Калашников и я

Отец скрывал от меня при старом режиме, что изобрел советский огнемет, и похвастался этим лишь при капитализме.
«Папа! — вскричал я. — Огнемет Козловского?!»
Тогда я был бы, как сын Калашникова.
«Нет, ЛПО-50», — разбил он мои надежды прославиться за чужой счет.
Кто не помнит — это легкий пехотный огнемет модели 1950 года.
Калашниковым я обзавелся в 1994 году, когда Билл Клинтон протащил через Конгресс запрет на ряд моделей полуавтоматического (или, как здесь выражаются, чтобы страшнее звучало, «штурмового») оружия, в том числе и на АК-47.
Мне не нравится Калашников. Я не собираюсь воевать в грязи и поэтому безразличен к его безотказности. Но мне очень хотелось сделать что-то в пику Клинтону, и случай подвернулся, когда нью-йоркская полиция объявила очередную кампанию по скупке оружия у населения.
Эти кампании вошли в моду в том же антиоружейном 1994 году. Первая состоялась в криминогенном Питтсбурге, и почин потом метастазировал по всей стране.
Например, три недели назад оружие принимали в решительно некриминогенном Вустере (штат Массачусетс), где в дополнение к подарочным купонам супермаркета Wegman’s разоружающемуся обывателю предлагали бесплатную инъекцию от гриппа.
За винтовку сулили купон на 25 долларов, за короткоствольное оружие — на 50 долларов, а за полуавтоматический ствол — на целых 75 долларов. С 2002 года вустеряне сдали в общей сложности 2200 стволов. Оружие сдается анонимно.
В США относительно легко купить оружие, но трудно от него законным образом избавиться. Оружие становится обузой, когда умирает его владелец, или когда в доме появляются дети или внуки, от которых его некуда спрятать, или когда оно просто надоедает. Вот и несут в полицию.
Несут, разумеется, не преступники, у которых оружие — это орудие производства. Несут честные граждане. Поэтому на уровень преступности эти закупочные кампании практически не влияют. Но они теоретически могут сократить число несчастных случаев. К тому же ваш ненужный ствол могут украсть. Так что лучше сдать ментам и получить купоны, а то и противогриппозный укол.
Главное, эти кампании создают иллюзию, что меры принимаются.
Лично мною двигали не перечисленные выше соображения, а то обстоятельство, что пылившийся у меня в углу помповый дробовик «Моссберг-500» был давно сломан. И вообще он мне не нравился из-за слишком сильной отдачи.
А полиция предлагала за любой ствол ни много ни мало 175 долларов. Цены в Нью-Йорке выше, чем в захолустном Вустере.
В связи с клинтоновскими гонениями китайские Калашниковы (других в ту пору в США почти не водилось) резко подскочили в цене, и 175 долларов были бы мне весьма кстати.
Я упаковал дробовик в большую сумку, с которой обычно ездил в Москву, и отвез на метро в полицейский участок в Вашингтон-Хайтс, населенный доминиканцами район на севере Манхэттена, где менты платили за оружие.
Прибыв на место, я к своему ужасу обнаружил, что платят не деньгами, а теми же купонами. Хуже того, к моему приезду у ментов остались лишь купоны из Toys-R-Us, магазина детских игрушек!
Но поворачивать обратно с явно оружейной сумкой в руках было неумно, и я безропотно выложил на прилавок свой сломанный дробовик. Скучающий полисмен метнул обратно купоны в магазин игрушек, в котором я потом несколько лет покупал на них батарейки.
В углу стоял штабелем его улов. В основном это были антикварные ружья, переходившие из поколения в поколение, и старые трофейные стволы, привезенные с войны. Полиция говорила, что потом отвезла свою добычу к океану и там утопила. Услышав об этом, я чуть не заплакал.
Американские военные не трофейничали так самозабвенно, как советские (в детстве я видел в Москве генеральские квартиры, набитые от входной двери до черного хода немецким добром). Но янки тоже иногда прихватывали сувениры.
Мой покойный приятель стекольщик Нэт Хелм привез из Германии парабеллум, но в один прекрасный день бросил его с Бруклинского моста, как Маяковский — безработных.
Только Нэт бросил трофей в Ист-Ривер, а Маяковский безработных — в Гудзон.
Очевидно, Нэт расстался с парабеллумом еще до того, как полиция затеяла свои закупочные кампании.
Я все равно засчитал вырученные за «Моссберг» купоны себе в доход, добавил к ним настоящих денег и купил за 700 долларов китайского Калашникова. Съездил с ним один раз на стрельбище, еще раз убедился в своей неприязни и с тех пор к нему не прикасался.
Но дело было в принципе.