Дневники Шимона бен Леви, иммигранта из бывшего СССР Семена Львовича, представляют определенную историческую ценность. «Силиконовая чума» 2022 года, результат иранской ядерной программы, была успешно использована не для производства боеголовок, а для того чтобы удалить всю информацию, будь то государственные, юридические или деловые документы, литература, периодика, фото- и видеоматериалы или музыка на всех без исключения информационных носителях. Чтобы понять масштаб этого катаклизма, надо вспомнить, что к 2020 году человечество полностью перешло на электронный формат хранения информации в результате осуществления программы «Сделай мир цифровым» (Digitize the World Initiative — DWI). Редкие книги на бумаге можно было увидеть лишь в музеях и антикварных магазинах. В мире теперь остались два информационных фонда — один у Ирана, предварительно защитившего свои документы и архивы, другой у евреев, с самого начала не доверявших DWI. Евреи отказались переводить в е-формат Танах, Талмуд и другие свои многочисленные религиозные и философские труды. Еще сохранились дневники Шимона бен Леви. Даже после DWI он продолжал записывать свои наблюдения и приключения в старомодной общей тетради. Выдержки из дневников, переживших «силиконовую чуму», приводятся ниже, с сокращениями.
Пурим 2019 года пришелся на 21 марта. Был темный пасмурный день, и мы с Лайбишем решили после чтения Мегилы пойти в Брайант-парк, выпить водки в честь праздника и просто пообщаться по душам. На Пурим надо веселиться — такая традиция, радоваться за Эстер и Мордехая, радоваться за всех евреев, выпить и даже немного подурачиться. Поэтому, несмотря на не совсем подходящее моему возрасту предложение, я с радостью согласился составить компанию старому Лайбишу.
– Ты знаешь, что наш мэр уже подписал закон о застройке Централ-парка субсидированным жильем? — спросил Лайбиш.
– No way!
– Вей, вей. Я тебе говорю.
– Дурдом!
– Скоро наш старый добрый Брайант-парк станет новым Централ-парком — тогда мы уже водку тут с тобой не попьем!
Парк был пуст. Со стороны карусели раздавалась старомодная механическая музыка. Мы забрались за огражденную территорию с садовым инвентарем, напротив Radiator Building на West 40-й улице, чтобы никто не видел, как мы употребляем спиртные напитки в общественном месте.
– О! — воскликнул Лaйбиш, задрав голову на нависающее над головой мрачное здание. — Привет, Радиатор! How you been?!
Я догадался, что Лайбиш уже начал праздновать Пурим до встречи со мной.
– Ле Хаим!
– Ле Хаим!
Водка растекалась живительным нектаром по организму.
– Пусть это будет год Hatzlocho во всех отношениях. Давай, Сем, за Yiddish Nachas! — произнес второй тост Лайбиш.
Я не понял, что значит Hatzlocho, но тост поддержал. День уже не казался таким холодным и пасмурным.
– Я тебе одному скажу… — начал какую-то очередную историю Лaйбиш.
«Вот она, дружеская беседа, согретая алкоголем», — улыбнулся я про себя.
– Я никому не рассказывал, а тебе расскажу… Потому что ты не задаешься, не задираешь нос, как некоторые… Махарал, раввин Йехуда Лоев бен Безалел, жил в Праге в конце XVI века. Его праправнучка, Элси Шмидт, жила в Нью-Йорке в прошлом веке. А я живу сейчас, в XXI. Что?
– Ничего. Я все понял, Лaйбиш, — сказал я. — Давай третью за твое здоровье, чтобы ты жил долго.
– Не придуривайся, это интересная история. Помнишь землетрясение в Нью-Йорке 23 августа 2011 года? Тогда тряхнуло баллов на пять.
– Помню, смутно.
– Ты знаешь, что землетрясений у нас не бывает и не должно быть? В тот день я решил испробовать Слово, — Лaйбиш опять задрал голову на Radiator Building.
– Может, еще по одной? — предложил я. Хотелось услышать продолжение истории, но похоже, что воображение Лaйбиша надо было стимулировать «живой водой».
– Эх, прокачу!.. Закусон не взяли, — сказал он, осушив очередную рюмку водки. — Так вот, Махарал в XVI веке сделал Голема из глины и оживил его. Махарал знал Слово. Голем тогда спас пражских евреев от разных местных балбесов. Потом Махарал произнес слово в обратном порядке, и Голем опять вернулся в состояние сна. Его нельзя оживлять надолго — может выйти из-под контроля.
– Класс! — сказал я. — Давай, может, за Голема? Чтобы он был жив-здоров! И помогал нам, когда надо!
Лайбиш покосился на Radiator Building:
– Тихо, не говори ерунду. С Големом все нормально, за него не надо пить. Видишь этот дом? Это Radiator Building, 40 West 40th Street. Сила! Его спроектировал Реймонд Худ в 20-х годах прошлого века.
– Ну!
– Элси Шмидт, праправнучка Махарала, была женой Реймонда Худа и моей прабабушкой по матери.
Я кивал головой, давая понять, что верю каждому слову Лайбиша:
– Ну!
– Вот тебе и ну! Реймонд Худ на самом деле сделал Голема в виде Radiator Building, понял? Голема! Top Secret! На строительстве использовалась только новая глина и родниковая вода, ты думаешь, почему?! Бабушка Элси знала Слово — она рассказала мне эту историю, когда мне исполнилось 14 лет. Еще она научила меня, как произносить Слово. Я произнес его только один раз, 23 августа 2011 года.
Radiator Building «ожил» — он стал настоящим Големом. Когда дом-Голем пошевелился — затряслась земля в Нью-Йорке и Нью-Джерси — в новостях об этом говорили. Я быстро произнес Слово в обратном порядке и дом-Голем стал опять вот этим мрачным зданием, Radiator Building.
