Интервью с Биньямином Нетаниягу о сути праздника и значении еврейской силы

В Израиле нет Дня Победы в собственных войнах. Самый военный праздник здесь — не день победного окончания, а день начала войны – День Независимости.

Традиционно в этот день чествуют защитников страны – армию, ЦАХАЛ. С первого моего Дня Независимости в Израиле, когда впервые испытал на себе то близкое к шоку недоумение, которое переживают, наверное, все поначалу, столкнувшись с тем, как отчаяние скорби Дня памяти павших в войнах Израиля сменяется почти без всякого перерыва безудержным весельем главного государственного праздника страны, я пытался найти этому логическое объяснение. Пока однажды не удалось получить его от главного и во многом показательного израильтянина – сабры, офицера спецназа, члена семьи погибшего солдата – Биньямина Нетаниягу, нынешнего премьер-министра Израиля.

Публикую эту расшифровку впервые.

— Почему День Независимости в Израиле – армейский праздник? Мы что – самая милитаризированная нация?

— Вовсе нет. Но почти две тысячи лет мы были народом без государства. Нет государства – нет и армии. И мы знаем результат этого – Холокост. В принципе, существование еврейского народа дважды было обусловлено евреями, занесшими меч. Во-первых, полутора миллионами евреев, воевавших в армиях стран-союзниц во время Второй мировой войны. Четверть миллиона из них погибло. Если бы не та победа над нацистами, еврейский народ был бы уничтожен, он прекратил бы свое существование. Естественно, не было бы и государства Израиль. Прежде всего битва с этим жестоким врагом спасла еврейский народ. И евреи сыграли в этом важную роль. Но потом, после основания Израиля, что произошло в этой стране? Почему здесь не были зверски убиты миллионы людей? Потому что у нас есть Армия обороны Израиля.

Мы извлекли урок из этих страниц истории. Мы учились на примерах героизма еврейских воинов.

Вдруг спустя почти две тысячи лет евреи оказались чуть ли не лучшими воинами в мире. Почему?

Потому что они вынуждены бороться за свое существование. И мы делаем это, ориентируясь на пример еврейских воинов, сражавшися с нацистами.

— Как на ваш характер повлияла служба в армии?

— Это незабываемый период моей жизни. Пять лет – с 18 до 23-х – служил солдатом, потом командиром в спецназе Генштаба «Саерет-маткаль», элитном подразделении нашей армии. Там я открыл для себя наш уникальный еврейский характер. Это не только ум, хотя все, что мы делали, делали с умом. Не только инициативность и творческий подход, не только сила духа, совершенная физическая подготовка, владение оружием, умение преодолевать, например, 50-километровый маршрут ночью, в кромешной тьме, по бездорожью… Не только это и даже совсем не это самое важное. Самое важное – ощущение того, что ты стоишь у руля еврейской истории.

Евреи не могли защищать себя. Слово «еврей» стало синонимом понятий «трус», «заячья душа», вообще «презренный человек». Всякий мог его оскорбить, унизить, издеваться над ним.

Когда мы вернулись сюда, на свою землю, мы смогли наконец проявить способность евреев постоять за себя – впервые за много веков рассеяния.

Но изменилось также само определение еврейской души: еврей вдруг стал считаться кем-то другим. Эта перемена началась именно с еврейских воинов: бойцов Варшавского гетто, солдат Красной армии, американской и британской армий. Именно они изменили судьбу еврейского народа. Нам было, на кого равняться.

— Вы все-таки сабра. Вы выросли здесь, вы не испытали на себе даже проявлений антисемитизма, как большинство из нас. Почему для вас эти все мотивы важны?

— Да, я вырос в Израиле и не сталкивался с антисемитизмом. Впервые это произошло уже в относительно зрелом возрасте, когда приехал учиться в Массачусетский технологический институт. Собрался как-то купить подержанный диван. Увидел объявление в газете – и пришел к одному гою. Он назвал цену, я попытался сбить – поторговаться, чтобы купить дешевле. А он мне говорит: «Don’t Jew me down!» — «Хватит жидиться!» Я врезал ему по морде и ушел.

В свое время меня попрекали: «Может, ты и мыслишь, как еврей, но ведешь себя, как гой!» Я никогда не мог этого понять. Мне говорили: «Знаешь, почему ты не понимаешь этого? Ты никогда не жил среди гоев, в обстановке антисемитизма – ты не в состоянии представить это». И это верно. Я ни в какой обстановке ни с кем не чувствовал себя неполноценным, у меня нет потребности извиняться.

Я думаю, что тот, кто страдал от антисемитизма там, становясь израильтянином, освобождается от этих вериг. Его дети уже вырастут другими. Это ответный удар, который мы наносим антисемитизму. Герцль, кстати, предвидел это.

— Я вижу у вас на рабочем столе фото, где вы с вашим братом Йони в молодости. Вас было трое братьев. Все трое прошли службу в «Саерет-маткаль» — самом элитном подразделении израильской армии, но, пожалуй, и самом опасном. Мне вот что здесь интересно. Старший брат всегда старается защитить, прикрыть младшего. Почему он не воспрепятствовал тому, чтобы и вы пошли в «Саерет-маткаль»?

