На днях моя умная четвероклассница-дочка нашла в журнале важный совет и тут же принялась старикана учить. «Знаешь, папа, в чем разница между женщиной и мужчиной? Жена восклицает: «Мне совсем нечего надеть!» Муж изумлен: «У тебя же 86 костюмов?» Мужчина говорит о фактах, женщина — о впечатлениях. Ему бы надо сказать: «Дорогая, вот в этом сиреневом ты великолепно выглядишь!» — и у нее сразу найдется, что надеть».
Когда я читал стихи Зинаиды Палвановой, я все время вспоминал дочкин урок. Стихи написаны женщиной. Причем, что случается не так часто, женщиной, которая не пробует выглядеть мужчиной. А поскольку поэзия на смысловом уровне — просто искусство адекватности, эта женщина пишет хорошие стихи.
Родившаяся в Мордовии дочка «врагов народа», затем москвичка, а ныне уже 22 года иерусалимка, побывавшая в жизни кем угодно — от сторожа и санитарки до социолога и издателя — она как-то умеет не подстраиваться под ситуацию и роль, а быть собой. Носить за собой одну саму себя. Богатая натура.
Шлите нам стихи на e-mail: ayudasin@gmail.com
Зинаида Палванова
Декабрь в Иерусалиме
Игорю Бяльскому
Что за время года настало?
Я гляжу на кусты багряные,
на плывущие тучи рваные —
это осень, конечно, осень.
Что за время года настало?
Я гляжу на пальмы окрестные,
на густые цветы неизвестные —
наконец-то прохладное лето!
Что за время года настало?
Я гляжу на холмы заоконные,
на террасы нежно-зеленые —
сердце глупое чует весну.
Все смешалось в Ерушалаиме.
Я гляжу на миндаль седой —
то ли после беды, то ли перед бедой.
Это просто зима, зима…
Все смешалось в Ерушалаиме
в несусветное настоящее,
пересаженное, щемящее,
перегруженное, летящее.
Кто распутает, кто рассудит?
Только снега и нет,
только снега и нет —
он пойдет во сне
и разбудит…
* * *
Выбрасываю увядшие розы.
Одна из них
осталась красивой —
лишь темнее стала,
лишь суровее стала,
лишь тише, лишь глуше,
лишь суше…
Не хочу засыхать.
Пощади мою плоть,
Г-сподь!
Я шучу, я знаю, что надо.
Правда, мне не до шуток…
Не спаслась бедой,
не ушла молодой
в тень из света.
А теперь
мечтаю засохнуть,
как роза эта.
Новое окно
Европейское, нездешнее окно.
Я мечтала о таком давно.
Словно в букваре, где живы мамы,
открываются большие рамы.
Мастера ушли. Окно осталось.
Кажется, растеряна я малость.
На холмах видна цветенья пена…
Навожу порядок постепенно.
Так погода солнечная кстати,
так открыты настежь обе створки,
что почудилось в разгар уборки:
целый мир мне распахнул объятья!
Вспоминаю детство без отца.
Я бегу — и счастью нет конца.
* * *
Рву листы бумаги.
На листах — мои строчки,
бесконечные варианты.
Складываю аккуратно,
резко рву по линии сгиба.
О, эта пыль, мгновенная эта пыльца,
дымок растаявший!..
Вот как выглядят
стихи мои в мироздании.
Все равно идти до конца,
бесконечность рвать
до конца.
А четвертушки еще пригодятся —
для шпаргалок на вечном экзамене:
что купить, что сделать,
кому позвонить…
Моё любимое — и тоже Она, Зинаида Палванова
Глаз да глаз
за этими стрелками,
а особенно – за минутной.
Закусила она удила.
Если глаз с неё не спускать,
то хитрит,
почти на месте стоит.
Но ведь надо делать дела!
Отвернёшься, скажем, к плите,
сготовишь поесть,
снова глянешь со страхом:
ну да, так и есть –
за пятнадцать минут
целый час пролетел!
Безобразию этому как
положить предел?..
На часы не смотреть?
Суетиться не сметь?
Наплевать на мечты,
на смерть?
Хорошо бы последовать
гордым советам.
От любви и печали
дрожат весы.
Подожду я с ответом,
потяну я с ответом,
погляжу на часы…