Продолжение.
Начало в № 1117
После долгих сидений в приемных, переписывания заявлений, пересылок из кабинета в кабинет и всяких «придите завтра», ее в конце концов принял следователь с мрачноватой фамилией Чернобыкин. Расспросил подробно о Славике, его жизни, работе, знакомых. Раиса Ефимовна сама удивилась, как мало она знала о сыне: не могла толком сказать ни о его бизнесе, ни о знакомых. Вспомнила с трудом какого-то Тимура, которого Славик упоминал как партнера по бизнесу, но фамилии не знала. Даже не знала адреса ховринской квартиры, где некоторое время жил Славик до их отъезда в Израиль.
– Да-а, мамаша, — протянул Чернобыкин и почесал щетинистый подбородок. — Не много вы мне сказали, совсем не много…
– Может, квартиру осмотрите, пока я в Москве? — предложила Раиса Ефимовна.
На лице следователя появилось подобие улыбки:
– Если нам понадобится войти в квартиру, мы это сделаем и в ваше отсутствие.
В дверях Раиса Ефимовна обернулась:
– Когда можно к вам зайти, узнать, как идут дела?
Чернобыкин взглянул не нее с некоторым недоумением:
– Зайти? Это еще зачем? Езжайте себе в Израиль, мамаша, а секретарше оставьте свой адрес. Ждите спокойно, мы вам сообщим в официальном порядке, если чего узнаем или труп найдем…
Она вздрогнула и поспешно вышла из кабинета.
Но ждать спокойно Раиса Ефимовна не могла. Снова и снова она звонила в Москву в надежде, что кто-то что-то услышал насчет Славика. Следователю Чернобыкину она тоже звонила, причем довольно часто, и секретарша в конце концов перестала с ним соединять. Единственная добрая душа, которая продолжала с ней обсуждать ее проблему во всех аспектах и поворотах, была Клава Глухова.
Телефонные звонки в Москву стоили недешево и проедали заметную дыру в пенсионном бюджете: ведь это только из Москвы и только Сабине казалось, что пенсии в Израиле такие обильные… Однако Раиса Ефимовна активность свою не снижала, несмотря на косые взгляды дочери. Конечно, впрямую возражать против телефонных звонков и указывать маме Сабина не могла: все же пенсия мамина, у Сабины своя зарплата. Но неодобрительные взгляды и замечания, вроде «ты два дня назад туда звонила, зачем опять попусту деньги тратить», Раиса Ефимовна слышала постоянно.
Новостей никаких не было, но однажды все та же Клава сказала:
– Слышь, я расспросила свою Алку про этого… ну, ты говорила… Тимур, да? Она сперва отнекивалась, а потом сказала, что знает Тимура и даже дома у него бывала со Славиком. Во нахалка…
У Раисы задрожали ноги.
– Она помнит его адрес?
– Нет, адреса не помнит и фамилии не знает, но может показать, где он живет. Недалеко от речного вокзала.
Сначала Раиса Ефимовна хотела сообщить эту новость следователю — пусть хорошенько потрясет этого Тимура. Но потом у нее появились сомнения. Следователь его вызовет, а он не придет и скроется. И чем больше она об этом думала, тем определеннее приходила к выводу, что Тимур может что-то знать, ведь он партнер Славика, и он должен как партнер быть на его стороне. В общем, она позвонила Клаве и сказала, что опять прилетит в Москву.
Сабина на этот раз не выдержала и разразилась криком. Она упрекала мать в бессмысленной трате денег, в неразумных, никуда не ведущих действиях, в неумении видеть реальность.
– С чего ты взяла, что этот Тимур работал со Славкой? И как можно верить этой свистушке Алке? Сегодня она говорит одно, завтра другое… Надо действовать официально, через прокуратуру.
Но Раиса Ефимовна полетела в Москву.
Алка и вправду вела себя странно. Она явно не хотела влезать в это дело ни в каком качестве. Матери она признавалась, что боится «этих чучмеков»: ведь они легко могут и зарезать, если что им не понравится… Но все же в конце концов мать и тетя Рая уговорили ее показать парадный вход и назвать номер квартиры.
– Только покажи издали, даже не подходи близко. Я сама пойду к нему. И не скажу никому, что ты показала.
Дрожа от страха, Алка поехала с ней к речному вокзалу, нашла дом и показала парадное.
– Шестой этаж, первая квартира слева, — буркнула она.
Раиса Ефимовна поднялась на шестой этаж и позвонила в одну из четырех находившихся там квартир. Она видела, что ее рассматривают через глазок в двери. Недружелюбный голос спросил:
– Что надо?
– Поговорить с Тимуром, — ответила Раиса.
Щелкнуло несколько замков, и дверь приоткрылась.
– Ну, я Тимур. А вы кто?
– Я мать Славика Флешмана.
Тимур посмотрел на нее долгим испытующим взглядом:
– Что-то я давно не видел Славу.
– Позвольте мне зайти. Поговорить надо.
Тимур выглянул из двери, осмотрел площадку, убедился, что кроме Раисы Ефимовны никого нет, и только тогда впустил ее в квартиру.
– Я сразу должен сказать, что ничего не знаю. Где он — не знаю. Садитесь, пожалуйста.
