Сегодня, друзья, я познакомлю вас не с каким-нибудь гражданским разгильдяем, а с настоящим боевым моряком. Яков Поляк последний год Великой Отечественной воевал на Балтийском флоте. Оттого ли, что гоняло его по миру предостаточно, главной музыкой в его творчестве мне слышится симфония дороги. А поскольку он по образованию еще и филолог, эта его «дорожная карта» естественно отразилась в поэтическом слове. Причем куда удачнее, чем у всяческих «квартетов», что подтверждают многочисленные публикации и всяческие конкурсные награды. Ныне старейшина поэтического цеха бросил якорь в Бруклине. