Сколько израильтян покидают страну в поисках лучшей доли и так ли страшна йерида (эмиграция из Израиля), как ее малюют, — диалог с демографом и общественным деятелем Яковом Файтельсоном.
— Все началось, как водится, с информационной бомбы — 10 канал израильского ТВ огорошил зрителей результатами соцопроса, согласно которому 51% израильтян задумывались над возможностью навсегда уехать из своей страны, а 11% заявили, что рады бы уехать, но у них нет такой возможности. Это дутая сенсация?
— Нет ничего нового под солнцем, рост эмиграции страна за свою недолгую историю переживала уже четырежды — в 1954-м, 1976-м, 1982-м и 1986-87 гг. — и все эти волны были связаны с тяжелым экономическим положением в Израиле. Да и сегодня 55% потенциальных эмигрантов называют главной причиной, толкающей их к отъезду, экономический фактор. Но… если уж мы оперируем цифрами, то в последние годы число эмигрантов из Израиля составляет 0,7 человека на каждую тысячу жителей — это рекордно низкий показатель для стран OECD. В 2000 году этот коэффициент составлял для Израиля 3,8 человека на каждую тысячу жителей, для Швейцарии он был равен 6,9, для Украины — 10,5 человека…
Парадокс? Вовсе нет, просто отражение пропасти между эмоциями и реальностью, ведь, согласно тому же опросу, лишь 2% респондентов сообщили, что твердо намерены покинуть страну и готовятся это сделать.
— А сколько вообще израильтян проживает сегодня за границей? Некоторые журналисты оперируют невероятной цифрой в миллион человек, в одном только Нью-Йорке насчитывая от 300 до 500 тысяч обладателей израильских паспортов.
— По последним данным ЦСБ 680 тыс. наших сограждан, евреев и арабов (которые, кстати, составляют 15% эмигрантского потока), постоянно живут за рубежом, начиная с 1948 года. 230 тысяч из них родились в Израиле.
Около 290 500 израильских эмигрантов проживает в США, 74% из них — евреи. Исследование, опубликованное Еврейской федерацией Нью-Йорка, показало, что в 2009 году в Нью-Йорке насчитывалось 41 000 эмигрантов из Израиля.
Механизм подсчета эмигрантов прост — человек, не пребывавший в Израиле на протяжении года, но до этого проживший в стране непрерывно по крайней мере 90 дней, выбывает из реестра населения. Если он возвращается в Израиль, то будет вновь учтен ЦСБ как израильтянин лишь по истечении непрерывно прожитых в стране 90 дней в году. При этом никто не учитывает, уехал ли он на ПМЖ, учебу в университете, делать постдокторат или на работу по длительному контракту.
Нельзя не отметить и обратный процесс — тысячи израильтян, много лет прожившие за границей, вернулись на родину в последние 5-7 лет. В силу тех же экономических причин — сокращение на волне кризиса грантов на научные исследования и рост безработицы среди людей с высшим образованием охватили не только американские университеты, но и компании Силиконовой долины. Потеряв работу, израильтянин-эмигрант вынужден отказаться от хорошей школы для ребенка (обучение в которой стоит в разы больше, чем в Израиле), снизить профиль или даже отказаться от медицинской страховки (стоимость которой тоже несопоставима с израильской) — все это побуждает людей возвращаться. Я не говорю уже об эмоциональном факторе — недаром 51% израильтян, живущих в США менее 10 лет, проводят свободное время в компании других израильтян — не всем удается вписаться в американское общество.
Для большинства моих соотечественников Израиль — это теплица, они понятия не имеют о том, что такое быть евреем в диаспоре. Даже в современной либеральной западной диаспоре. Я часто вспоминаю диспут с профессором Софером в конце 1989 года в хайфском клубе «Цавта», который и тогда, и сейчас считается оплотом крайне левой интеллигенции. Разговор зашел о демократии и о правах арабского меньшинства в еврейском государстве. Я сказал тогда окружившим меня слушателям, что им следовало бы обратить внимание, что у арабов, как и у любого другого народа, молодая интеллигенция, как правило, очень национально настроена. В отличие от этой нормативной модели значительная часть еврейской интеллигенции в Израиле предпочитает считать себя гражданами мира. Так или иначе, но в Израиле этим евреям удалось то, что не получилось у евреев в СССР, — ассимилироваться, поскольку антисемиты не могли «поставить их на место». На что мне ответили — ты прав.
