«Мерзкая» профессия»
«Если позовет вас фараон и спросит, чем вы занимаетесь, то скажите: «Скотоводами были рабы твои с юности нашей доныне…». Тогда вы останетесь жить в стране Гошен, ибо отвратителен для египтян всякий пастух овец» (Берешит, 46:33, 34).
Почему Йосеф велел своим братьям назваться скотоводами, если скотоводы отвратительны для египтян? Известный деятель сионистского движения Владимир (Зеэв) Жаботинский пишет в своей статье «Четыре сына», что в этой фразе «скрыта главная мудрость нашего народного существования». Вместе с другой известной сентенцией, произнесенной фараоном в отношении еврейского народа «Давайте исхитримся против него, чтобы он не умножился» (Шмот, 1:10), она «составляет всю философию наших кочеваний».
Скота в Египте было много, но профессия скотовода там не пользовалась уважением. И фараон очень обрадовался приходу евреев-пастухов; выделил им для проживания самую плодородную провинцию – землю Гошен и назначил их смотрителями царских стад и табунов. Египтяне были, видимо, довольны, что нашлись добрые люди, готовые делать за них то, что они сами не любили: пасти скотину, обеспечивая население молоком и творогом.
Так было на всех этапах еврейских странствий. Вначале евреям отдавали на откуп непопулярное или слишком трудное и хлопотное занятие (в средневековой Европе – торговлю и финансы; в Советском Союзе – науку и медицину и т. д.), а затем, когда евреи поднимали престиж и, главное, прибыльность этого занятия, коренные жители их беззастенчиво оттирали на задний план, говоря словами фараона: «Давайте исхитримся против него; уж слишком их много развелось». То же самое происходило и в общественно-политической жизни: евреи тащили горящие каштаны из огня революции, а ее плодами пользовались другие.
Придя в Египет в качестве свободных людей и желанных гостей, евреи сами не заметили, как превратились в ненавистное нацменьшинство. Неприязнь, дискриминация и гонения завершились прямым закабалением, а потом и откровенным геноцидом, когда фараон приказал уничтожать новорожденных еврейских мальчиков, «чтобы он не умножился». Эти изменения произошли в исторически короткий срок. Приход семьи Яакова в Египет и десять египетских казней с последующим исходом еврейских рабов разделяют всего 210 лет.
«Я – Йосеф!»
Кульминацией яркого и захватывающего спектакля под названием «Йосеф и его братья» стала сцена во дворце египетского правителя, когда Йосеф сбросил маску и воскликнул: «Я Йосеф! Жив ли еще отец мой?»
Странная фраза. Почему Йосеф задает этот вопрос? Ведь Иегуда только что объяснял ему, как будет страдать их отец, если сыновья вернутся без младшего Биньямина. Да и раньше из всего хода их бесед следовало, что Яаков жив и бодр, несмотря на перенесенные страдания.
Комментаторы по-разному разъясняют это противоречие. По мнению одних, Йосеф боялся, что, стремясь пробудить сочувствие в грозном египетском правителе, братья лгали ему, будто их отец жив, а на самом деле он умер от горя (ведь только что тот же Иегуда сказал, что Йосеф умер. Так что точность рассказа вполне сомнительна). Поэтому, открывшись им, Йосеф первым делом хотел убедиться в достоверности их слов.
Возможно, продолжают другие комментаторы, за возгласом «Жив ли еще отец мой?» скрываются угрызения совести. Ведь в страданиях Яакова виноваты не только братья, продавшие Йосефа в рабство, но и он сам. Почему, выйдя из тюрьмы и став премьер-министром, он не связался первым делом с отцом, не утешил его, не сообщил счастливую весть, что он жив? На это следует резонное возражение: у Йосефа были серьезные основания скрываться от семьи до поры до времени. Он предвидел встречу с братьями и хотел, чтобы они сами признали свою неправоту, раскаялись и тем самым заслужили прощение от Б-га и потомков. Их надо было подвести к такому признанию всем ходом дальнейших событий. Если бы он преждевременно сообщил о себе, то сей важный план не удалось бы осуществить.
Но есть в возгласе Йосефа и более глубокий, философско-нравственный урок для всех нас. Йосеф не спрашивает, а упрекает братьев, чтобы тут же простить их. Слово «тохаха» означает на иврите не только упрек, укор, но и разъяснение, приведение доказательств. Согласно еврейской традиции, упрекать человека, читать мораль ему надо мягко, доброжелательно, стараясь не унижать его, не оскорблять; надо не бить его по голове неопровержимыми уликами, а дать понять с помощью намеков и аналогий, где он был не прав.
Йосеф напомнил Иегуде его же собственные слова. Ведь сам Иегуда только что пытался пробудить в нем сочувствие и жалость, убеждая не оставлять Биньямина в Египте на положении раба и ссылаясь при этом на старого отца, который не вынесет пропажи младшего сына. Поэтому Йосеф завуалированно упрекнул Иегуду: «Я тот самый Йосеф, твой младший брат, которого вы продали в египетское рабство, не пожалев ни меня, ни нашего старого отца. Ведь эта потеря могла свести его в могилу! Так жив ли он?» Тот же самый аргумент, которым братья хотели побудить Йосефа к отмене сурового решения, им следовало принять во внимание, когда они бросили его в яму недалеко от Шхема. «Но не могли братья отвечать ему, – сообщает Тора, – ибо смутились перед ним». Ничего удивительного: упрек Йосефа попал в цель.
В таком же ключе Всевышний будет судить каждого из нас в конце жизни. Он скажет: «Вспомни, как ты сердился на своего сына, когда он лгал тебе, чтобы добиться твоего расположения, получить желаемое: он говорил тебе одно, а думал другое. Так и ты: молил Меня о помощи, но разве всегда твои просьбы и клятвы были искренними? Твой сын был мал, неразумен и лгал он своему земному отцу, а ты, взрослый человек, обманывал Меня, Властелина мира!»
И еще Он скажет: «Ты должен был отдавать десятую часть своих доходов на помощь бедным и для общинных нужд. Такова обязанность каждого еврея. Но ты увиливал, говоря, что мало зарабатываешь и едва сводишь концы с концами, хотя на развлечения, шикарную мебель и поездки за границу деньги находились. Себе ты ни в чем не отказывал, а Мне?»
«Ты всегда жаловался, что тебе некогда учить Тору. Это ведь тоже первейшая обязанность еврея. Понимаю: много работы, усталость, семейные заботы. Но газеты ты читал исправно. А как откроешь святую книгу, так сразу в сон клонит. Ты смотрел телевизор допоздна, часами болтал с приятелями, не пропускал ни одной свадьбы, ни одного дня рождения. На все это тебе хватало времени, вопреки занятости и усталости, – а что оставалось для Меня?”
Наверное, каждому из нас предстоит такой момент истины, когда все наши ошибки и упущения промелькнут перед нами, как кадры кинохроники, и мы услышим, впитаем сердцем и разумом Его горький, суровый упрек: «Если ты старался для себя, почему пренебрегал Мною?!»
Впрочем, жизнь продолжается, и еще не поздно перевернуть шкалу ценностей, как песочные часы, выбраться из болота материализма и вспомнить о главном, истинном, чтобы однажды услышать Голос: «Я – Б-г! Жив ли еще народ мой?»