Еврейский Мир

Хотите уберечься от сглаза? Повесьте над своим рабочим столом глиняную табличку с фигуркой жизнерадостного волшебника — и никакие темные энергии вашу ауру уже не пробьют! Даже если вы не суеверны и в душе посмеиваетесь над тем, что хамса (пятерня) якобы защищает от зависти, а подкова приносит счастье, вам все равно не удержаться от улыбки при виде лысеющего еврейского мага. Настроение улучшится, а что еще предохраняет нас от бед и несчастий, если не доброе расположение духа!
Вот уже час я торчу в студии израильского художника Юрия Догаева, мучаю его жену Лену, заставляя снимать с полок забавные фигурки клейзмеров и хасидов, свитки с пейзажами Иерусалима (о, как сияют в лучах заходящего солнца золоченые башни!), и никак не прерву фотосессию. И хотя в Галилее вот-вот стемнеет и давно пора в неблизкий обратный путь, я не в силах прервать безмолвный (щелкает только затвор камеры) диалог с этими сказочными человечками на глиняных ногах. От работ Юрия Догаева исходят какие-то волшебные флюиды, наполняющие все твое существо светлой радостью.
– Где же вы учились, Юра?
– Здесь, в Галилее!
– У кого?
– Юра вообще-то офицер-подводник, — уточняет Лена Догаева. — Что же касается творчества, то он — художник-самоучка.
За окнами студии слышны крики друзских мальчишек. Живут Догаевы в поселке Гита. Уверена, название этого поселка вы слышите впервые, а жаль: в начале 90-х его возродили наши земляки, благодаря чему Гита считается «русским» центром Западной Галилеи. Расположен поселок на фоне девственной природы.
Мастерскую Догаевы арендуют у соседей из друзской деревни Джат — цитадели кадровых офицеров ЦАХАЛа и полиции.
В таком экзотическом уголке да еще и при столь темпераментных соседях и я, пожалуй, с головой бы погрузилась в творчество. Атмосфера располагает.

Долгий путь к себе
Юрий и Лена Догаевы репатриировались из Донецка в 1990 году. Поселились в Хайфе…
По специальности Лена — инженер-электрик, Юра — судотехник-судомеханик. Офицер-подводник, Догаев десять лет прослужил на Дальнем Востоке на советской атомной подлодке: в общем и целом три года провел под водой. Самый продолжительный рейс длился четыре месяца.
– Ходили мы в Сомали, — вспоминает Юрий Догаев. — В период холодной войны советские подводники занимались слежением за американскими авианосцами, так сказать, сопровождением.
– Клаустрофобией вы, конечно, не страдаете. Какие ощущения испытывает человек, вынужденный месяцами находиться в закрытом пространстве?
– Разные… Что касается меня, то я был командиром атомного отсека.
Догаев — человек немногословный. Мужа дополняет Лена. По ее словам, в дни аварий на подлодке Юре нередко приходилось работать по щиколотку в радиоактивной воде.
За три года до наступления пенсионного возраста Юрий комиссовался. Снова оказавшись в родном Донецке, Юрий, во-первых, познакомился с красавицей Леной и влюбился навсегда, а во-вторых, увлекся чеканкой — в те годы на Украине котировалась чеканка ручной работы. Впрочем, первую свою «картину» Догаев сотворил еще на подлодке: выдавил узоры шариковой ручкой на фольге.
– А потом долго думал над тем, чем бы «чеканку» зачернить, — вспоминает Юрий. — В конце концов использовал для этого олифу. Развел в своей каюте костерчик, подержал фольгу над огнем — олифа почернела.
В Донецке случай свел Юрия с мастерами чеканки: они работали по соседству с предприятием, на которое он устроился.
– У меня был получасовой перерыв — его я проводил у соседей, — вспоминает Юрий. — Сотрудники обедают и расслабляются, а я учусь.
Творчеством Догаев занимался по ночам (в конце 70-х частное предпринимательство в СССР каралось законом), а днем работал в объединении «Рембыттехника».
– Медь и азотную кислоту покупал подпольно — не было таких материалов в свободной продаже, — вспоминает Догаев.
– Нужно было видеть выражение лица моей мамы, когда однажды она вошла в ванную комнату, а ванна наполнена кислотой, — смеется Лена.
Поначалу Догаев занимался чеканкой для души («Очень понравилось это дело», — признается он). А потом зять как-то озадачил Юру вопросом: «Почему бы тебе не продавать свои работы?»
– Я оторопел: «Как?! Частная торговля запрещена…» — вспоминает Догаев.
«Не дрейфь! — воскликнул зять. — Моя сестра работает в магазине, чеканщики приносят ей свои изделия, а клиенты их раскупают».
Однажды зять заехал за Юрием, вытащил из дому и заставил пройтись со своими чеканками по улицам Донецка.
– Я захватил с собой лишь пару работ, — вспоминает Догаев, — но в первой же точке (кажется, это была аптека) их купили.
Со временем клиентура расширилась настолько, что за день Юрий зарабатывал 250 рублей.
– Я работала инженером и получала 150 рублей в месяц, — уточняет Лена.
Юрию приходилось работать на себя и на того парня: на предприятии Догаев брал ночную 12-часовую смену, за которую полагались два отгула. Возвращался домой в 7 часов утра и прежде, чем вырубиться, успевал на 10 утра завести будильник. Вставал и брался за дело.
– Семь лет я занимался чеканкой, — рассказывает Юрий. — Однажды соорудил из колеса телеги люстру со свечами: коленопреклоненный цыган играет на гитаре, цыганка танцует, несколько человек подпевают…
Фантазия властно вела Юрия в призрачные дали. Однажды ему захотелось воплотить в металле Диану-охотницу, в другой раз — мужчину с трубкой, над которой вьется дымок.
– А потом мода на чеканку прошла, — констатирует Юрий, впрочем, без малейшего сожаления.
Однажды тесть купил на городском рынке искусственные цветы — такие красивые, что домашние спутали их с живыми.
– Я разобрал на лепестки принесенную отцом Лены розу, внимательно посмотрел, из чего и как она сделана, — говорит Юрий, — и начал придумывать и мастерить собственные цветы. Мы забили своими розами все универмаги — привозили ведрами.
Теперь уже Юре помогали Лена и сын Женя.
Как только закон либерализовали, Догаев первым в Донецке открыл частный бизнес — мастерскую по ремонту холодильников.
К тому моменту Юра и Лена мечтали об отъезде в Израиль: ведь только в своей стране можно будет полностью погрузиться в творчество. Готовились к репатриации со всей серьезностью. По вечерам мастерская превращалась в подпольный ульпан: иврит Догаевы изучали с друзьями (в настоящее время часть из них живет в Хайфе, часть в Канаде, остальные — в Кирьят-Гате). Мастерская на улице Челюскинцев в Донецке существует (согласно донесениям разведки) по сей день.

