Еврейский Мир

Продолжение. Начало в №1083

«Окончательное решение еврейского вопроса» — так назывался план нацистов по уничтожению всех евреев Европы. Начиная с декабря 1941 года, евреев стали сгонять и отправлять в лагеря смерти на Восток. Изначально этот проект прикрывался целью «переселения евреев в Восточную Европу».
Все начиналось вполне невинно. Словацкие фашисты отобрали лидеров еврейской общины и создали комитет под названием «юденрат», чтобы он представлял еврейские интересы. Были даны обещания безопасности, и многие евреи поверили, что общину можно защитить, если эти видные евреи смогут официально вести переговоры с правительством от их имени. Членам юденрата ложно дали понять, будто у них есть некая возможность договариваться с нацистами. В результате каждый новый указ исходил под видом наилучшего возможного компромисса. Их намерением было ввести евреев в заблуждение, в чем они преуспели.
Сначала евреи были обязаны зарегистрироваться в специальном ведомстве, учрежденном юденратом. На их удостоверениях была поставлена печать с выделяющейся буквой «J». Вскоре все незамужние девушки должны были явиться на общественные работы в собственном городе. Это не вызвало больших возражений. Следующим шагом стала отправка на работу в трудовые лагеря молодых женщин, начиная с восемнадцати лет. Хотя этот указ не пользовался популярностью, все приняли его как вынужденный. Следующий указ принуждал молодых мужчин жить в лагерях, где они бы работали в промышленности, необходимой для «военных усилий». Община была уверена, что находится в безопасности и помогает стране. Но это было всего лишь уловкой — на самом деле евреев посылали в лагерь смерти Биркенау-Аушвиц.
Через короткое время всех евреев, которых сочли не представлявшими исключительной ценности для экономики города, перевезли в трудовые лагеря. Целые семьи переправлялись в другие города, а затем — в трудовые лагеря. Позднее евреев стали собирать как собственность государства для «переселения» в другие города, для  работы на благо военной экономики. Как правило, нацисты не забирали всех в одном городе: из каждого города они брали определенный процент. Изначально людей всегда перемещали в другой город. Через несколько недель процедура повторялась: нацисты возвращались, чтобы собрать другую группу евреев. Все это происходило в течение четырех месяцев: с конца зимы 1941/1942 года по весну 1942 года.
Если оглянуться назад, становится ясно, что нацисты хотели реализовать свой план постепенно, чтобы их действия были более приемлемы для населения. В Прессбурге жили неевреи, которые были хорошими людьми и никогда бы не подняли на нас руку. Нацисты понимали, что такие люди могут воспротивиться их «еврейской программе».
Ключевым моментом было отделить еврея от его друзей и соседей. Нацисты понимали, что, если изолировать евреев от тех, кто их знает как реальных людей с именами, адресами и семьями, и поместить их в города, где они будет чужаками, тогда их можно будет отправлять куда угодно. Никто не будет возражать против того, чтобы чужаков помещали в трудовые лагеря для поддержки «военных усилий».
В то же время нацисты не упускали возможности продемонстрировать свою варварскую жестокость. Понималось, что эта жестокость может быть направлена на каждого, кто выразит хоть малейшее возражение и тем самым подвергнет свою жизнь опасности. Теперь все было готово.
К середине лета 1942 года евреев, содержавшихся в трудовых лагерях, стали отправлять в Аушвиц-Биркенау, Майданек и Треблинку. Жестокость была зверской. В конечном счете согнали всех: мужчин, женщин, детей, стариков, беременных, кормящих матерей — и погрузили в товарные вагоны без еды, воды и туалетов. В каждый вагон запихивали сотни человек, которые были вынуждены стоять. Вагоны были забиты до отказа так, что невозможно было даже лечь на пол. Тех, кто обессиленный болезнью или истощением падал на пол, затаптывали. Поездка зачастую длилась несколько дней, и когда двери наконец открывали, многие были мертвы.
Становилось также ясно, что в этих новых концентрационных лагерях евреев подвергали невероятным мучениям и систематически убивали.
Мы получали письма от тех, кто находился в концлагерях, в которых нас убеждали, что к ним относятся хорошо. Но эти письма не были словами наши близких. Было очевидно, что заключенных принуждали сочинять эти яркие, оптимистические отчеты. И все же им удавалось одурачить немцев, досконально проверяющих переписку перед отсылкой. Один мой родственник отправил нам письмо, подписанное: «С уважением, Аколь Шекер», что значит: «С уважением, Все Ложь».
Более девяноста процентов прессбургских евреев были отправлены в лагеря. Однако были немногие, чья деятельность считалась важной для экономики, и им было разрешено оставаться в городе. Многие управляющие больницами и фабриками, а также руководители в коммерческой области были евреями, и без их знаний и связей города их ведущие отрасли быстро бы пришли в упадок. Также в основном евреи контролировали международную торговлю, и обрыв этих связей подорвал бы существенным образом экономику региона. Этим немногим счастливцам выдали специальные разрешения, позволявшие им оставаться в городе на своей работе. Даже с подобными документами они, по сути, являлись пленниками. Они не могли свободно перемещаться и были прикованы к единственному месту, где требовались их услуги.
Так как мой отец успешно занимался международной торговлей, нашей семье выдали такое специальное разрешение. Нас не депортировали; нам разрешалось работать в своем городе и жить в собственном доме. Хотя нашей первой реакцией было огромное облегчение, мы прекрасно понимали, что этот документ — ненадежная гарантия нашей безопасности. Любой государственный чиновник или солдат Глинки мог в мгновение ока порвать наше разрешение и отослать нас в трудовой лагерь.
Не было конца нашим мукам и страху. Днем мы не рисковали выйти за пределы дома. Даже друзей, которые жили рядом, было опасно навещать. Мы ели только то, что отец приносил домой после рабочего дня. Двери всегда были заперты. За первой, деревянной, дверью отец установил железную. Железная дверь закрывалась тяжелым железным засовом, чтобы нацисты не могли вломиться в наш дом, пока мы спим: он символизировал наш страх и состояние опасности. Когда мы слышали топот глинковских солдат или видели, как они маршируют по улице, нашей единственной мыслью было: «На этот раз они идут за нами». И когда они проходили мимо нашего дома, казалось, мы рождались заново: нас снова миновало. Но наша радость быстро угасала, когда мы понимали, что они остановятся у какого-нибудь другого несчастливого еврейского дома. Это не было редким происшествием — такое происходило по нескольку раз каждый день и каждую ночь.
В результате мы никогда ни чувствовали себя в безопасности в своем собственном доме и даже в своей постели. Стало настолько скверно, что, если кто-то стучал в дверь, мы были уверены, что нашей семье пришел конец. Все кончено: нас изобьют, убьют или того хуже.
Отец понимал, что рано или поздно наступит день, когда придут за кем-то из нас. Поэтому он нанял плотника, который построил укрытие в нашей чердачной кладовой. Плотник соорудил новую стенку, делившую кладовую надвое в длину. Внутренняя комнатка имела световой люк, который позволил бы нам при необходимости сбежать через крышу. Места там было только на одну койку. На другую сторону новой стенки плотник вернул все полки, и они скрыли дверь. Невозможно было увидеть комнату, скрывающуюся за полками. Кто-то из нас, но точно не все, могли спастись в этом крошечном укрытии.
Перевод Элины РОХКИНД

Оцените пост

(ещё не оценено)

Загрузка...

Поделиться