Люди шли под смутной ношей,
На повозках скарб везли,
В тот обрыв, травой поросший,
В сущий ад родной земли.
Что потом? На месте сбора,
У обрыва на юру,
Стало ясно очень скоро
Что их в Бабьем ждёт Яру.
Канцелярия на травке.
Поперёк толпы – столы.
Регистрация отправки.
Но куда? В тартарары!
Полицай орёт: «Разденьтесь!
Все! Быстрее! Догола!
Только ценности и деньги
Вот сюда – на край стола.
Документик ваш не дорог.
Бросьте наземь и вперёд!»
Человек по тридцать – сорок
На расстрел ведут народ.
Ставили на край обрыва
И – огонь! Пять долгих дней.
Нет вас больше, Сара, Рива,
Яша, Изя, Моисей…
Автоматы, не стихая,
Обрывают жизни вам,
Лия, Двойра, Ицик, Хаим,
Хана, Шмуль, Рахиль, Абрам…
И седые, и грудные
С воплями – в один овраг.
Б-г не спас, мои родные.
Всех накрыл кровавый мрак.
===
Время мчится.
Глохнет память в мире.
Очевидцы в разных
землях спят.
Годовщина. Шестьдесят
четыре.
А давно ли было пятьдесят?
Перемены, всюду
перемены…
Всюду рынок, деньги и товар.
Новой веткой метрополитена
Беспощадно вспорот Бабий Яр.
Где полвека истлевают кости,
Где из-под земли исходит стон,
Детским шумом полон
на погосте
Куренёвской школы стадион.
А поодаль высится Менора
Видевшая, словно часовой,
Как глумятся пасынки позора
Над людскою памятью живой.
Это – жизнь. И мало в ней
святого.
И у зла – прописки нет в аду.
Бабий Яр. Теперь два этих слова
Навсегда стоят в одном ряду.
В списке, где Освенцим
и Треблинка,
Бухенвальд, Дахау, Равенсбрюк.
Собибор, Майданек…
Не заминка, –
Времени на всех не хватит, друг.
В Бабьем Яре спорит с тишиною
Надпись из Давидова Псалма:
Боль моя всегда передо мною.
Это голос сердца – не ума.
Это искра Ветхого Завета.
В ней спрессован
всех времён пожар.
Вы, живые, помните об этом,
Чтоб не повторился Бабий Яр.