Начать с нуля
– Сразу после приезда я прошелся по израильским магазинам и приуныл, — вспоминает Юрий. — Чеканок полно, в том числе очень интересных, но все это штамповка, а не ручная работа. И продают ширпотреб, естественно, за гроши. Получили мы «корзину абсорбции», за что государству большое спасибо, и пошли работать. Меня по большому блату устроили в хайфский зоопарк. При этом сосед, работавший там уборщиком, предупредил: «Ни в коем случае никому не говори, сколько тебе платят, а то уволят». Днем я подметал дорожки между клетками и загонами, а по ночам реставрировал компрессоры для холодильников.
Зимой 1991 года грянула война в Персидском заливе.
– Сегодня мы вспоминаем ту войну с улыбкой, но тогда нам было не до смеха, — говорит Лена Догаева. — Родственников у нас в Израиле нет, приехали втроем: Юра, я и сын (Жене шел одиннадцатый год).
– Я на двух работах — дневной и ночной, — вспоминает Юрий. — То в зоопарке забуду коробку с противогазом, а то в мастерской по починке холодильников.
«Минус» (пресловутый овердрафт) углублялся с космической скоростью. Но Юрию снова улыбнулась изменчивая госпожа Удача: устроился рабочим на ювелирный завод. Лена тем временем бралась за любую черную работу, какая только подворачивалась…
На заре 90-х в борьбе за выживание многие художники, скульпторы, композиторы — люди искусства, прибывшие в Израиль на гребне «большой алии», — были вынуждены сменить профессию. Кто-то окончил курсы бухгалтеров, другие овладели компьютерной графикой…
Накатила депрессия: творчеством при капитализме (даже когда он в зачаточной стадии) жив не будешь. Даже если стоически продолжаешь писать маслом, акварелью или гуашью, лепить, сочинять музыку — некому продать свои работы, пусть и гениальные… И сколько дней сможет прожить семья на вырученные от торговли талантом деньги?..
Догаев пошел своим путем: начал присматриваться к имеющимся в Израиле материалам. Один из самых доступных по цене — глина. А вдруг?!
Однажды в выходные Юрий настолько увлекся, что просидел за работой двое суток.
– В воскресенье утром зашла соседка-израильтянка, — вспоминает Лена. — Увидела фигурку боцмана, которую Юра вылепил, и как закричит-запричитает: «Эйзе йофи!» («Какая красота!»).
– Немного успокоившись, соседка добавила: «Твои работы нужно продавать», — продолжает Юрий. — Надоумила!..
Роман Догаева с глиной состоялся: Юрий самозабвенно лепил фигурки представителей тех профессий, с которыми чаще всего сталкивался на «основной» (дающей возможность прокормить семью) работе. Так появился сантехник, официант… Покупали их владельцы оранжерей.
Затем Догаева вдохновила хамса, а позже он перешел на лепку глиняных свитков с благословением дома и бизнеса… Но несказанный восторг у Юрия, конечно же, вызывали верующие в экзотических хасидских одеяниях. Вот кого Всевышний велел рисовать, лепить, отливать! Неисчерпаемая натура…
Как только в квартире Догаевых появились фигурки добродушных харедим, в гости забежала соседка. «Какая прелесть! — воскликнула она. — Первой фигурку куплю я!»
– Пришлось нам с Леной начать поход по сувенирным и подарочным магазинам, — вспоминает Юрий.
Выхватывали работы Догаева все, кто наделен художественным вкусом и чувством юмора: из-под пальцев бывшего офицера-подводника обычно выходили настолько забавные фигурки, что при виде их губы сами растягиваются в беззаботную счастливую улыбку.