– Класс, — я старался не показать недоверия, — класс… кто бы мог подумать?!
Теперь мы оба стояли на хозяйственном дворе Брайант-парка, задрав головы на темно-коричневого гиганта с золотыми узорами сверху.
В это время на хоздворе парка появилась группа людей, вид которых настораживал.
– Wow! Два еврея нашли нычку, пьют водку и с нами не делятся, — сказал один, потом сбил с головы Лaйбиша черную шляпу и, выхватив бутылку с водкой, вылил ее Лaйбишу на голову.
Я, не будучи любителем физических разборок, тем не менее двинулся на обидчика, намереваясь каким-то образом остановить его. В следующую секунду удар в висок тяжелым предметом повалил меня на землю — удары ногами теперь сыпались со всех сторон. В глазах вспыхивали молнии от пинков по голове, во рту появился соленый вкус крови. Я слышал шипение голосов вокруг:
– Finish them m-f-ers off…
«Неужели кончат на Пурим?» — пронеслось в голове. Краем глаза я заметил, что Лайбиш подбежал к забору со стороны 40-й улицы и что-то крикнул — бесполезно, никого нет вокруг. Земля затряслась, как будто прямо под нами проезжал поезд метро. Я увидел, что Radiator Building стал «таять», задвигался и трансформировался из угловатой постройки в угловатого огромного колосса. Он наклонился над хоздвором, словно оценивая ситуацию, и вдруг начал рвать руками наших обидчиков на куски, так же легко, как маленькие дети рвут бумажные салфетки. Одного из нападавших, ловко прыгнувшего через забор, Голем схватил в кулак и сжал так, что тот прошел между железобетонными пальцами колосса, как фарш. Все вокруг было залито кровью: части тел и внутренности, окровавленные куски одежды были разбросаны по всему хоздвору, который теперь напоминал убойный цех на мясокомбинате — ужасная расправа заняла не больше минуты.
– Хватит, Голем! — крикнул Лайбиш, потом сказал что-то еще, и темно-коричневый великан в золотых перчатках с надписью «ЭМЕТ» на лбу превратился обратно в Radiator Building, как будто заполнив мягкой глиной невидимую 23-этажную форму. Здание по адресу 40 West 40th Street опять неподвижно высилось над головой, как ни в чем не бывало…
Уф-ф… меня выворачивало наизнанку от всего увиденного — хотелось блевать.
– A-a-a…
– Что? — Лайбиш осматривал «поле боя». — Пошли отсюда.
Мы перелезли забор хоздвора и оказались на улице.
– Да… дела… — сказал Лайбиш, — но они бы нас убили, запинали бы. Ты же видел, это были звери. А собакам — собачья смерть. Что?
Мы шли по 40-й улице в сторону памятника книгам. Я был в шоке от пережитого нападения нью-йоркских гуннов и расправы над ними.
– Они бы убили нас. Потом убили бы кого-то еще. Потом сели бы в тюрьму — смотрели бы там TV, играли в баскетбол за деньги налогоплательщиков, которых они еще не убили. Что, неубедительно?!
Шел проливной дождь; он скрывал от редких прохожих наши потрепанные и залитые кровью личности.
– Смотри на это проще, в Талмуде говорится: «Если кто-то пришел убить тебя — убей его первым». Что, неубедительно для твоей чувствительной либеральной психики? Ты знаешь, не всегда приятно делать то, что надо делать, — продолжал свой монолог Лайбиш, в то время как я молча шагал за ним, находясь на грани обморока. Мы повернули вниз на Шестую Авеню к старой синагоге.
– Вот взять Пурим. Ты же Мегилу слушал сегодня: «В столице Шушане евреи убили 500 человек и 10 сыновей Амана». А с врагами так: мы — их или они — нас. Очнись ты, Сема! — Лайбиш хлопнул меня по плечу и достал из внутреннего кармана плоскую фляжку. — На — лекарство от всех болезней.
Я отхлебнул, мне полегчало.
– Лучше вспомни предка своего, Пинхаса, как он копьем пронзил насквозь, пригвоздил, понимаешь, к земле, как булавкой, Зимри и медианскую женщину, с которой он совокуплялся в шатре — уф-ф, но так надо было.
– Пожалуйста, Лайбиш, не надо больше об этом.
Я чувствовал легкость и головокружение, но постепенно приходил в себя — помогал проливной дождь.
– А что это за Слово, которое ты произнес?
– Слово? Меня научила ему бабушка Элси. Скажи его неправильно — умрешь на месте. Такие дела.
– Ну а что за слово-то?
– Слово? Забыл! 70 лет помнил, а сейчас один раз воспользовался — и забыл!
Лайбиш остановился и стукнул себя по лбу. Я тоже остановился. В воздухе повисла пауза.
– Забыл? Слово? No way!
– Вей-вей! Дасыт — забыл! — на его лице была написана крайняя растерянность.
– Что же теперь делать, Лайбиш?
– «Что делать», «что делать»! — он опять быстро зашагал по улице. — Не пить водку в общественных местах, вот что делать!
Вот и старая синагога на Шестой авеню; Лайбиш зашел внутрь, а я задержался на улице перед входом. С этого места между высотными домами Мидтауна была видна верхняя часть Radiator Building — нью-йоркского Голема, который, казалось, наблюдал издалека за порядком перед синагогой и сейчас застыл на своем месте, как будто ничего необычного не случилось в этот памятный Пурим 2019 года.
Леви ПЕРЕПЕЛИЦА,
Бруклин, Нью-Йорк