лет.
– Моисей, с 1988 года Вы на пенсии. Сколько лет Вы в Америке?
– 22 года. В Италии, в Ладисполи, просидел 13 месяцев «в отказе» — эти 13 месяцев мне стоили 13 лет жизни. Тогда как раз Америка стала капризничать, отказывать в визах и статусе беженцев — думаю, по договору с Израилем, чтобы туда ехали.
– Почему Вы выбрали Америку?
– Не я выбирал — родители зятя, мужа младшей дочери уже были здесь. Они сюда хотели. Мы решили собраться семьёй в одном месте.
– Я знаю по нашей переписке, что Вы много сил уделяете восстановлению еврейских кладбищ в Польше и на Украине, созданию музеев, выпуску книг об истории еврейства Восточной Европы. Почему? Что для Вас эта история, эти камни и могилы?
– Надо же отдавать долг тем, кто положил голову, для того чтобы мы уцелели — «ам кидуш Ашем» — «для освящения Имени Б-жьго». Они заслуживают памяти?
– Конечно, заслуживают. Но как Вам удаётся отсюда что-то делать в Польше, на Украине?
– У меня много друзей-поляков. Мои друзья ходят на еврейское кладбище и перед Йом-Кипуром ставят у могил лампадки, зажигают. И Вы знаете — во многих местечках, где уже и евреев не осталось — горят лампадки. Люди стали делать это в последние годы, всё больше. Чтобы пробудить память о своих предках — это стоит делать?
– А другие поляки ставят такие лампадки?
– Не думаю — это только мои друзья делают. Остальные свечи зажигают евреи. Сейчас в Польше официально около 5 тысяч евреев, реально — наверное, тысяч 20. Даже те, кто своё еврейство скрывают, стали лампадки зажигать — это чего-нибудь стоит?
– Скажите, есть разные способы помогать людям, делать добро — почему Вы сейчас выбрали как главное направление Вашего «хеседа» — активного добра — сохранение памяти?
– Я выбрал это 40 лет тому назад. Но и здесь я не только этим занимаюсь. Так, я несколько лет «на волонтёрских началах» переводил с идиш для русскоязычного «Форвертс» — редактор, Владимир Едидович, был моим хорошим знакомым. Готовил людей к экзаменам на гражданство (здесь я окончил 4-годичный Туро-колледж, на «сошел-воркера», с английским было неплохо). Бывали и другие случаи, не хочу их перечислять. Никогда не делал это за деньги.
– Отчего всё-таки Вы выбрали «спасение прошлого»?
– Каждый почти год я ездил на машине на место захоронения отца и братьев.
– Где они похоронены?
– Я не знаю, где точно. Их расстреляли по дороге в гетто Перемышля. Или — когда расстреливали евреев в нашем родном Рыботиче. Тогда на площади собрали всех евреев, кто был в городе, немцы заставили их вынести свитки Торы из синагог, зажгли факелы и приказали евреям их сжечь. Никто не согласился — и эти звери всех расстреляли, прямо на площади из пулемёта. Ночью все трупы убрали — и никто даже не знает, где они захоронены. Как ни спрашивал.
Однажды, несколько лет назад, когда я в очередной раз был в Польше, моему приятелю-поляку захотелось опохмелиться (наутро после свадьбы). Он предложил: «Две бутылки водки выставишь?» Я послал хозяйку в магазин. А он отправил своего внука на чердак: «Принеси свёрток». И сказал: «Ладно, умру — никто не узнает, пропадёт. Это — остатки от тех свитков Торы. Я собрал их ночью после расстрела. Знаешь, что мне было бы, если бы меня увидели? Убедился, конечно, что никого нет. Всё-таки это святое…» И отдал мне. Я потом половину их подарил в «Яд Вашем», половину — в Музей Холокоста в Вашингтоне.
– Почему Вы думаете, что отец и братья могли погибнуть по дороге в гетто?
– Мне рассказали, что тех, кого тогда не было в городе — кто был в поле, кто в другом городке… Их собрали и повезли в гетто в Перемышле, не довезли и где-то по дороге расстреляли. До 42-го евреев там не трогали, не было в Рыботиче гетто. Мне говорили это поляки. А весной 42-го пришли немцы, всё сразу началось и закончилось.
