«Помни, что сделал тебе Амалек!» — вот что звучит в однообразном звуке сирены в 10 часов утра в День Катастрофы. Целая фраза – единым криком без слов.
Почему, несмотря на то, что сами эти события уходят в прошлое, память о них с каждым годом все яснее и тяжелее? Почему тяжесть, наваливающаяся на душу при этом звуке, по мере отдаления Катастрофы во времени все невыносимее? Почему время ее не лечит?
Потомки тех, кто сделал нам это тогда, давно уже принесли покаяние, и оно принято. При этом, мы с упрямой неизбежностью каждый раз приводим глав их государств и официальных лиц в Яд ва-Шем, как и официальных лиц из всех других стран мира, приезжающих к нам по делам. Очень уважаемый мною Моше Фейглин считает, что это неправильно, и давно пора это отменить. Пора перестать «выжимать» Холокост и оправдывать им существование Израиля. У тех, кому мы давно простили, выросло новое поколение, не все представители которого готовы принять этот аргумент. Мало того, аргумент этот возвращается к нам бумерангом, и вот уже термины, относящиеся к Катастрофе европейского еврейства, применяют к нам самим.
Но сирена в День памяти Холокоста, так же как музей Яд ва-Шем – это не для них. Это для нас. Возможно, Фейглин прав в том, что не нужен дежурный визит в Яд ва-Шем для официальных гостей. Даже скорее всего прав. Этот страшный мемориальный музей рядом с прекрасным иерусалимским лесом нужен не им, а нам. Я сама в первые же дни пребывания в Израиле совершила туда свой собственный «официальный визит», хотя меня никто не приглашал и не сопровождал. Мне не нужно было сопровождение, чтобы поговорить со своей семьей.
…На этот раз, когда зазвучала сирена, меня не просто что-то автоматически, по привычке, подняло на ноги, но какая-то сила отшвырнула меня подальше от окна, рядом с которым стоит мой рабочий стол. Потом прислонила к двери. Какая уж тут стойка «смирно»! По стойке «смирно» стоит сейчас у себя на базе мой сын-солдат. А мое окно выходит на хайфское горное вади. На другой его стороне идет стройка – кто-то добавляет комнату к своей квартире. Молоток арабских рабочих, то звучащий, то умолкающий уже несколько дней подряд, застучал где-то на тридцатой секунде, в самой середине сирены. Их будни не прерывались. Их уши не слышали. Последние секунды звучания сирены ее ясный звук, ее внятный, трагический посыл смешивался со звуками их будней.
Моше Фейглин прав. Мы не должны требовать от других насильно помнить о нашей Катастрофе, чтобы эта память не вернулась к нам бумерангом. Мы не должны полагаться на этот аргумент, оправдывая наше присутствие здесь. Потому что у нас есть более веские аргументы.
«Сотри память об Амалеке в мире под Небесами. Не забудь».
Оцените пост
(голосовало: 2, средняя оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...