Несколько лет назад Авраам Бург — бывший спикер Кнессета и экс-председатель «Сохнута» — заявил, что каждый израильтянин должен позаботиться о запасном аэродроме, и получил французское гражданство. Насколько это коррелирует с мировосприятием евреев диаспоры, можно судить хотя бы потому, что именно из Франции только за последний год алия выросла на 60%.
Иногда мне кажется, что такие люди нуждаются в подобном опыте еврея — не израильтянина, а именно еврея. Меня недавно просили заняться жалобой арабских студентов из Израиля, которые подвергаются в Одессе нападениям на расистской почве. И подумалось — ведь эти арабы чувствуют себя совсем, как евреи. Что объясняет, почему мы столь часто слышим истории о том, как где-нибудь в Канаде израильтянин-еврей встретил израильтянина-араба, и они мгновенно стали лучшими друзьями. У них вдруг обнаруживается намного больше общего, чем казалось на первый взгляд, и оба чужаки для окружающих — вне зависимости от этнического происхождения.
— Яков, как израильтяне изменили отношение к эмигрантам за последние …надцать лет? Ицхак Рабин в свою первую каденцию — в середине 1970-х — назвал йериду «отсевом слабаков», и средний израильтянин воспринял это как должное… Нынешний министр финансов Яир Лапид недавно выразился примерно в том же духе, спровоцировав тысячи возмущенных откликов. Что изменилось?
— Мы — как страна — повзрослели. В 1970-е те, кто создавал Израиль — в невероятно тяжелых условиях и высокой ценой, — составляли большинство населения. Тогдашний Израиль — это 3,5 млн человек в небогатой стране, где ВВП на душу населения составлял менее $5 000. Сегодня этот показатель превышает $33 000 (что выше, чем в Италии и Испании), а по общему объему ВВП 8-миллионный Израиль обогнал Украину. Вопрос национальной безопасности и даже выживания в 1970-е стоял несравнимо более остро, чем сегодня. Сегодня эта острота ушла, и никто уже не бросает эмигрантам вслед, мол, вы нас бросаете, когда мы на переднем фланге сражаемся за родину — так пропадите вы пропадом. В этом отношении мы нормализуемся, недаром многие воспринимают сегодня Израиль как маленькую Америку — естественно, что на этом фоне меняется отношение к тем, кто из «маленькой Америки» уезжает в Америку большую. Тем более, что военная угроза очень нас сплачивает — как раз в эти периоды эмиграция практически сходит на нет. Хорошо известно, что во время военных действий авиарейсы в Израиль переполнены массово возвращающимися израильтянами, спешащими в свои части.
— Наверное, играет свою роль и процесс заката идеологий — как бы они ни назывались. Хотя и среди сионистских активистов 1970-х были люди, для которых Израиль так и не стал домом…
— В 1970-е годы алия была в значительной мере идеологизирована — многие евреи стремились именно в Израиль, и именно для того, чтобы быть частью своего народа в своей стране. Хотя в 1990-е миллион репатриантов оказались в Земле обетованной не потому, что все как один поверили в слова Герцля о единственно правильном решении еврейского вопроса. Это было решение их личного вопроса в подходящей для этого стране. Но ведь и великие переселения народов нередко происходили по самым прозаичным причинам, например, из-за неурожая.
Что касается эмиграции из Израиля, то она существовала всегда. Евреи народ очень пассионарный — среди нас всегда много все идеализирующей молодежи — кто-то был активным комсомольцем, бац, разочаровался и стал невероятно активным диссидентом-демократом, ратующим за коренные преобразования в СССР, снова разочаровался и превратился в убежденного сиониста, мечтающего об исторической родине. В Израиле такой человек часто опять разочаровывался, превращаясь в антисиониста, а некоторые, как, например, Изя Шамир, переплюнут любого антисемита, чем последние с радостью пользуются. Есть люди, которые нигде не могут найти своего места.