Был он среднего роста, с обширными залысинами и горбатым носом над пышными усами. Взгляд прямой, немигающий — мне, мол, скрывать нечего.
– Славик мне говорил, что вы с ним партнеры по бизнесу.
– Были одно время. Давно. Потом расстались и больше дел не имели. Он остался мне должен сто тысяч.
– Сто тысяч рублей… — ахнула Раиса Ефимовна.
– Долларов. Сто тысяч долларов.
Тимур объяснил, что всякие отношения со Славиком прервал, когда убедился, что денег тот не вернет.
– Вы говорите, он пропал. Что? Больше года? Если он и с другими людьми так же обращался, как со мной, то неудивительно…
– Нет-нет, он порядочный человек, и я уверена, что он долг вам в конце концов отдал бы. Здесь другое, не то, что вы думаете. Он куда-то уехал. Он мне сам об этом сказал: «Мама, я должен на время уехать и звонить не буду». Так и сказал.
– Ну, если сам так сказал… Тогда вы знаете больше меня. Я ничего вам нового не могу сказать.
Алка ждала ее возле метро.
– И что он вам наговорил?
– Да ничего не знает. Славик ему должен деньги, а так ничего не знает.
– Ничего не знает… Так я и поверила. Вы, тетя Рая, не верьте этим людям, они никогда правды не говорят.
– Но Славик не такой, а он сказал, что уедет на время и вернется.
– Не такой? — Алла жестко посмотрела на Раису Ефимовну. — Именно такой. Точно такой, из этой компании.
Пробиться к следователю было нелегко, Раиса Ефимовна потратила на это два полных дня, но своего добилась.
– Я отыскала Тимура, партнера по бизнесу, — сказала она с порога Чернобыкину. Но тот реагировал вяло:
– И какие истины он вам раскрыл? Никаких? Так я и ожидал…
Он оживился, только когда узнал о долге в сто тысяч.
– Это дает возможность строить кое-какие предположения…
Раиса Ефимовна восприняла его слова как намек.
– Какой же в этом смысл? — спросила она нервно. — Ведь пока Славик жив… я хочу сказать, пока он в бизнесе, у Тимура есть шанс получить свои деньги, а если предположить, что… то, что вы предполагаете, тогда уж никаких денег никогда… Вы понимаете, что я имею в виду.
– Понимаю, — следователь усмехнулся. — Только у этой публики совсем другая логика, мамаша…
Месяцы после возвращения из Москвы были для Раисы Ефимовны трудным временем. Отношения с дочерью ухудшались. Сабина считала, что мать совсем потеряла чувство реальности и не желает видеть вещи такими, какие они есть в действительности. Сабину раздражали мамины разговоры на тему «он обещал вернуться».
– Если бы мог, то давно уже вернулся, — говорила она.
– В том-то и дело, что не может, — возражала Раиса Ефимовна. — Ты бы поговорила с Тимуром, тогда бы знала, что это за публика. А он должен ему сто тысяч долларов…
Ее московские знакомые постепенно перестали подходить к телефону, прятались от нее, не говоря уже о следователе Чернобыкине, который прямо сказал: «Прекратите ваши звонки, гражданка Флешман, вы мешаете работать». Только Клавдия Глухова сохраняла ей верность. С ней Раиса Ефимовна говорила чуть ли не ежедневно. Разговор их все время вращался вокруг одной темы и состоял из одного и того же набора фраз: «Он обещал вернуться», «Он прячется от долгов, а как только соберет деньги, объявится», «Тимур ничего такого сделать не мог, ему же самому это не выгодно», «Следствие идет медленно, но докопается в конце концов».
Но однажды тематическое однообразие их бесед было нарушено.
Взволнованным полушепотом Клава сказала:
– Слышь, Раиса, тут недалеко, по Казанке, в Быкове, живет один старик, так он ясновидящий. Ну, экстрасенс по-нынешнему. Мне золовка сказывала, она знает. Он прямо чудеса творит. Людей находит. Ему какую-нибудь одежду надо принести… ну, того, кто неизвестно где. Он руки наложит, глаза закроет и говорит, где этот человек. Сама милиция к нему за помощью ходит, когда бандитов ищет. Вот бы тебе сходить, я подумала.
Надо сказать, Раиса Ефимовна считала себя человеком передовым, неверующим. В синагогу ее водили когда-то в детстве, когда бабушка была жива. А в целом она прочно стояла на позициях материалистического мировоззрения, с которым ознакомилась в юные годы в оптическом техникуме. С вершин своего мировоззрения она, как, впрочем, и все бывшие советские люди, не видела разницы между религией, верой в приметы, гаданием на картах или вот прорицанием ясновидящего — ко всему такому она относилась отрицательно. И разговор Клавы о ясновидящем она восприняла крайне скептически. Поначалу. А потом, по мере того как шло время и все меньше людей хотели говорить с ней о судьбе Славика, а сам он не возвращался, хотя твердо обещал вернуться, и она знала, что свое обещание он выполнит, Раиса Ефимовна все чаще стала думать об этом Клавином ясновидящем из Быкова.
Окончание следует
Владимир МАТЛИН