Когда мы восстановили кладбище в Рыботиче и появился в Интернете сайт, туда стали приезжать — из Америки, Израиля, Германии, Бельгии — в поисках своих корней. Вы знаете, Арье, я хотел сделать на этом кладбище, как в Освенциме. Там ты можешь попросить нажать на кнопку смотрителя на выходе из 27-го барака (откуда отправлялись в газовые камеры) — поминальная молитва «Кель мале рахамим» так звучит, что стены дрожат. До сих пор её чувствую, слышу. Хотел такое сделать на кладбище — там леса, поля… Но — никак не выходит, нет поблизости источника энергии. Мой зять — электронщик, и так, и так пробовали. Друг, поляк, который смотрит за кладбищем, если приезжает группа, берёт свой «Грундик» — и молитва звучит… Если у кого-то из читателей возникнет идея, как это можно сделать — свяжитесь со мной, пожалуйста!
– А что у Вас сейчас «в работе»?
– В Добромиле обнаружили дом — тот, где во время войны жил начальник гестапо; там весь двор замощён памятниками с еврейского кладбища, мацевами. Вы же понимаете, кроме прочего, с этим городом у меня особая связь — там погибли дедушка и бабушка, там я сам жил. Связался с местной мэрией, с другими инстанциями, получили документацию. Мои польские друзья из Общества сохранения древностей ездили туда на своих машинах, осматривали, в газетах об этом писали. Нам дали разрешение вернуть памятники на еврейское кладбище, местные власти в итоге обязались это сделать. Но сейчас — снег, надо ждать весны.
– Да и Майдан там сейчас гуляет.
– Надеюсь, до апреля утихомирится, посмотрим.
– Кто Вам помогает в этой работе, Моисей? Одному такое не вытянуть, да и 92 — не 18.
– Кладбище в Рыботиче восстанавливать мне помогла женщина из Парижа, Раахиль Салик (в девичестве Ганц). Она оплатила работу. Она была владелицей театра в Париже. Её родители родом из нашего местечка. Как оказалось, за её двоюродной сестрой, Таубой Ганц, я когда-то ухаживал в молодости — я её искал все годы, никакой информации… Она жила в Перемышле, немцы захватили город в первый же день, оттуда никто не успел уйти… Наверное, она погибла в гетто.
А на месте, в Рыботиче, над восстановлением могил работали поляки — у меня много друзей в Польше, в том числе на больших постах. Мы были в 2008 году с послом Израиля Шевахом Вайсом на приёме у мэра Перемышля, мэр стал помогать нам в нашей работе. Мы создали Музей иудаизма — как часть Перемышльского краеведческого музея, выпустили книгу — на английском и на польском. Мы сделали и фильм — рассказывают свои биографии три женщины, две еврейки и одна полька. Этот фильм потом купила Франция, там его крутили, переводили. А в музей уже ходят экскурсии, дети. Не только, конечно, евреи. Евреи же, как мне рассказывали местные поляки, ходят в этот музей отмечать свои праздники — Пурим, Хануку… Приходят несколько человек… Мы открывали было в Перемышле синагогу — из разных городов Польши, даже из Америки съехалось человек 30. Сейчас синагога закрыта — некому ходить.
– Иначе говоря, польское еврейство исчезло. Конечно, не наше дело обсуждать, оценивать, тем более предвосхищать замыслы Творца. Но есть ли у Вас какая-то идея, что ли — почему Создатель забрал самую сильную, самую образованную еврейскую общину мира?
– Этот ответ никто в мире не может дать — Вы хотите, чтобы я Вам дал? Вы нашли человека, который Вам может это рассказать?!
– Да, нашёл — Вас. Может быть, Вам, живущему ради помощи другим людям, ради сохранения нашего еврейства и его памяти, что-то открывается — больше, чем другим?
– Почему это могло произойти? Мне лично кажется, что причина — мы отошли от веры, потеряли свою идентичность; ради светских благ забыли о самом святом. Вы не согласны со мной?
– Я бы хотел согласиться — но в Польше погибли и величайшие мудрецы, праведники, безгрешные дети — целый мир, где добра и праведности всё-таки было куда больше, чем отступлений от них. Пусть, несомненно, шёл упадок еврейской жизни — но настолько то состояние «упадка» было всё-таки ещё выше сегодняшнего «подъёма»! По аналогии, точнее — контрапунктом: евреи Америки в основном тогда уцелели — но сколько «аристократов» американского еврейства имеют на своей совести фактическое соучастие в истреблении еврейства Европы? Почему удар попал по лучшим, а не по худшим? По Польше, Венгрии, Литве…
– Я не знаю.
Оцените пост
(голосовало: 1, средняя оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...
