У оставшихся на поле боя была работа. Мы ходили между разбросанными трупами в поисках всего, что можно было использовать. Мы снимали с тел шинели, сапоги, перчатки, шапки, шарфы, собирали оружие, амуницию и гранаты. Трофеи удачной операции были основным источником наших припасов. Если нам не удавалось захватить оружие и снаряжение, мы обходились без них. Так мы нашли больше припасов, чем могли унести. Всего доставшегося нам после этого сражения хватило на много недель. Глядя на трупы, я чувствовал удовлетворение от того, что сумел нанести хоть небольшой урон нашему злейшему врагу. Нагрузившись доверху, мы возвратились к бункерам.
Там мы достали все добытые сапоги, и каждый нашел себе хотя бы одну подходящую пару. Всем раздали шапки, шарфы и перчатки, и еды у нас теперь было достаточно. Теперь у нас было много оружия, патронов, взрывчатки и гранат. В течение какого-то времени мы сможем использовать каждую возможность, чтобы напасть на немцев, которые осмелятся вступить на территорию наших гор.
Мы полагали, что нескольким солдатам удалось выжить и вернуться на дорогу к грузовикам, которые привезли их в горы. Из опыта партизаны знали, что немцы еще вернутся. Отряд, на который мы напали, был отрядом вермахта. Мы были уверены, что вслед за ними пришлют самых лютых фашистов.
Зная это, капитан Черпанский установил дозорных на ключевых постах всех дорог, чтобы мы были заранее предупреждены о приближении немецких солдат. Мы срочно стали готовить засаду в преддверии нападения.
Нам не пришлось долго ждать. Один из дозорных вернулся в бункер командования с сообщением, что в горы вошла колонна «Ваффен-СС». Этих солдат страшились как помешавшихся на крови: они преследовали свою добычу с рвением. Мы были уверены, что они ищут нас, чтобы отомстить за смерть своих, и что они будут нас преследовать, пока не настигнут. У нас был план, как воспользоваться их жаждой мести.
Вдоль дороги, по которой шли эсэсовцы, была одна идеальная позиция, с которой могла вести обстрел группа снайперов. Мы намеревались посадить пять-шесть человек, чтобы они стреляли из автоматов по приближающимся войскам СС. Они будут стрелять из леса так, чтобы немцы не смогли определить, сколько там партизан. Мы надеялись, что эсэсовцы подумают, что они встретили основную группу партизан и ухватятся за возможность уничтожить весь наш отряд. Наши люди тут же стремительно станут отступать через лес и выйдут на тропу, по которой пройдут около трех километров. По этой тропе мы уже заранее провели более 50 партизан так, чтобы выглядело, что здесь прошел большой отряд.
Тропа вела к месту засады, чтобы заманить в ловушку большую группу. Когда, преследуя свою приманку по горячим следам, эсэсовцы выйдут из леса, они окажутся на широком лугу. На противоположном конце луга находились скалистые горы, разделенные холмом высотой около двухсот метров. На холме не было ни камней, ни деревьев. По сравнению с окружающими горами перейти через этот холм было очень легко. Наш отряд оставил на снегу следы, указывающие на то, что большая группа партизан прошла через лес, через луг и перешла через холм.
Когда наши открыли огонь из леса, план был приведен в действие. Колонна СС резко остановилась, солдаты повыскакивали из грузовиков и устремились в лес. К моменту, когда они вошли в лес, партизаны уже исчезли. Все, что нацисты обнаружили, — это пустые гильзы и сотни отпечатков ног. С жаждой мести войска СС шли по горячим следам, желая крови, — именно так, как мы планировали.
Холм, позади которого находился луг, а по бокам — скалистые горы, был отличным местом для западни. На обоих склонах холма, на полпути до вершины, мы установили в лесу по два тяжелых пулемета. Четыре орудия простреливали все поле, и немцы должны были попасть в перекрестный огонь. Сразу за гребнем холма в снегу прятались партизаны, вооруженные автоматами.
Выйдя из леса, эсэсовцы без колебаний пересекли луг и начали подниматься на холм. Когда они добрались до вершины, мы открыли огонь. Немцы были застигнуты врасплох. Поскольку их было так много, они, вероятно, считали, что небольшая группа партизан не осмелится вступить с ними в бой. Тем не менее мы вели с ними бой, отбрасывая их назад с помощью непрекращающегося шквала автоматных очередей. Как только они начали отступление, все четыре пулемета открыли огонь. В войсках СС царил полный хаос. У них не было ни малейшей возможности укрыться, и обстрел шел со всех сторон. Они были неспособны ответить совместным огнем. Единственное, что им оставалось, — это в отчаянии бежать обратно, где за деревьями их поджидали другие партизаны. Некоторым удалось отступить в лес и вернуться назад по тропе, но более двухсот эсэсовцев погибли в результате этой операции. Убитые и раненые лежали повсюду, но никто из них не остался в живых. Я слышал, как кричали от боли нацистские солдаты, как раненые молили о пощаде, и эти крики смешивались со звуком выстрелов. Партизаны, мстя за смерть своих близких, за свою землю, на месте добивали раненых. Снег на холме и на лугу стал темно-красным от крови. Жертв с нашей стороны было немного: несколько раненых и трое убитых. Это был последний раз, когда немцы послали большую группу в леса в попытке уничтожить партизан.
