Операция «Братья протягивают руку братьям» началась. Братья пришли в черной форме. Вначале они по-хорошему раздавали ордера на выселение, а комбриги выслушивали полные боли слова евреев, утирали пот и молчали. Правда, терпение комбригов небезгранично. Когда комбригу 188 бронетанковой бригады, Хагаю Йехиэлю, прокололи покрышки на армейском джипе, он натравил на жителей Неве-Дкалим ясамников.
Они всегда подчинялись приказу, даже если он исходил от самых преступных властителей. Это потом, гораздо позже, после гибели тысяч и тысяч невинных людей, становилось известно, кто отдавал приказы, кто рьяно исполнял их, а кто проявил мужество и приказу не подчинился. Небо и земля клялись, что скрытых вещей не будет…
Тренировки начались давно. Участников делили на две группы. Одна — те, кому предстояло изгонять, другая — те, кого изгоняли. Были предусмотрены макеты домов и школ. К изгнанию евреев со своей земли хорошо и долго готовились: до сих пор армия воевала с врагами, теперь — со своими, евреями. Быть может, среди них родственники, соседи, близкие солдат и полицейских. Каждый мог хорошо представить себя на его месте. Мой дом. Я построил его, я обставил каждый его уголок, здесь всё связано с памятью, здесь родились и выросли дети. Здесь мы отмечали первые радости и сообща переживали боль и потери. Тридцать пять лет жизни. Первый саженец, выращенный на песке, первая теплица, первый сад… Ты начинал молодым, полным сил и вот стоишь на пороге приближающейся старости, выброшенный из привычного мира, потрясенный нанесённым в спину ударом от своих же евреев, в своём собственном доме, в своей стране, которую ты защищал. Потом в армию пошли твои дети. Твой сын тоже солдат, как этот, которому дан приказ выбросить тебя из твоего дома.
Может ли быть что-то более жестокое, чем это изгнание? Кому-то выпадет выбрасывать из дома Давида Хатуэля, потерявшего жену и четырёх дочерей, кому-то — семью Коэн, троих детей с протезами на ногах: младшая, Теила, в шесть лет осталась без обеих ног, Исраэль, годом старше — без ноги, старшая их сестра потеряла ступню. После теракта семья Коэн могла выбрать любой город, но вернулась в Гуш Катиф: только здесь был их дом. Может быть, это для них приготовлены клетки с подъёмными кранами, «опробованные» ещё в Ямите? Но Гуш Катиф не Ямит, непокорных здесь будет куда больше, и потому для них построены специальные тюрьмы, а для детей, которых должны будут оторвать от родителей, — подобраны специальные семьи. Чтобы быть готовыми выполнить приказ, наша человеколюбивая еврейская армия и полиция работают с психологами, чтобы не нанести изгоняемым поселенцам «излишнюю» травму.
Нам, бывшим российским гражданам, всё понятно. Мы хорошо помним, как нас ждали вагоны для отправки в Сибирь, как вырывали детей из рук матерей, чтобы передать в детские дома, потому что их матери были жёнами «врагов народа». Но мы выросли в тоталитарной стране и хорошо понимали, где живём. У нас на этот счёт не было иллюзий. Израильтяне уверены, что выросли в стране демократии. Как же психологически объяснить солдату и полицейскому, что происходит в его демократическом государстве, и чем оно отличается от тоталитарного? Как ответить на главный вопрос: во имя чего депортация евреев? Во имя чего они должны выполнить приказ, лишающий их человечности в собственных глазах?
Непрекращающиеся обстрелы Сдерота, террор на дорогах, сотни снарядов и ракет, падающих на Гуш Катиф — это мир? Во имя чего это изгнание? Разве уже успели забыть Осло и торжественное заверение: «Мы здесь, они там». А результат: тысячи убитых, десятки тысяч раненых, а арабы и здесь, и там. И вновь нет виновных. Вот только наша земля сжимается, как шагреневая кожа. И прямо на глазах. Мы загоняем себя в прокрустово ложе, прикрываясь при этом красивыми словами о мире.
Да, на слова в таких случаях возложена особая миссия: обмануть, скрыть правду, затушевать слоем глянца.
«Размежевание» — вместо «изгнание», «закрытая военная зона» — вместо «блокада», «мир» — вместо «война», «демократия» — вместо «тоталитаризм», «банда убийц» — «партнёры», зато поселенцы переведены в разряд подстрекателей и экстремистов. Более семидесяти лет назад Ури Цви Гринберг написал слова, которые сегодня звучат так же современно, как и тогда: «Истина — одна, и нету двух».
