Летними каникулами, после первого класса, Альку отправили на деревню к бабушке. Делать было нечего. Любимые книжки, «Баранкин будь человеком» и «сказки Братьев Гримм» он, в суматохе отъезда, забыл взять. На речке было скучно и боязко от грубых деревенских ватаг. От безделия нахлынула тоска, и что-то толкнуло Альку найти во дворе укромный уголок и там учиться летать. Стоило прищурить глаза и медленно идти, как трава превращалась в большие деревья, муравьиные дорожки — в снующие машины или толпу гномиков, стрекозы — в драконов, лужицы — в озера, ручеек — в реку. Так он медленно ходил, таясь от взрослых, воображая себя на других концах мира. Время застывало и тоска исчезала.
Домой его привезли в другую квартиру на Подоле. Мы переехали! — прыгала от радости сестра, а отец торжественно показал покупки. Для всех — телевизор «рекорд», а для Альки и сестры — новые школьные формы и портфели. Вечером сели смотреть. Песня «школьные годы чудесные». Школьники танцевали и пели. Вдруг кто-то или что-то стал тенью у левого плеча Альки и песня обрела иной смысл. Слащавые, минорные, медленные голоса намекали, совсем иное. Школьные годы будут тягучие. Будешь октябренком. Потом пионером, а после — страшно подумать каким уже большим — комсомольцем и все! Конец. Дружба будет обманом. «Годы» будут не лететь, а ползти. От тягучих гласных и фальшивых лиц певцов из телевизора пришла тоска. На другой день, мать отвела Альку с цветами в новую школу. Всего 2 квартала пешком.
Алька шагал и посматривал на Гору, величественно разлегшуюся спящим зеленым великаном справа. Она ему молчала о какой-то жгучей тайне и Кто-то у левого плеча, опять мелькнув, шепнул на грани слуха: «Там-там…». В школе Алька еле усидел, выскочил первый и поспешил к Горе. Вернуться домой он даже и не думал. У подножия стояли ветхие домишки, чужие дворы и заборы, но Алька, как муравей искал прохода Туда, Наверх! Кое-как пробравшись, он еще долго продирался по верхнему склону, что бы увидеть свой новый дом. И вот…
Он стоял на крутом склоне, Кто-то Некто и ветер пошатывал его.
— Лети-лети! — они ему тихо внушали. Алька вдруг испытал такой восторг, что из глаз брызнули слезы.
— Я полечу, я обязательно улечу отсюда! — прошептал он ветру.
Его дом, в два этажа, внизу казался маленьким, игрушечным. Великан тополь — травинкой, как в деревне у бабушки. В доме живут куколки-гномики — мать, отец, сестра. Муравьишками ползли прохожие. Стальным жуком скрипел трамвай и пыхтел тормозами на остановке. Вдали лужицами блестели зАводи Днепра. Слева — в излучине между Горой и другим холмом, подальше, разлегся желтой ямой глиняный карьер. Канаты тащили вагонетки.
Теперь Альку как магнитом потянуло туда. Он почти скатился с горы, перелез через забор завода, уцепился за вагонетку и поехал, совсем не понимая зачем. Запах глины закружил голову.
Зайдя в свой дом, он вдруг увидел выложенные мозаикой большие цифры на полу — 1896. Подымаясь на второй этаж погладил отполированные деревянные перила. Показалось, что множество призрачных рук с какой-то нежностью скользили рядом по перилам.
— Алька, как школ… откуда столько грязи на новой форме? — запричитала мать. — Готовься, вот уж от папы влетит!
Алька знал, что влетит. Выбрал себе небольшую плоскую подушку и вложил под «домашние» штаны. Пришел отец и проявляя домашний Высший Суд Справедливости приговорил прокуренным хрипом:
– Выбирай ремень.
Алька на удивление всем выбрал самый страшный солдатский толстый ремень и послушно примостился животом на ручке дивана попой вверх. Ремень хлестал по подушке под штанами. «Приговоренный» к семейной высшей мере отвернул лицо, что бы домашние не узрели, как это все весело, а отец — простофиля и недотепа из какой-то сказки братьев Грим. Отец морщился и с досады, что сын молчит, не молит пощады и хлестал еще. Наконец, мать схватила его за руки и закричала:
— Хватит! Чепенит!