Есть другие люди, главное для которых — осуществление своей мечты, а если этого не произошло — то надо поменять народ или страну. Страну проще, потому что народ наш мало изменился со времен еврея, угрожавшего Моисею выдать его египтянам, и бунта Кораха. Помните пословицу: если наш народ поднимается, то взлетает выше звезд, а если падает — то опускается ниже праха. Когда меня в первый раз арестовали за сионистскую деятельность, мама сказала: «Яша, ты рвешься в Израиль, но ты не знаешь евреев, ты не был в гетто». У нее есть стихи, написанные в Каунасском гетто, о царившем там расслоении и местных нравах — мало не покажется. Очень сложно принять в своей семье и хорошее, и плохое, но ваши родители и ваши дети остаются вашими — со всеми их достоинствами и недостатками. И хорошие родители пытаются вывести своих детей на тот путь, на котором хотели бы их видеть. Если у тебя в доме протекает крыша, то не надо обвинять в этом свой народ и свою страну, а просто самому починить крышу. Так и с государством.
Главный эмиграционный фактор сегодня — безусловно, экономика. Израиль только выходит из подросткового возраста, и глобализация чревата отъездом многих перспективных специалистов на Запад. Но возвращаясь в Израиль, они поднимают его совсем на другой уровень. Точно так же, как это делают китайцы, возвращаясь из США в Китай.
— Мы подошли к очень важной теме. За низкими цифрами эмиграции из Израиля кроется реальная проблема — структура этой эмиграции. По утечке мозгов страна занимает первое место в мире — на каждые 100 израильтян — докторов наук, работающих в Израиле, 29 постоянно живут за рубежом. Характерно, что большинство этих людей не гонятся за длинным долларом, просто на родине для них нет ставок — за 40 лет число израильских студентов выросло на 428%, при этом в двух ведущих университетах — Иерусалимском и Тель-Авивском — научных сотрудников сегодня меньше, чем четыре десятилетия назад!
— Это, действительно, серьезная проблема. США — ведущая страна мира по выкачиванию мозгов — и дело не только в почти неограниченных возможностях сверхдержавы, но и в том, что уровень образования в США — один из самых низких в западном мире. Более половины абитуриентов американских колледжей не могут показать на карте, где находится Нью-Йорк, а 40% студентов уверены, что Первая мировая война состоялась до 1900 года. Для поддержания научных исследований на должном уровне приходится рекрутировать китайцев, израильтян и европейцев.
— Зачем это нужно американцам, понятно, но Израилю-то это, мягко говоря, не с руки.
— Начну издалека. Представьте себе банку определенной емкости, в которую постоянно капает вода, — рано или поздно она начнет переливаться через край. Эта банка — Израиль. С тем лишь отличием, что каждый год стенки этой банки растут и расширяются и она готова принять все больше людей, поэтому у нас очень низкий общий уровень безработицы. Но эта емкость в свою очередь состоит из других емкостей. В Испании и Греции безработица среди молодежи достигает 50%, поэтому вчерашние студенты уезжают в страны, где не хватает специалистов с высшим образованием. Аналогичный процесс затронул и Израиль — темпы развития израильской экономики не успевают за ростом количества выпускников вузов. И тут вступают в силу факторы, далекие от экономики. Свежий пример — борьба семи израильских университетов против открытия нового, восьмого — в Ариэле.
— Это естественно, ведь если делить бюджетный пирог на восемь частей вместо семи, то каждый из едоков (то бишь, университетов) получит меньший кусок.
— Парадоксально, но это не так. В свое время в Израиле процветала шоколадно-конфетно-кофейная монополия — концерн Elit. Когда в начале 1980-х пошли слухи о создании новой компании в том же сегменте — Vered ha-Galil, Elit делал все, чтобы уничтожить ее в зародыше, пугая массовыми увольнениями, падением производства и т.п. В результате, когда Vered ha-Galil заработала на полную мощность, рынок шоколада в Израиле вырос на 40%. И Elit отхватил свой кусок этого выросшего пирога.
