На мой вопрос: «Зачем пишешь?» — Ника Бадхен (в миру Вероника Бадхан) ответила коротко и отчётливо: «Пишу, потому что могу. Самое важное в поэзии, мне кажется, — отыскать собственный голос и быть абсолютно искренней с собеседниками». Писать она действительно может — редкий наш гость, не только получивший литературное образование, но и живущий как профессиональная журналистка и литератор.
Вероника, родившись в моём Питере, побыла пару лет в Израиле — и вернулась, перебралась в тёплую Феодосию. Пишет фантастические рассказы (очень это её поэзии к лицу), выпускает книги, получает отличия на конкурсах. Нормальная спортивная… ой, простите, писательская и журналистская жизнь.
Но ещё призналась она, что любит путешествия. Её поэзию я бы так и обозначил: путешествия. По образам, по поколениям, по языкам и странам. По нестандартным словесным конструкциям — её стих строится, как дом на незнакомой планете, где можно почти свободно выбрать законы сопряжения и притяжения. А главное — это путешествия по внутренним ощущениям сродства, сопереживаемости; когда пробивает искра — появляется стих. Отчего-то часто реалистичный и песенный. В этой подборке — путешествия в прошлое.
Шлите нам стихи на e-mail: ayudasin@gmail.com.
Ника Бадхен
МАЙН ТАЕРЕ
Дедушке Хаиму Батхану
Как было б славно — в тоске овечьей
смиренновзорой
Стоять с мальчишкой едва усатым
под балдахином
И слушать робко, как старый ребе
благословляет
Постель, и крышу, и путь совместный,
и плод во чреве…
Ходить пузатой, задрав носишко до синагоги,
Мурлыкать «баю, мой сладкий мальчик,
все будет баю»,
Сновать до рынка за белой курой,
стирать на речке,
Мечтать о Б-ге, вертя рубашку
в огрублых пальцах,
В канун субботы зажечь с молитвой
сухие свечи,
Рыдать о чуде над смертным жаром
у изголовья,
Рожать по новой, не слушать мужа,
что Палестина —
Растет наш Идл, ему на Пасху
уже тринадцать,
Пора невесту искать, а в доме ни коз,
ни денег…
Что будет дальше? Гешефт для бедных,
погром, холера,
Тугая старость, в подоле зерна,
в постелях внуки.
Играет скрипка, танцует память
на мокрой крыше,
Кружится вальсом сестер и братьев
народа штетл.
Твой дядя Нойах давно отправил ковчег Завета
По сонным водам куда подальше…
Шалом, приплыли.
Ни черта в печке, ни Б-гу свечки,
ни теплой халы,
Ни уголечка под новым домом,
ни «комец-алеф».
Для новых юде Ерушалаим,
для старых — кадиш
На ленинградском сыром кладбище
обезлюделом.
Но где-то рядом на грани слуха
играет скрипка
Узор вальсовый, три такта сердца.
Как было б славно…
ВОСЬМЁРКА НА БОКУ
Нафталиновый бай Нафтула
Поселился в подвальной сапожной,
Подбивает подметкой дорожной
Стук-постук все земные дела.
Мимо окон неспешно плывут
Каблучки, башмаки, босоножки,
А в подвале бездомные кошки
В грудах сброшенной кожи живут.
День за днем утекает в Москву,
Оставляя лишь чувство потери.
Пыль становится шерстью на теле.
Кошки пробуют время на звук.
А хозяин молчит. Он игла,
Кожа, дом от бетона до жести,
Шерсть и пальцы, увязшие в шерсти,
Стук-постук от искринки дотла.
НИГУН
Витебск не слышал выстрелов много лет.
Линии улиц сложно связать в петлю.
Лампы июля — клены. В пыли аллей
Мальчики пишут шагом свое «люблю»,
Девочки пьют какао и на губах
Не обсыхает пенка — поди сотри.
В каждой второй машине играет Бах,
Каждая третья баба полна внутри.
Дворники ходят строем по-на заре,
Мусор сгребают в широкий рукав реки.
Каждый, кто крестится, — будущий назорей.
Помнишь ли, Витебск, где твои старики?
Помнят ли улочки черный и пестрый скот?
Помнят ли лавки виленских торгашей?
Помнят ли окна два огонька суббот,
Помнит ли небо иглы и слово «шей»?
Призваны без разбора, штопали облака
Канторы и портные, дочери и зятья,
Дырки от пуль — словно следы быка
В поле беленом. Что там писал судья?
Небо над Витебском словно дорога в рай.
Нынче же, ребе, выпьем с тобой в раю.
В нашем а шейне Витебске юденфрай,
Всем, кто играл на крыше, пришел каюк.
Всем, кто играл на крыше… а я спою:
Ойфн припечек
Зиц ди ребеню
Комец-алеф-о…
Оцените пост
(голосовало: 1, средняя оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...