Но что-то оборвалось после всех этих приключений. Алька стал заикаться и его зимой отправили лечиться «электросном» в больничку при знаменитом Кирилловском дурдоме. Больше всего нравилась дорога туда. Он вооружался санками, садился на жук-трамвай, прилипал к окну, глядя на горы своей улицы, щурил глаза и улетал. Одна, маленькая и томящаяся половинка его была в трамвае, а другая большая и невесомая, счастливая и свободная — смотрела на игрушечный трамвай с Горы и оттуда ему шептала: «мы улетим». Однажды он услышал, как люди в трамвае зашумели и стали прижиматься к окнам.
–- Лебеди! Зимой! — радостно и удивленно восклицали они.
Алька тоже высунул голову в окно с трещинкой. С глиняного завода на трамвай жахнуло паром и сквозь него весело ударили с туч яркие колонны света. Утренний сумрак озарился волшебным блеском и он увидел птиц. Передний, огромный беляк с черной шеей, могуче зашумел крыльями, кивнул головой, и громко заголосил.
Потом Алька шел пешком срезая путь, ведя сани по излучине ручейка вверх к больнице и фантазировал. Вот он уже летит над какой-то рекой все выше к неведомым белым вершинам. Там был зачарованный Кирилловский Замок. Во дворе стояли рабы-пленники, с метелками и жгучими глазами смотрели на каждого прохожего — не летит ли к ним Спаситель? Алька проходил мимо больничного забора, мимо пленников, стражников в белых халатах и боялся встретиться с кем-то взглядом. Вдруг они узнают в нем будущего спасителя, который скоро, когда школьные годы кончатся, прилетит и всех освободит?
Но самое радостное было по пути назад, после «электоросна». Алька нашел несколько самых крутых спусков и летел вниз на санях.
– Я полечу! — без страха кричала его душа навстречу ветру.
Он заметил самодельный лыжный трамплин на спуске и смело направил туда сани. Взлетел! Время остановилось! Земля далеко! Но… Удар и странное блаженство… Он лежал на снегу, не мог дышать и пошевелиться. Улыбнулся пальцу на руке, который тоже не хотел двинуться. Было такое удовольствие в этом покое! Хотелось слиться тут и сейчас с землей, как тогда, первый раз на Горе. Еще раз глянул на палец. Шевелится.
В марте вдруг раздался топот на лестнице, дверь распахнулась, как от удара и ввалился… грязный в глине…бандит! Бандит? Нет, родственник и зашумел с порога:
– Я последним трамваем успел! Там такое было! Грязь сорвалась! Снесла столько людей… В полном автобусе люди в проходе застряли от паники, бак взорвался и все сгорели… А в депо у нас столько током убило… – родич упал на стул у шлепнул лицо в ладони. Отец быстро налил 2 стакана водки.
А ведь это было алькино тайное место, куда он зимой приезжал, что бы разок лететь на санях… лететь, жмурясь над незамерзающим ручейком — волшебной рекой… лететь с трамплина на землю и в блаженстве с ней сливаться, не желая ни вставать, ни жить дальше… октябренком, пионером, комсомольцем среди «чудесных школьных годов».
Его дом тоже открывал во сне свои тайные секреты каких-то прошлых жизней. Он приносил тяжелые сны, в которых врывались в подъезд погромщики или бандиты, и неотвратимо громко топали на второй этаж. Алька бежал в комнаты, прыгал с балкона и… летел к тополю-великану через дорогу. Но небо было низко, как невидимый потолок! Преследователи становились великанами и их руки вытягивались и ловили…
На Гору он забирался все реже. Она была рядом — за окном. На пути в тоскливую школу она высилась немым укором, немым зовом в другую, непонятную жизнь.
