Биография нашего сегодняшнего гостя — источник его творчества. Это бывает нечасто, обычно поэт имеет две биографии: внешнюю и тайную — внутреннюю, для себя. Но у Ефима Медведовского они неразрывны. Редко ныне встречаешь человека, адекватного самому себе.
Возможно, здесь сказалось дыхание смерти. Когда Ефиму было три годика, вокруг Ленинграда замкнулось кольцо блокады. И мальчик, поневоле стремительно взрослея, пережил все ее 900 дней. Встреча с Ангелом смерти кого навсегда ломает, а кому открывает ясное видение жизни. В необманном, несомненном масштабе.
Наверное, поэтому его стихи так пронзительно просты, отчетливы, цельны. В них нет конфликта между рассуждающей мыслью и переживанием. И — никакой рисовки.
Возможно, силу пережить трагедию «в плюс» (говорю не только о войне, но обо всей нашей советской жизни) дали Ефиму «заслуги отцов». Он — прямой потомок знаменитого мудреца и праведника дедушки из Шполы. И хотя многие годы Ефим был оторван от наших корней, здесь, в Америке, где он живет с 2003 года, его знакомство с Традицией стало углубляться. Добавлю лишь, что его ясность языка — также из серьезных занятий техникой стихосложения в школах поэтов Кушнера, Давыдова и Кузнецова. Еще — от соединения профессий инженера и музыканта-саксофониста. Ну и, конечно, оттого, что писать он начал уже зрелым человеком, в 40 лет, хотя стихи бродили в нем с детства.
О судьбе автора больше говорить незачем. Ее квинтэссенция — в стихах.
Присылайте нам стихи на e-mail: ayudasin@gmail.com
Первые стихи
Никогда не ходил я в поэтах,
Но однажды стихи-соловьи
Зазвучали во мне вне сюжетов
Бытия и стихийной любви.
Я писал на трамвайных билетах,
На просветах газетных полос,
На ладони, на белых манжетах —
Рифмовалось, звучало, лилось.
Неподвластное чувство смятенья,
Удивленья, восторга, тревог,
Как внезапная радость скольженья
По накату незримых дорог.
По невидимой грани пространства
Рассекал повседневности лед,
И душой в поэтических странствиях
Над землей я пускался в полет.
В архиве памяти
В архиве памяти моей
Нет картотек и полок,
Стремянок нет и стеллажей,
И путь в былое долог.
Здесь, как на письменном столе,
Рабочий беспорядок.
Седеют груды в полумгле
Альбомов, книг, тетрадок.
Я привожу сюда друзей —
Есть уговор меж нами:
Касаться памяти моей
Лишь чистыми руками.
Из блокадного цикла
Трамвай
Скрипит, визжит вагон трамвая,
Нагруженный, как муравей,
На мост Литейный выползая,
Как на пруток через ручей.
Мы взбудоражены осадой,
Нам сесть в трамвай не удалось,
И провожаем мы с досадой
Все удаляющийся хвост.
Вдруг торопливые хлопушки,
Зениток разговор речист,
И вот уже терзает уши
Протяжный,
влажный бомбы свист…
Я это видел: кровь пылала,
И мост ссутулился сильней.
И мама… Как она рыдала!
Судьба ведь сжалилась над ней.
Звучала музыка во мне
Звучала музыка во мне,
Как помню, с малолетства.
Но что-то чуждое извне
В мое ворвалось детство.
То звуком лопнувшей струны
Звучал разрыв снаряда,
То барабанами войны
Глушила канонада.
Я слышал музыку сирен,
Распиливавших воздух,
Крик тишины у бывших стен
И метронома отзвук.
Потом побудки чистый тон
Висел над ухом тонко.
Казался мне отбоя горн
Рожком в руках ребенка.
Я не оглох от канонад,
Я слышу мирный город.
Победу встретил Ленинград
И снова будет молод.
Еврейский мальчик
Еврейский мальчик с угольками глаз,
В них свет надежды никогда не гас,
И сколько б ни случилось в мире бед,
За все ему всегда держать ответ.
Оцените пост
(голосовало: 1, средняя оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...