Об этом времени ещё не раз напишут, к нему ещё вернутся историки, как возвращаются сегодня к «Альталене», позорному пятну в жизни страны и биографии тех, кто стоял тогда у власти. Красивые слова не смывают пролитую кровь. Конфетная обёртка уже давно слетела со «священной бен-гурионовской пушки», которая по указу одних евреев расстреливала других, переживших концлагеря и чудом добравшихся до родных берегов.
Противостояние… Оно началось давно. Это старый-престарый ген, и он время от времени просыпается в нашем народе. Не буду углубляться в историю. Вернусь ко времени более близкому к нам. Перечитывая статью Зеэва Жаботинского «Немножко правды об Эрец Исраэль», я оказываюсь в атмосфере 30-х годов и понимаю: всё это уже было. Война с идейными противниками вспыхнула задолго до «Альталены». Эпиграфом к статье взяты слова, которые взывают к нам, предупреждая: «Насилию среди евреев — нет». Жаботинский пишет: «Я обращаюсь ко всем, кто ещё способен слышать. Я требую, я настаиваю: нападение на идейных противников должно немедленно прекратиться. Немедленно и повсеместно… Еврей, дающий своему брату пощёчину, совершает не только тяжкий грех, это ещё и провокация!» Спустя пару месяцев он снова вернулся к этой теме: «… Если ты бейтаровец, воспитывавшийся в Эрец Исраэль, тебя избивали на улицах, гнали с работы, разрушали по ночам построенное тобой за день, доносили на твоих братьев, отправляли их на виселицу и на каторгу, и в такой обстановке выросли ты и твои сверстники… Я не знаю, каким вырастет это поколение. Не знаю, окажется ли оно на высоте, когда придёт бремя власти…».
Жаботинский боялся, что лагерь ревизионистов, придя к власти, будет насаждать методы своих идейных противников. Он ошибся. Последователи Жаботинского оказались неспособными к борьбе. Получив власть, они отдавали бразды правления в руки тех, кто всю жизнь их преследовал, был идейным врагом. Не это ли произошло на наших глазах, и не потому ли сегодня, выполняя волю тех, кто преследовал бейтаровцев, стоят солдаты и полицейские, готовые в каждую минуту подчиниться приказу? Мы являемся свидетелями того самого противостояния, о котором пишет Жаботинский, и вновь, как тогда, дуло «бен-гурионовской пушки» направлено в сторону идейных противников. Нет, не ради мира. Ради власти…
Каждый год память возвращает нас к дням осады, предшествующим падению Иерусалима и разрушению Храма, поворотным дням в нашей истории, лишившим евреев независимости почти на два тысячелетия. Иерусалим накануне блокады… Он принял паломников и закрыл ворота. Теперь, оторванный от всего мира, город готовится к осаде. У его стен непобедимая римская армия, прославленный десятый легион, который бросали на самые тяжёлые военные операции. Спустя годы он будет участвовать в осаде Масады. Стены Иерусалима пока ещё защищают город, но вот в одной из них пробита брешь. Теперь отсчет идёт на дни.
Осада… Нас так часто осаждали враги. В горящих синагогах, горящих городах, горящем Храме. Память взывает к нам, как учитель, стоя перед классом, вновь и вновь напоминает ученикам об ошибках. Чтобы не повторяли. С болью сказал о своём народе писатель и сионистский деятель доктор Макс Нордау: «Еврей судит не по разуму, еврей судит по катастрофам. Он не купит зонтика только потому, что в небе появились облака. Он раньше должен промокнуть и получить воспаление лёгких: тогда — другое дело».
Как много ассоциаций навевают эти дни и, прежде всего, — изгнание евреев из Гуш Катифа и Северной Самарии. Кольцо осады, как и тогда, у стен Иерусалима. Тучи над головой людей, как и тогда, когда враг стоял у стен Иерусалима. Только тогда это была армия врага. Рим изгонял евреев с их земли, Рим разрушал священный город и святыню народа — Храм. Сейчас евреи изгоняют евреев, евреи разрушают синагоги и оскверняют покой мёртвых. Этот страшный сценарий совпал с теми же днями, на которые выпала самая большая трагедия народа — потеря им независимости.
Прошло два тысячелетия. Неужели они ничему так и не научили нас? Неужели нужна ещё одна Катастрофа, чтобы, оглянувшись назад, понять, когда мы ошиблись. Красивыми словами не смывают пролитую кровь.