* * * *
Лет через 30 некий господин А. в черном берете и длинном синем плаще стоял на вершине склона Горы. Внизу все так же скрипел трамвай. Дом, построенный в 1896 году уже исчез. Его снесли и на этом месте стоял черный квадрат асфальта.
– Так вот какую загадку мог учудить Малевич — подумал господин.
Он оглянулся вправо и показалось, что рядом качается маленький второклашка, на самом краю. Господин стал слева от мальчика, тихо шепнул: «лети-лети» и погладил по вихрастой макушке. Постоял еще, глубоко вздохнул несколько раз, смакуя запахи трав, глины и призраков времени, которые были или снились ему всю жизнь вокруг этого места. Смахнул с лица каплю нанесенную ветром.
Уже только живя в Нью-Йорке, господин узнал, что на глиняном карьере работал «тот самый» Бейлис, а трамплин, где Альке так хорошо было кататься на санях, взлетать, падать, и сливаться с землей, был в «том самом» Бабьем Яру. Но все не мог понять, почему Альку до 10 детских лет так страстно тянуло в те места, напоенные смертью, страхом и ужасом. И почему именно там ему было так хорошо и спокойно.
Утром он проснулся, наполненный непонятной радостью. Казалось, что ответ на вопрос вот-вот появится, стоит только вспомнить чудный прошедший сон. Открыл лаптоп и долго с завистью смотрел на интернете рекламу ассоциации парапланеристов…
В треснутое окно заглянуло солнце, раскидало яркие «зайчики» и они весело плясали на барахле, книгах, вырезках и письмах, раскиданных в домишке. В тонкие лучи залетал дымок от воскурения щепотки сухой полыни, взмывал вверх и растекался по комнате косым облачком. Это облачко коснулось что-то в памяти и напомнило, откуда пришла та радость с утра. Весь забытый сегодня долгий и яркий сон в мгновение вспомнился.
На этот раз он радостно и легко вылетел с балкона от нахлынувших в дом бандитов — прямо на высокую верхушку тополя-великана, Тополь взмахнул вершиной и перебросил его дальше на Гору. И там он, наконец, разбежался к самой крутизне, и прыгнул с Волшебной Горы. И не упал, а был подхвачен тугим ветром и превратился в белого лебедя. За ним еще кто-то летел… . Снизу светлели лица маленьких людей, они улыбались, смотрели вослед… Вдалеке показался железным жуком игрушечный трамвай. Ярко и тепло вспыхнул свет солнца. Из открытого окна появилась голова игрушечного мальчика. Он смотрел вверх.
— Потерпи немного, я тебя заберу отсюда! Ты будешь тут! — Громко, на все небо прогоготал лебедь.
+ + + + + + + + + + +
Послесловие для любезного читателя.
Этот рассказ был написан за день, после прочтения и под влиянием короткой миниатюры «Научиться плакать» (Эрна Неизвестная)
http://www.proza.ru/2005/11/10-53
«Гора» была в моем мальчишеском воображении. В самом деле — это гряда холмов высотой в 30 — 40м, один из которых кажется горой. Жаль, я оттуда не делал фоток. Фотки «киевских круч» лет 100 делают почти всегда со знаменитой «владимирской горки». А с холмов Подола — нигде нет, кроме холма андреевсой церкви на крутую улицу — Андреевских Спуск, где жил Булгаков. Только что забежал на гугл-мэп (карту). Увидел место своего дома… и даже фото. Там уже не черный квадрат, а трехэтажный дом. Даже архитектура старого, 2-этажного, как-то сохранена. На карте «Горы» видна дорожка и, наверное недавно установленная, смотровая площадка (оглядный майданчик) вблизи от моего «места полетов». Снизу, с Оболонской, эта «гора» напоминает мамонта. Могу представить, как на вершине такой лохматый «дядя» трубил 20 тысяч лет назад. Кстати, кости мамонтов находят до сих пор в «том самом» глиняном карьере рядом, где работал «тот самый Бейлис».
И на гугл-фотке мой старый тополь, талисман моих снов, еще стоит напротив новых балконов. Храни нас мой талисман!
Оцените пост
(голосовало: 2, средняя оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...
