– Я не могу больше терпеть Алекса в моем классе! — воскликнул учитель и положил на стол книгу Торы, на которой по-английски было написано матерное слово. Эти книги были выданы ученикам «Синай Академи» в качестве учебников.
– Это написал Алекс? — спросил я.
– Он отрицает, но кто же это мог сделать?
– По закону Торы каждый человек считается праведным до тех пор, пока не доказана его вина.
– Надпись на книге Торы сделана рукой Алекса, это его почерк!
«Что же делать?» — напряженно думал я. Как директор школы я обязан поддерживать учителей, но в еще большей степени я должен защищать учеников. Конечно, подозрения учителя — это не доказательство вины. Но я также знал, как тяжело учителю с Алексом…
В июне 1990 года я принял одиннадцатилетнего Алекса в летний лагерь. Более четырехсот детей выезжали ежедневно в парк, но лишь один из них обладал столь неуемной энергией, что постоянно попадал в неприятные истории. К сожалению, в конце концов пришлось попросить родителей не посылать его больше в лагерь. Каково же было мое изумление, когда в начале сентября Алекс пришел с отцом и дедушкой поступать в «Синай Академи».
– Алекс был единственным ребенком, которого пришлось исключить из лагеря. Как же я могу принять его в школу? — сказал я…
– Когда немцы подходили к Киеву, мне было шестнадцать лет, — обратился ко мне дедушка Миша. — Меня и несколько сот моих ровесников перевозили на двух баржах через Днепр. Начался налет немецкой авиации, на моих глазах в другую баржу попала бомба. Я чудом спасся. Вскоре меня взяли в армию. После освобождения Киева я вернулся домой и узнал, что все мои родные лежат в Бабьем Яру. После войны я женился и воспитал своего сына евреем.
Я чудом спасся от рук фашистов, мой сын вырос евреем, несмотря на политику государственного антисемитизма в СССР. Прошу вас, помогите мне в Америке вырастить внука евреем!
Я принял Алекса в седьмой класс. Первые два года у него был прекрасный педагог рабби Дов Каган. В 1993 году Алекс перешел в девятый класс к новому учителю, который не нашел к нему подхода. Тогда и произошла эта история с надписью на книге Торы.
Как защитить Алекса, не унижая учителя?..
Позвонив в полицейский участок, я сказал, что ищу частного детектива.
– Я не могу сравнивать почерк Алекса с надписью на Торе, — объяснил сыщик, придя в школу. — Верните Алекса только на минуту в класс. Я предложу тем, кто захочет принять участие в тестировании, написать несколько слов.
– Но если мы вернем Алекса в класс только для экспертизы, то он будет публично унижен, — возразил я. — Публичное унижение приравнивается Торой к убийству и запрещено даже под страхом смерти.
Я извинился перед Алексом и попросил преподавателя принять его в класс. Детектив провел экспертизу и к всеобщей радости заключил: нет оснований предполагать, что кто-то из ребят этого класса сделал надпись на Торе. Я не искал других виновных, потому что задача школы воспитывать, а не наказывать.
А что если бы детектив заключил, что это был Алекс или другой юноша? Я все равно бы не исключил другого ученика. В соответствии с еврейской традицией, ученика можно исключить лишь тогда, когда он подвергает физической или духовной опасности других детей. Конечно, нельзя проявлять милосердие к одному, проявляя жестокость ко многим. Однако в каждой конкретной ситуации необходимо определять границы допустимого.
Алекс благополучно окончил школу, служил в ВМФ США, сегодня живет и работает недалеко от меня в Бруклине. Некоторое время назад я получил по электронной почте фото Алекса с главнокомандующим 7-го флота адмиралом Робертом Вилардом. В своем послании Алекс пишет:
«Шалом!
Спасибо всем раввинам и учителям «Синай Академи» за то, что вы помогли мне остаться евреем.
Ваш ученик Авраам».
Все эти годы бабушка и дедушка Алекса приходили на уроки Торы. Дедушка по праздникам пел еврейские песни. К сожалению, недавно дедушка умер. Алекс подошел ко мне на похоронах и, стоя со слезами на глазах у могилы своего дедушки, сказал мне: «Я хочу, чтобы вы знали, что где бы я ни был, на военном корабле или на работе в Нью-Йорке, я всегда помню, что я — еврей!»
В чем урок этой истории?
В ценности терпения и веры в людей?
В том, что свершились мечты и молитвы дедушки?
В том, что тот, кого защитили, сегодня защищает всех нас?
Или, может быть, урок в том, что цель не оправдывает средства?
Почему сказано в Торе дважды «К справедливости, к справедливости стремись» (Дварим, 16:20)? Чтобы научить нас, что к справедливости нужно стремиться лишь справедливыми методами!
«Слушай, Израиль! Вы выходите ныне на сражение с врагами вашими, — обращался коэн к евреям перед боем. — Да не ослабеет сердце ваше, не бойтесь, не трепещите пред ними».
Однако тот, кто построил дом, посадил виноградник или обручился с невестой, мог уйти. Также «тот, кто боязлив и робок сердцем, пусть идет и возвратится домой, чтобы не сделал робкими сердца братьев его» (Дварим, 20:1–9).
Тот, кто боялся битвы, мог уйти, чтобы не обратить в бегство все войско. Однако зачем отправлять домой тех, кто построил дом, посадил виноградник, обручился с женой? Для того чтобы не унизить публично человека, который будет уходить из-за страха! Чтобы люди могли подумать: может быть, он построил дом, посадил виноградник или обручился с невестой? — поясняет Талмуд. Тора учит нас всегда, даже в бою, защищать честь и достоинство человека!