Но обремененные степенями и регалиями ректора никак не могут усвоить уроки истории — когда в 1925 году создавался Еврейский университет в Иерусалиме, то Американский университет в Бейруте делал все возможное, чтобы сорвать его открытие, уверяя, что нет необходимости в еще одном университете на Ближнем Востоке. Так же вел себя 30 лет спустя университет в Иерусалиме по отношению к новорожденному Тель-Авивскому университету. А тот в свою очередь через несколько лет ополчился на университет в Беэр-Шеве, открытый, несмотря на сопротивление коллег, в 1969 году. Сейчас все они вместе гнобят университет в Ариэле, не понимая, что пирог увеличится, — ведь уже сегодня в Ариэле учатся 13 000 студентов и работают сотни профессоров (в большинстве своем — репатрианты), которые покинули бы Израиль, если бы не этот вуз. Кстати, учитывая, что в ближайшие годы уйдут на пенсию 22 000 инженеров и тысячи врачей, Израиль может столкнуться с серьезной проблемой нехватки кадров, которую вряд ли решат все восемь университетов вместе взятые. Правда, это открывает большие перспективы для потенциальных репатриантов.
— Все это верно, но, возможно, правительству изначально стоит испечь пирог побольше? Ведь два лауреата Нобелевской премии прошлого года — бывшие израильтяне — в свое время не были приняты на постоянную работу в институт им. Вейцмана — для них банально не нашлось ставок. А супруга Арье Варшеля, Тамар, рассказала, что они приняли решение уехать, поскольку не могли приобрести в Израиле жилье.
— Разумеется, многое зависит от баланса интересов и национальных приоритетов. С одной стороны, при университетах создаются старт-апы, финансируемые за счет разработок для промышленности — по их количеству Израиль — один из мировых лидеров. С другой, — фундаментальные исследования требуют куда больших капиталовложений и могут окупиться через десятилетия. А то и не окупиться вообще. Здесь без государственных инвестиций и пожертвований меценатов не обойтись, поскольку коммерческие фирмы настроены на быструю прибыль. Правительству приходится выбирать — поддаться давлению снизу и изыскать 15 млрд шекелей на бесплатное дошкольное образование или вложить эти деньги в развитие университетов. Сравните количество избирателей из числа молодых родителей и количество безработных профессоров — и решение правительства станет очевидным. Картина циничная, но реальная.
Кроме того, у нас все-таки специфическое окружение и соответствующие расходы на оборону, съедающие приличный кусок бюджетного пирога.
— Другими словами, рассчитывать на скорое решение проблемы не приходится?
— Мне в этом смысле очень импонирует китайский опыт. Все знают о $130 миллионах, подаренных хайфскому Техниону 85-летним китайским миллиардером Ли Ка-Шином. Сделал он это не из любви к Сиону, а в качестве первого шага по созданию в Китае филиала этого политехнического университета. В Поднебесной, откуда, как и из Израиля, в последние годы уехало много ученых, прикладывают колоссальные усилия, чтобы их вернуть, понимая, что именно это превращает страну в сверхдержаву. И не просто вернуть, но и обеспечить преемственность и достойные условия работы. Если китайцы, исходя из своих национальных интересов, готовы вкладывать в нашу науку огромные средства, то почему еврейские миллиардеры диаспоры не спешат последовать их примеру? Где новый Керен а-Йесод, целью которого стала бы мобилизация средств на развитие фундаментальных исследований в Израиле и расширение технологической базы университетов? Где эти люди, которые так любят проводить ежегодные масштабные и дорогостоящие конференции в поддержку Израиля и на чьи деньги осуществляется ряд громких проектов в нашей стране? Где отечественные благотворители? Возможно, они еще не осознали серьезность угрозы научному потенциалу Израиля. И не усвоили простую максиму — прежде чем что-то приукрасить, надо это «что-то» сохранить и приумножить.
Оцените пост
(голосовало: 4, средняя оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...
