В этом году — юбилей события, которое внесло оживление в размеренное, но совершенно неупорядоченное существование если не всего нашего веселого города, то по крайней мере нескольких кварталов.
Началось все с траншеи. Многие знают, как быстро и спорно копали (и копают по сей день) траншеи для газовых труб, водопровода, канализации и еще чего угодно.
Но, к сожалению, это только начало жутковатого перманентного процесса, вроде мировой революции. Причем с таким же толком. Исключений не припомню.
Годами траншеи остаются разрытыми, а гниющие трубы — нетронутыми. Вырытая земля либо по-лягушачьи чвакает под ногами, превращаясь в грязь под осадками и без таковых, либо ее бугры покрываются наледью при малейшем морозце, а траншея приобретает вид рва, непреодолимого для вражеской пехоты по типу «враг не пройдет».
Этой пехотой были мы — мирные и не совсем мирные жители окрестностей.
Мне лично кажется, что в городе Одессе число не совсем мирных жителей несколько превышало усредненную статистику как советской системы, так и предшествующих и последующих политических систем.
Когда я говорю о не совсем мирных жителях, я вовсе не имею в виду людей с преступными намерениями. Конечно, нет. Просто в Одессе всегда было множество женщин (единственный советский город, где обращение «мадам» было общепринятым) и мужчин не только с продвинутым чувством юмора и тонкой самоиронией, но и с весьма развитым пониманием собственного достоинства плюс умением за него постоять.
Хочу напомнить (если уж речь пошла о врагах), что оборона Одессы в трагическом 41-м была единственным примером несгибаемой и эффективной борьбы с фашистами (оборона и наступление чередовались — вплоть до морских налетов на румынскую Констанцу, откуда шла нефть в Германию), начиная уже с лета 1941 года, когда на всех других участках фронта был почти полный хаос.
Солдаты и офицеры (а подавляющее большинство были мобилизованными одесситами) ушли по морю из Одессы в Севастополь в полном воинском порядке, и только после приказа Ставки с благодарностью за невероятное упорство.
У Сталина ни одного приказа, подобного этому, в 41-м году больше не было.
Впрочем, это уже другая песня.
Все плохое когда-нибудь заканчивается. Хорошее — тоже, но, к несчастью, гораздо быстрей. Так, по крайней мере, нам кажется.
Трубы все-таки меняют на новые (не менее дефектные), землю когда-нибудь засыпают обратно, покалеченное пространство заливают асфальтом, из которого украли или куда недовложили все, что только можно украсть или недовложить. И гораздо раньше, чем мы можем предположить, начинают копать новую траншею.
Дело происходило летом, часов в шесть вечера. Рядом с дворовыми воротами на табуретке сидела моя бабушка и непрерывно оценивала ситуацию внутри и вокруг коляски, в которой находился трехмесячный младенец, а именно — моя сестра.
Должен сказать, что бабушки в те времена и в этом городе были такими, что им можно было поручить охрану чего угодно и кого угодно, включая государственную границу и членов Политбюро, сэкономив тем самым на погранвойсках и компетентных (так для приличия именовали «контору глубокого бурения») органах.
Но для этого одесских бабушек надлежало вооружить. На это Политбюро не могло пойти, так как, в отличие от грудничков, совершенно не доверяло себя нашим бабушкам. Оно не ошибалось. Недоверие было взаимным.
Некий глубоко поддатый (накуренных тогда, по-моему, не было) до агрессивности бездельник тридцати с лишком лет вдруг решил атаковать мою бабулю и захватить трофей в виде коляски и младенца с целью отправить их в траншею. Бабушка не только не сдалась, но и отбила нападение гада, пнув его ногой в пах, с одновременной подачей звукового сигнала опасности, по мощи сопоставимого с системой ПВО.
Мой отец и его приятель, только что пришедшие с работы, в считанные секунды оказались на улице, заняв позиции перед и за агрессором.
Надо сказать, что и мой отец, прошедший войну, и его друг были красавцами в возрасте где-то между тридцатью и сорока.
У друга отца, хотя он и обладал несколько замедленной реакцией по сравнению с папиной, было-таки замечательное качество, приводившее меня в полный восторг: он был совершенно невероятным заикой.
Понятно всякому, что, к огромному удовольствию набежавших зрителей, отец отправил агрессора в траншею.
Заика был невероятно разочарован. «Ч-ч-что ж-ж-же т-т-ты с-с-сделал? Э-т-то не ч-ч-честно», — сказал он отцу.
Папа никогда не шел против друзей, когда вопрос касался справедливости и удовольствий, а уж если справедливых удовольствий, то и подавно.
Когда агрессор вылез из канавы, заика лично повторил папину процедуру. И как заключительный аккорд, схватив гада за руки и за ноги, они вдвоем сбросили его вниз в третий раз.
Враг был разбит и посрамлен. Толпа предлагала присыпать его землей, однако папа был не только справедлив, но и гуманен, правда, только до некоторой степени.
Друзья вернулись в квартиру, где и распили бутылочку по поводу приятно проведенного вечера.
Через три дня отца вызвали к народному судье нашего района. Судьей оказалась женщина и, как папа потом рассказывал, вполне аппетитная.
Она молча протянула ему медицинское свидетельство о побоях, доставшихся на долю гада, и спросила папу: «Ну что же будем делать?»
Отец ответил: «А что бы сделал ваш муж на моем месте?»
«Ну да, конечно, то же самое. Правда, мужа у меня нет, — судья ласково посмотрела на папу, хотя он всегда вел себя скромно с работниками правоохранительных органов. — Я должна реагировать, поэтому передам ваше дело в товарищеский суд домоуправления».
Еще через несколько дней, при огромном стечении любопытствующих и добровольных свидетелей, товарищеский суд вынес свой справедливый приговор: по 10 рублей штрафа с папы и его друга, и 25 рублей — с побитого гада.
И тут произошел настоящий «апофигей». Друг-заика, обращаясь к отцу, воскликнул: «С-с-слуш-ш-шай, к-к-класс, д-д-давай в-в-всего з-з-за д-д-десять р-р-руб-б-блей его о-п-п-пять п-п-побьем!»
Все — публика, суд, свидетели и, похоже, даже родня агрессора — зашлись в таком пароксизме смеха, что можно уже было справляться об их здоровье.
Одесситы. Что с них возьмешь?..
Нортон БАССЕДО
bassedofile.blogspot.com
Автор о себе
Я — одессит по рождению, отцу и матери, москвич — по МАИ.
В Америке — двадцать лет, пять из них в Нью-Джерси, рядом с Филадельфией, и уже пятнадцать — в Силиконовой долине, куда мы переехали за сыном.
Живу и работаю рядом со Стэнфордом. Инженер и системный аналитик в области автоматизации.
Оцените пост
(голосовало: 5, средняя оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...