– Мы и не заметили, как начались звонки, — вспоминает Лена. — Откуда только к нам ни приезжали за Юриными фигурками: из Иерусалима, Цфата, Тель-Авива…
– Дело дошло до того, что тель-авивский агент по продажам предложил мне выпускать фигурки партиями, чтобы экспортировать в Америку, — рассказывает Юрий. — Пришлось нам с Леной обзавестись настоящей печью для обжига.
Израильские Нью-Васюки: мечты, мечты,
где ваша сладость?
К тому моменту Догаевы успели купить небольшой домик в поселке Гита в Западной Галилее: в 1993 году здесь поселились несколько десятков семей репатриантов.
– В Сохнуте сказали, что Гита превратится в израильские Нью-Васюки, — вспоминает Лена.
От крупных населенных пунктов Гита оторвана — в начале 80-х этот поселок был основан с далеко идущими сионистскими целями: правительство Менахема Бегина призвало первопроходцев-патриотов «евреизировать» Галилею. А проще говоря — заселить с тем, чтобы в обозримом будущем евреи составили здесь большинство населения.
К 1987 году, однако, в поселке осталось всего две семьи: без нормальной подъездной дороги создать в такой глуши рабочие места невозможно, а люди (даже первопроходцы и пламенные сионисты) должны кормить свои семьи…
В течение четырех лет в Гите оставались две семьи — Шитриты и Коэны. О том, как им удалось выжить в полной изоляции от цивилизации, можно написать книгу…
Новую жизнь в Гиту вдохнули в 1993 году выходцы из бывшего Советского Союза. Одними из первых перебрались в Галилею Догаевы: в этом пасторальном уголке сам Б-г велел заниматься творчеством. Обустроившись на новом месте и получив заказы, Юра с Леной решили: работать соседям негде (в поселке нет даже продуктовой лавки и поликлиники). А что если создать рабочие места — открыть небольшое предприятие по производству глиняных сувениров?..
– Наемные работники заканчивают смену и идут домой, а мы с Леной торчим в мастерской до поздней ночи, — вспоминает Юрий. — Вроде бы и заказов немало, и плату за изделия получаем, а «минус» в банке растет, и прибыли — никакой, сплошные убытки. В чем дело?! Выбрали мы с Леной день, сели и давай считать-подсчитывать. Вот тут-то и выяснилось, что все заработки открытого нами предприятия «съедает» фонд зарплаты да расходы на материалы. Пришлось перед соседями извиниться, работников уволить и мастерскую закрыть. Многие несказанно на нас обиделись. Со стороны кажется, что хозяин богатеет за счет наемных работников, хотя на самом деле открыть в Израиле производство, не располагая начальным капиталом, — это форменное самоубийство.
Юра и Лена решили работать вдвоем.
– Прежде процентов десять изделий приходилось выбрасывать: каждый из работников выполнял какую-то конкретную операцию и нередко допускал неточности, в общем и целом набиралось немало бракованных фигурок, — рассказывает Юрий. — А сейчас проблема брака сошла с повестки дня…
– …Зато возникла другая проблема — началась интифада Аль-Акса, — уточняет Лена. — В 2000 году мы с Юрой впервые за десять лет жизни в Израиле смогли наконец съездить в Донецк. Вернулись в Израиль — и загремели в «черную дыру»: все заказы отменены — туристов нет. Владельцы магазинов слышать не хотят о предварительных договоренностях: «Неважно, что вы уже произвели по нашим заказам партии сувениров — оставьте их себе на память».
Пришлось Догаевым в авральном порядке искать новую нишу.

