Продолжение. Начало в №1083
Я также стал активным участником других акций Сопротивления. Я встретил товарища, который был более тесно связан с подпольем, и благодаря его рекомендации я смог взять на себя еще большую роль. Я получал распоряжение встретиться с контактным лицом в определенном месте в определенное время. Нашим паролем было «Амха», что означает «Твой народ» (будучи евреями, мы являлись частью народа Б-га). Мне сообщали, как я узнаю связного: у него будет перо в шляпе или же синий платок в нагрудном кармане. Я был посредником — брал передачу у одного связного и передавал ее другому. Я никогда не знал, что и кому я передаю. Я также собирал информацию (которая затем передавалась партизанам в горы) по каждому газетному упоминанию о перемещениях или действиях войск.
Однажды после полудня, когда я шел с одной встречи на другую, мои худшие страхи стали реальностью: меня остановили два офицера гестапо. Они потребовали документы. Я достал их как можно небрежней и спокойней. Когда я стал протягивать документы, один из гестаповцев выхватил их у меня. Увидев, что он кладет их в карман пальто, даже не взглянув на них, я понял, что у меня крупные неприятности. Прежде чем я мог пошевелиться или подумать о бегстве, они схватили меня за руки с двух сторон и приказали шагать.
«Что вы хотите от меня? Что я сделал не так?» — спросил я по-словацки. То, что я прекрасно говорил по-словацки, было одной из причин, по которой я чувствовал себя в некоторой степени безопасно в своем нееврейском обличье. Поэтому их реакция на мой вопрос застала меня врасплох. «Не прикрывайся словацким языком», — сильно толкнув меня, сказал один из них. Я обернулся к напавшему, и то, что я увидел, повергло меня в шок. Его перекошенное лицо выражало неприкрытую ненависть, словно он столкнулся со своим самым презренным врагом. Я смотрел в лицо дьяволу.
Я получил еще один тычок и еще более ненавидящий взгляд от другого гестаповского головореза. «Говори с нами по-немецки, ты, проклятый еврей!» — закричал он мне.
Взяв мои документы, они даже не взглянули на них. Они не задавались вопросом, настоящие они или нет. Казалось, они уже заранее решили, что я переодетый еврей. Знали ли они, что я еврей, или же только подозревали из-за того, как я выглядел или чего-то, что я сделал?
Я понял, что, скорее всего, меня выдали, и сделал это, возможно, один из тех людей, кого я включил в круг моих семей. Я также осознал, что это означало, что одну из семей схватили и пытали. Если это было так, еще одна еврейская семья была уже уничтожена.
Пока я шел в их железных тисках, я решил, что нужно попытаться сбежать. Я буду идти с ними без всякого сопротивления в надежде, что они решат, что я слишком напуган, чтобы бежать, и ослабят хватку. Я же подожду подходящей возможности для побега. Я не мог допустить ошибку: шанс будет только один.
В Прессбурге было два основных отделения гестапо. Одно находилось в центре города и являлось общим административным центром операций гестапо. Другое, известное под названием «Геhином», то есть «ад», было на окраине города. Именно сюда евреев приводили для пыток. Ни один еврей не вышел живым из «Геhинома». Для многих евреев, погибших в этом здании, последним мучением было осознание того, что их близких ждет та же участь. Некоторые в отчаянии напоследок выдавали имена в тщетной попытке спасти себя или свою семью. Каким бы способом ни находили свою смерть евреи в этом зловещем месте, ни один не был похоронен должным образом. Размах зверств, совершенных в этом здании, невозможно вообразить. После войны в подвале было найдено 200 тел. Из-за холода они не разложились. Были явственно видны следы пыток— немые свидетельства для тех, у кого хватало храбрости смотреть.
Ожидая возможности побега, я решил, что, если они пойдут в сторону отделения в центре города — в главное управление, это означает, что они не уверены, еврей ли я, и собираются проверить мои данные в управлении. Если же они повернут в сторону отделения на окраине города, это означает, что они уже знают, что я еврей, и я был обречен. Я был наготове, когда мы приблизились к решающему перекрестку, так как, если мы повернем в сторону Геhинома, мне нужно было действовать немедленно.
Когда мы добрались до пересечения дорог, оправдались мои худшие опасения: мы повернули в сторону Геhинома. С этого момента терять мне было нечего. Для меня все, что не являлось побегом, означало верную смерть. Если я позволю привести себя в логово льва, я могу ждать только самых бесчеловечных истязаний, а затем невообразимой смерти. И что самое ужасающее, я не мог знать, какую информацию и секреты, которые выдадут других, они смогут вытянуть из меня. Я думал: «Вот я, в своем собственном городе, шагаю навстречу своей гибели, с обеих сторон гестаповские убийцы крепко держат мои руки — лучше умереть прямо здесь на улице».
«В Твою руку предаю я свою душу; Ты, О Б-г, спасающий меня» (Псалмы 31:6) — с этой мыслью я решился вырваться на свободу. Я знал, что шанс спастись под градом пуль — один на тысячу.
Мое преимущество состояло в знании каждой улицы и каждого переулка в городе. Вскоре мы будем проходить мимо дома, который давал возможность побега через череду запутанных переулков. Вдоль торца дома шла дорожка, ведущая на задний двор. Там было всего несколько метров до ворот, ведущих в первый короткий переулок. Через 20 метров в переулке был поворот направо в другой переулок, который через несколько метров вел в еще один, а затем выводил на улицу, которая в этот час была полна народу. Если бы я мог застать врасплох своих конвоиров, когда мы будем проходить этот дом, я смог бы оказаться достаточно близко к дорожке, чтобы добраться до задних ворот.
По благоволению свыше, как раз когда мы приближались к дому, с противоположной стороны появилась толпа людей. Когда дом оказался справа от меня, мы почти поравнялись. Я дождался момента, когда толпа проходила между домом и нами. Изо всех сил я рванул и высвободил левую руку из рук гестаповского охранника, и левой рукой помог высвободить правую из рук другого офицера. В тот же миг я вбежал на полной скорости в толпу людей. В полной неразберихе гестаповцы приказывали мне остановиться, но все в толпе были слишком растеряны, чтобы схватить меня.
Я стремглав помчался к воротам. Гестаповцы стреляли в толпу, должно быть, более десятка раз, но, по Б-жьей милости, ни один из выстрелов не задел меня. Я не имею понятия, попали ли эти пули в кого-то из людей.
Не оглядываясь и ни о чем не думая, я бежал изо всех сил, как затравленное животное. Через переулки я выбежал на улицу. К тому времени, пока нацисты достигли ворот, я уже смешался с толпой людей, гуляющих по проспекту. Я шел среди них, и меня задевало то, что люди занимались своими обычными делами, как будто был самый обычный день. Мне хотелось крикнуть им, что нацисты пытались меня убить, потому что я — еврей, что я едва вырвался, и что моя жизнь может оборваться в любую секунду! Вместо этого я шагал дальше с поддельным спокойствием, словно я такой же нееврей, как и все остальные, идущий по своим делам.
По сей день, даже спустя более 50 лет после того мучительного испытания, меня всего охватывает дрожь при воспоминании о том, как у меня над головой свистели пули. Я не знаю, благодаря каким заслугам я был спасен, и я уверен, что никогда не узнаю. Но я знаю, что это произошло по милости В-вышнего: «Ибо Он велит ангелам охранять тебя на всех путях» (Псалмы 91:11).
Перевод Элины РОХКИНД
Продолжение следует
Оцените пост
(голосовало: 2, средняя оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...
