До того как взяться за биографию в сонетах, я никогда не задумывался, что с запахами связаны воспоминания, которые никакими другими путями не могли быть сохранены.
Хотелось бы начать с удивительного, неповторимого аромата материнского молока. Увы, это было бы лукавством — никто этот запах из младенчества не вынес… Но первые запахи жизни связаны именно с мамой: обиженный или испуганный чем-то малыш прячет лицо в маминых коленях, упираясь носом в фартук, пропитанный запахом кухни. Таким он и врезается в память — запах свежего хлеба, огородной зелени, запах мира и покоя.
Из самого раннего детства еще запомнился запах папирос «Казбек», которые курил папа, а позже махорки. Поскольку отец с моих «младых ногтей» и до раннего ухода был для меня олицетворением мужества и самопожертвования, то и запах табака все годы мне приятен. Я никогда не курил, хоть много раз пытался начать. Почему так? Не понимаю. Но факт остается фактом.
…Особо обильными и запоминающимися были запахи послевоенного детства. Вы ощущали запах горелого железа? Я его хорошо помню. По всему нашему поселку была разбросана взорванная снарядами и бомбами в местных боях военная техника и автомашины. Специфический запах от этого кладбища машин и пушек, тревожный дух только-только закончившейся войны стоял в поселке долгих три года, пока этот горелый хлам не убрали.
Для ребятишек же не было большей радости, чем подержаться за руль на остове сгоревшего виллиса возле клуба. Напротив станционной платформы стояло невесть откуда взявшееся морское орудие. Забравшись на платформу, можно было заглянуть в его ствол, откуда несло пороховой гарью так, словно минуту назад произвели выстрел.
Особый интерес для пацанов представлял немецкий танк с рваными гусеницами и зияющей пробоиной от прямого попадания снаряда. Внутрь танка ребятишки лазили с опаской: кабина уцелела и было впечатление, что там кто-то есть. Здесь к привычному запаху железной и пороховой гари примешивался какой-то сладковатый запашок. Может, это был дух сгоревшего в танке наводчика орудия…
…Память хранит запахи еще одного «эха прошедшей войны». Я уже говорил о том, что наш поселок был полностью разрушен, от него остались одни руины. На этих развалинах и пепелищах в течение двух-трех послевоенных лет росли мощные заросли бурьяна. Видимо, почва на пепелищах была плодородной, так как бурьян вырастал невероятных размеров. Такого в жизни я больше не встречал. Более того, он и пах как-то особенно: терпко и пьяняще.
Бурьяны были местом наших игр в войну и в прятки. Других развлечений тогда не было. Все дни мы пропадали в этих зарослях. Впрочем, где-то ближе к концу лета привлекательность наших игр снижалась: бурьян начинал увядать и редеть. Но главное не в этом. Все лето свои естественные потребности пацанва (да и не мы одни) отправляла здесь (не бегать же домой, в наши «скворечники» на одно очко!). Так что ближе к школе аромат бурьяна приобретал пикантный оттенок… Впрочем, и этот букет ароматов остался светлым пятном в памяти. Воистину — «и дым Отечества нам сладок и приятен».
…Особая статья — запахи ароматических средств, которыми пользовались мои родные. Не волнуйтесь, брендовых парфюмов я называть не буду. Сhanell, Boss и компания здесь просто отдыхают. Папа мой после бритья пользовался тройным одеколоном, над которым сперва посмеивались, а потом начали пить. А для меня этот запах святой. Так же как «Шипр», который отец применял по праздникам. Старший мой брат был щеголем, поэтому он употреблял «Подарочные»: одеколон — после бритья, а духи — перед свиданием или по торжествам. Жаль, что читатель не может убедиться сегодня, какой прелестный аромат был у этих духов…
«Красная Москва» — божественный запах дорогого по тому времени набора (стоил он целых 80 рублей старыми деньгами). Маме к сорокапятилетию этот набор подарил старший сын. Такого запаха не было даже у самых изысканных французских духов (справедливости ради скажу, что знали о последних мы лишь понаслышке). Так же как и не было в мире женщины красивей нашей мамы. Этот аромат сопровождал ее до конца жизни. Когда мама ушла в 91 год, в ее тумбочке остался пожелтевший от времени флакончик, а в нем — несколько капель «Красной Москвы»…
…А еще сезонные запахи, по которым, освежая их воспоминаниями, я различаю времена года. Вот весна — первые подснежники в лесу, запах тающего снега и прелых листьев на лужайках, где он уже сошел.
А лето — с липовым цветом на растущих вдоль большака деревьях, посаженных еще во времена Екатерины…
Вот и самый сладкий запах осени — дымком от костра, на котором мама варит повидло, и ароматом самого варева.
И, наконец, зима. Занесенные снегом до самых крыш домишки с торчащими из сугробов дымоходами, из которых тянется шлейф дыма от березовых чурок. Или чуть позже (лет эдак через тридцать) в студеный январский вечер на даче готовлю чай из нарезанных тут же веточек малины, смородины, вишни. По скованному стужей дачному участку плывет отчетливый аромат только-только собранной с кустов смородины и малины… Сказка.
С течением лет романтика запахов постепенно уходит. С возрастом больше хочется пощупать, пожевать, послушать или увидеть. В моем Орегоне — красота природы неописуемая, все цветет и пахнет необыкновенно. Но в памяти не задерживается: уже незачем и не для кого хранить этот smell.
Чую дымок от растопленного камина — вспоминаю торчащие из сугробов дымоходы; запах цветущей акации вызывает в памяти майский Большой Фонтан в Одессе; иду по хвойному лесу и, увы, приходит из памяти запах еловых венков на могилке брата…
Впрочем, все это — уже прожитое. А моя задача — «не потерять нюх» к сегодняшнему аромату собственной жизни, который при всех прочих равных обстоятельствах таков, каким ты его сам хочешь чувствовать!
Алексей ЯБЛОК