Для нашего отряда это была блестящая победа. Теперь снаряжения у нас было больше, чем необходимо. Нам понадобилось два дня, чтобы очистить поле боя от вещей, которые могли нам пригодиться, и перенести их в надежное укрытие.
Результат боя подействовал на боевой дух отряда. Мы почувствовали, что сильны и держим наши горы под контролем. Каждые несколько дней до нас доходили известия о поражениях немцев. Было ясно, что приближается конец нацистскому кошмару. Наш отряд тоже чувствовал гордость от того, что мы нанесли такое суровое и откровенное поражение ненавистным войскам СС. Эти чудовища принесли столько боли, ужаса и страданий, что каждый из нас испытывал уверенность, что в немцах можно посеять страх.
Через два дня мы возобновили обычный режим ежедневных дозоров. Хотя немцы потерпели серьезное поражение в горах, они не оставили попыток уничтожить партизан. Они просто изменили свою тактику. Вместо крупных отрядов регулярной армии они стали использовать ударные десантные отряды эсэсовцев — особые силы, готовые, просочившись на территорию, пойти на любые жертвы ради фюрера. Эти солдаты были обучены воевать таким же образом, как мы: устраивать смертельные ловушки и засады. Результатом этого подхода стали многочисленные жертвы среди партизан. Погибли многие из моего отряда. К своему ужасу, и я попал в одну из таких ловушек.
Однажды после полудня в составе патруля из четырех человек я продвигался по лесу в направлении деревни, за которой мы вели наблюдение, стараясь передвигаться тихо и не оставлять следов. Внезапно слева и справа от нас раздался град выстрелов. Мы попали в западню. Трое моих спутников, шедших впереди, были мгновенно убиты, попав под обстрел. Я понял, что пуля попала мне в колено. Мне как-то удалось остаться незамеченным за большим деревом, и хотя моя рана очень болела, я мог двигаться, наступая на раненую ногу. Я знал, что если начну отстреливаться, то буду убит. Вместо этого я сбежал.
Меня предупреждали, что если я окажусь вблизи немцев, то ни в коем случае не должен отступать в сторону бункера. Но я был еще очень неопытный и мог думать лишь о том, чтобы бежать изо всех сил. Убегать прочь от западни означало бежать в сторону бункера командования. Немецкие опытные десантники шли по моему следу. Убегая лесом, я слышал, как они стреляют в меня. Каждые пару минут пули прорезали ветки над моей головой или отскакивали рикошетом от какого-нибудь ствола дерева или большого камня. Я совершенно забыл о боли в колене, сосредоточив все свои силы на том, чтобы бежать. Хотя я хорошо был знаком с местностью и выбирал участки, где деревья могли спрятать меня, мне все же не удалось сбить погоню со следа. На бегу я понял, что совершил серьезную ошибку. Я выбежал из леса и оказался в узкой горной долине, где на протяжении более ста метров не было деревьев. Вернуться назад я не мог, так как с той стороны, настигая меня, не переставали стрелять немецкие десантники. По обеим сторонам местность была слишком крутой. Я мог идти только вперед. Я был уверен, что пришел конец.
Я бросился бежать по открытой местности так быстро, как только мог, чувствуя, что враг преследует меня по пятам. Пересекая поле, я понимал, что у меня остается только одна надежда. Я стал молить Б-га о спасении. Произнеся слова «Еще только говорят они, а Я услышу» (Исайя, 65:24), я тут же почувствовал, будто скольжу по воздуху и ангелы несут меня на крыльях. Чудесным образом я за мгновение пересек луг и оказался на другой стороне, прикрытый деревьями. А справа и слева от меня свистели пули.
Я стоял, пытаясь отдышаться. Тогда я осознал скрытое значение другого стиха: «Это час бедствия для Яакова, и в нем же его избавление» (Йеремия,30:7). Опасность, которой я только что избежал, стала моим спасением. Немцы остановились у долины. Они боялись пересечь ее, так как могли оказаться под прямым огнем. Таким образом, моя жизнь вновь была спасена, пусть даже в моем колене и сидела пуля.
В бункере все были поражены моим чудесным избавлением. Пока я вел рассказ, наш медик — студент, который прошел курс первой медицинской помощи, обработал мою рану. В его аптечке было только два средства: сироп от диареи и желудочных заболеваний и аспирин для всего остального. Каждый заболевший партизан получал одно из двух лекарств, а если был ранен — то оба.
Продолжение следует
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