Выживание: галилейская версия
В годы интифады Юрий был вынужден заняться производством керамической плитки. Казалось бы, суровая проза жизни, никакой романтики. Верно. Для кого угодно — только не для прирожденного художника. В ходе напряженного творческого поиска Юра расчувствовался до такой степени, что отделал придуманной им изысканной плиткой крыльцо своего дома.
Когда новая волна террора сошла на нет, Догаевы решили: «Идем в народ!» И стали ездить на всевозможные выставки-продажи (их постоянно проводят в крупных торговых центрах и на улицах в оживленных местах).
– Куда мы только ни таскали свои фигурки, — вспоминает Юрий. — Встаешь в четыре часа утра, укладываешь картонные коробки в багажник — и едешь в Тель-Авив, Иерусалим или Беэр-Шеву. Сидишь в коридоре торгового центра до самого закрытия — до 11 часов вечера. Домой возвращаешься в 2 часа ночи, а рано утром нужно встать и приступить к работе: обжиг изделий — дело тонкое, в нем требуется точность. Ничего, кое-как просуществовали…
Лене, правда, пришлось наняться на работу в компанию «Осем»: Догаевым было ясно, что за счет чистого искусства в Израиле не выжить, даже если заниматься своим делом 48 часов в сутки.
– Проработала я в «Осеме» восемь лет, — рассказывает Лена, — даже продвинулась по служебной лестнице.
– Тем временем в страну снова хлынули туристы, вот я и сказал Лене: увольняйся — попробуем возродить семейный бизнес, — вспоминает Юрий. — Лена подала заявление об уходе лишь после того, как удостоверилась, что туризм действительно на подъеме.
К тому моменту Догаевым довелось пережить еще одно потрясение: абсолютно случайно выяснилось, что оригинальные фигурки — плод Юриной фантазии и таланта — скопировали конкуренты, но производят не из глины — штампуют из полиэстера.
– Поехали мы как-то с Леной в Тель-Авив, — рассказывает Юрий. — Идем по улице, витрины разглядываем. И вдруг я вижу… свою фигурку! Откуда она здесь — мы ведь с этим магазином не сотрудничаем?
Юрий вошел, взял фигурку в руки и оторопел — какая легкая!
– Выяснилось, что незадолго до начала интифады двое агентов сняли копии с Юриных фигурок, а штамповать их отправили на Тайвань, в Таиланд и еще Б-г весть куда, — объясняет Лена. — Вскоре завозить в Израиль штамповку стали контейнерами. Издалека фигурки похожи на Юрины, но так как произведены они из полиэстера, продавали их по 20 шекелей. Друзья всполошились: подайте на агентов в суд по обвинению в плагиате и нарушении авторских прав. Но не было у нас ни сил, ни денег на судебную тяжбу.
Впоследствии Лене в течение пяти лет названивали владельцы магазинов и просили поставить сувенирные глиняные фигурки, но Юрий был неумолим: до тех пор, пока этому беспределу не будет положен конец, ни одну свою работу на продажу он не выставит.
Так и получилось: новые глиняные человечки Догаева — забавные и очень добрые — появились на полках израильских магазинов лишь спустя пять лет, когда поток краденой штамповки полностью прекратился. К тому моменту, впрочем, Юрий Догаев уже приобрел мировую известность: его работы хранятся в частных коллекциях в США, Германии, России и многих других странах…
– Пойдемте покажу вам процесс обжига, — предлагает Юрий.
Входим в небольшое помещение, в котором стоят две печи. В одной из них к еврейскому Новому году — Рош ха-Шана — «дозревают» пурпурные гранаты. Юрий на секунду приподнимает массивную железную дверцу и спешит закрыть: время и температура обжига — залог проч­ности глиняных изделий.
Я тем временем думаю о том, каким же запасом прочности, каким оптимизмом и целеустремленностью нужно обладать, чтобы пережить столько потрясений, кризисов, войн — и не опустить руки, не сдаться, не сломаться, не разувериться…
– А вот и Юрины хамсы, — показывает Лена. — Вы верите в то, что хамса предохраняет от бед?..
– А вы, Лена?
– Я — верю!

Фото автора

Евгения КРАВЧИК, лауреат израильской премии им. Кеннета Абрамовича

Оцените пост

(голосовало: 2, средняя оценка: 4,50 из 5)

Загрузка...

Поделиться