Я бы многое отдала, чтобы в этих заметках были только хорошие слова, но… либо честно, либо никак.
Перестало биться сердце Ариэля Шарона. Я даже не могу написать «умер» или, как принято «ушел из жизни». То, что было с ним последних 8 лет, вряд ли можно назвать жизнью – какое-то «зависание» между бытием и небытием…
Я не скорблю. Не радуюсь, но и не скорблю. Я уже скорбела по генералу Шарону, Бульдозеру в 2005-ом, когда уничтожили Гуш-Катиф. Герой Израиля, блестящий военачальник для меня кончился тогда. И начался другой Шарон, не вызывающий никаких добрых чувств. По премьер-министру и основателю партии Кадима скорбеть я не могу.
Я пересматриваю кадры хроники. В Интернете и в своей голове.
Письменный стол отца, покрытый, как тогда было принято, стеклом. Под стеклом фотография Шарона. Где папа достал ее в 70-е? До сих пор не знаю, и спросить уже не у кого.
— Арик Шарон – герой Израиля, гордость нашего народа, дедушка его из Бреста — объяснил папа. С этим мы и жили. С этим прилетели в Бен-Гурион в начале 90-го.
Солдат. Вот уж кто действительно солдат №1. Генерал.
Во время Войны за Независимость — бригады Александрони и Голани.
В 53-ем создал легендарный 101-й спецотряд. Не просто создал, а руководил и участвовал в операциях лично.
Во время Суэцкого кризиса в 56-ом командовал 202-й парашютно-десантной бригадой.
В Шестидневную командовал на Синайском фронте 38-й бронетанковой дивизией, которая прорвала фронт египтян и вышла к Суэцкому каналу.
Война Судного дня. Возглавляемая Шароном 143-я бронетанковая дивизия окружила 3-ю египетскую армию и вынудила египтян запросить мира.
Мы не находили себе места в 83-ем, когда прозвучали слова «Сабра и Шатила». Казалось, что на него сейчас навешают все, что только можно. Это был «наш Шарон», и мы слушали «Голоса» с замиранием сердца, пытаясь сквозь помехи услышать его имя.
В Московской хоральной синагоге на Архипова его имя звучало, пожалуй, чаще, чем все другие израильские имена. Арик. И было ощущение чего-то совсем близкого и родного.
В 2001-ом радовались, когда он стал премьер-министром. Бульдозер! В 2003-ем тоже. Арик! Бульдозер! Я гордилась. Из моего Бреста! Каких людей мои края дали Израилю — Бегин, Шарон! Вершина моей «политической» любви и уважения Ицхак Шамир!
А потом пришло проклятое лето 2005-го
Оранжевым цветом застит глаза — и нет ни генерала, ни символа. Есть автобусы с оранжевыми мальчиками в вязаных кипах. Их привезли из Гуш-Катифа в беэр-шевскую полицию, в КПЗ. Выводили по одному. Много. Несколько автобусов. И крик над собравшейся толпой: «Господи! Это же Израиль! Не Германия!»
И есть стон моего друга. Что делать? У меня сын в МАГАВе. Я, кадровый офицер, не могу сказать ему: не выполняй приказ. И я не могу сказать ему: выполняй…
Есть бывшие жители Гуш-Катифа, по сей день неустроенные, надломленные и ни во что не верящие. Есть дети, вырванные из жизни. И есть мы, видевшие, как еврейские солдаты изгоняют евреев из их домов. И есть бульдозер, разрушивший эти самые еврейские дома.
Есть солдаты израильской армии, которых заставили пойти против своего народа. И многие из них до сих пор просыпаются по ночам от собственного крика.
Есть партия Кадима, членов которой в народе назвали «прокадимцами» – детище Шарона, рожденное во лжи и предательстве.
Есть ракетные обстрелы и «каникулы», когда наши дети неделями сидят — кто дома, кто в бомбоубежище – так решил премьер-министр Ариэль Шарон.
С легендой и символом я попрощалась в 2005-ом, горько оплакивая того, с чьим именем выросла. Сжимая в бессильной злобе кулаки и цедя сквозь зубы слова непечатные. Я оплакивала его тогда, наверное, сильнее, чем многие оплакивают его сегодня. Хорошо, папа уже этого не видел и не слышал…
Гениальные израильские СМИ за три дня зазомбировали народ Израиля до массовой истерии. Забыты Гуш-Катиф, Амона, Мигрон. Забыты ракетные обстрелы юга. Забыт «вонючий трюк с созданием Кадимы. Забыты караваны и «легкие домики». Жители юга, проводившие часы в бомбоубежищах и клявшие премьера последними словами, сегодня пишут о «мудром» политике и лучшем главе правительства, об отце родном для «русской» алии…
Люди, вчера скрипевшие зубами от злости, сегодня всплеснули руками и «застрадали». Мне до боли, мягко говоря, неприятен депутат Кнессета от Кадимы Роберт Тивьяев, выступивший по телевизору в день похорон и поведавший народу, как хорошо ему живется в «шароновском» «легком домике» и какая это великая заслуга ушедшего премьера.
С памятью проблемы или «пипл схавает»?
Интернет-сайт «ИзРус». Ноябрь 2010-го.
Множество новых репатриантов, ставшие владельцами, так называемых «легких» домов еще в 90-е годы, уже долгое время страдают от самого настоящего нашествия термитов. Один из таких пострадавших – депутат Кнессета от партии «Кадима», Роберт Тивьяев, пишет ИА NRG. По его словам, бороться с насекомыми абсолютно бесполезно – никакие традиционные средства не помогают. Термиты в буквальном смысле слова прогрызают строения вдоль и поперек. Из-за данного явления дома пришли в негодность.
Тивьяеву, видать, по барабану, а мне за него стыдно…
Солдат — да! Блестящий военачальник — да! Генерал, сделавший для своей страны очень много — да! Но «мудрый политик», «лучший премьер»?!!!
Все! Спускайте собак!
Прекрасная статья. Пройдет время. И Шарон останется в памяти еврейского народа, не как боевой генерал, а как каратель и погромщик.
А что же разве не было героизма. Был. Но есть одно но.
Если бы не было Шарона, воевали бы другие, и такие были. И воевали рядом с ним. Сделали бы тоже самое. Может быть чуть лучше, может быть чуть хуже.
А совершить еврейский погром мог только Шарон. С его абсолютным безразличием к судьбам людей. С его жестокостью. его ненавистью к тем, кто посмел быть против. Он буквально истекал этой ненавистью. И если бы мог, он стрелял бы в этих детей, которые не испугались бульдозера.
С его готовностью идти буквально по телам во имя того, чтобы уйти от суда. Никогда после того, что я видел, а я многократно бывал в Гуш Катифе, не поверю, что он строил поселения искренне. Тогда это нужно было для карьеры. И он строил. потом для спасения от нар стало нужно разрушать. И он спокойно разрушал. Не болело его сердце. Не его это.
Не будет земля ему пухом.
Яков, уважаемый, у меня даже нет слов, чтобы выразить Вам свою признательность. Не за добрые слова о статье, хотя и это тоже. За великолепную краткую формулировку того, что зрело у меня в душе.