— Вы знаете, все было с точностью до наоборот. Йони был ранен в Шестидневной войне. Он воевал сначала на Синае, потом на Голанах, получил ранение – едва не погиб при захвате одного из опорных пунктов на Сирийском фронте — за три часа до окончания войны. Пошел вызволять раненого друга – и его самого накрыло огнем, с трудом дополз до наших позиций. Командир спросил его: «Как ты?» Он ответил: «В полном порядке!» — и сразу упал, потерял сознание. К счастью, всего лишь остался инвалидом. Его демобилизовали. Я был очень рад этому. Естественно, не тому, что Йони получил ранение, а тому, что жив остался и относительно цел. Когда примчался к нему в больницу – пришел в ужас: там целое отделение, длиннющий ряд коек – и одни инвалиды с ампутированными конечностями. Он лежал на кровати, рана была слева. Но вижу: он цел, не культя, как у других, а повязка. Я ужасно обрадовался! Сказал себе: «Всё, он вне игры – инвалид. А я – младший брат, теперь моя очередь, главное, что за него теперь не надо бояться».

— Сколько вам было тогда?

— Восемнадцать. Осенью мне предстояло идти в армию. Когда призвали, я хотел попасть в лучшие войска, туда, где все по-настоящему. Так пришел в «Саерет-маткаль».

Вскоре, а в нашем подразделении это обычно не происходило так быстро, ко мне подошел командир части, Узи Яири (он потом погиб в бою с террористами при освобождении гостиницы «Савой»), человек очень импульсивный, категоричный, взрывной, и сказал, как приказал: «Ты идешь на офицерские курсы!»

Я говорю: «Нет, я еще новичок в «саерет». Он: «Я сказал пойдешь – значит, пойдешь» Отвечаю ему: «Не пойду! Заставите меня подписать сверхсрочную на два-три года, а я собираюсь учиться» К тому времени меня уже приняли в Йельский университет, я не собирался делать армейскую карьеру. Но Узи не терпел, когда ему перечили. Говорит: «Даю тебе два дня на размышления. Сейчас идешь домой на шабат, думаешь. В воскресенье приходишь с положительным ответом. Скажешь «нет» — выброшу из подразделения вообще».

Я был в отчаянии. Вы понимаете, что такое вылететь из «Саерет-маткаль»? Нет страшней наказания. Пришел домой, стал советоваться со старшим братом. Йони был уже не у дел – инвалид ЦАХАЛа. Он говорит: «Я решу твою проблему». – «Как?» — «Скажи Узи Яири, что я заменю тебя». – «Так ты ж инвалид!». Йони смеется: «Не волнуйся, разберемся. Скажи ему, чтобы он запросил мое личное дело».

Прихожу в воскресенье. Узи сразу с вопросом: «Ну, решил?» Я говорю: «Я не иду на курсы – брат пойдет». – «А он кто?» — «Его зовут Йони, — говорю, — он просит, чтобы вы заглянули в его личное дело». Он взял дело, потом нашел меня: «Приводи его сюда немедленно!»

— Так это вы оказали протекцию старшему брату?

— Да. Но еще очень помог армейский врач – новый репатриант. Не помню уже, откуда он был – из Аргентины или России, но иврит знал плохо. И это было для Йони хорошо. У него был полностью раздроблен левый локоть, а врач проверял, как сгибается левое колено, – перепутал слова. И написал: «Годен». Так мы оказались вместе в «Саерет-маткаль», он прошел офицерские курсы, а вслед за ним и я, в конце концов. Потом подрос третий брат – Идо, наш младшенький. Он отличается от нас. Я больше похож на Йони – и по характеру, и даже внешне. Но про Идо я никогда не думал, что он подходит «Саерет-маткаль», способен выносить эти нагрузки. Он врач, писатель – чистый гуманитарий по складу ума и темпераменту. Но Идо тоже призвался в «Саерет-маткаль», прошел сложные тесты. И нас в подразделении стало трое.

Старались только, чтобы в боевых операциях (во время войн это было не в нашей власти) не участвовало два брата вместе. Так – если что случится – родителям придется оплакивать одного, а не двоих сразу. Только однажды Йони попытался нарушить это правило. Мы тогда сильно поспорили, едва не рассорились.

— Что стало поводом?

— 8 мая 1972 года арабские террористы захватили самолет бельгийской авиакомпании «Сабена», заставили посадить его в аэропорту Лод (нынешний Бен-Гурион. – В.Б) и угрожали взорвать его вместе с пассажирами и экипажем, если не выполнят их требований. Было принято решение освободить самолет силой – никто до того таких операций не проводил. Штурм поручили нашему подразделению. Меня назначили командиром одной из групп, которой предстояло ворваться в самолет.

Йони подошел ко мне накануне штурма и сказал, что пойдет вместо меня – он ведь более опытный офицер. Это правда – он уже был заместителем командира «Саерет-маткаль», вообще обладал особым военным талантом, умел вести себя под огнем. Но я отказался – чего вдруг? Тогда он сказал, что пойдет в моей группе рядовым бойцом. Я возмутился, говорю: «Там четверо террористов среди пассажиров, с автоматами и взрывчаткой, все, что угодно, может случиться – ты подумал, что будет с родителями, если мы оба погибнем?». Он сказал: «Моя жизнь принадлежит только мне – не указывай, что мне делать». Не убедил. Пошел за разрешением к командиру операции – Эхуду Бараку. Тот стал на мою сторону – Йони пришлось сжать зубы и смириться.

Операция прошла успешно. Но я получил ранение в плечо. Лежу на бетонке, смотрю – бежит ко мне Йони, лица на нем нет. Потом увидел, что это только ранение – расплылся в улыбке: «Видишь, я же говорил, что тебе не стоило идти, надо было мне».

Йони Нетаниягу погиб через четыре года – во время освобождения израильских заложников в Энтеббе – одной из самых ярких операций израильской армии. В честь него ее назвали «Йонатан».

Владимир Бейдер, израильский журналист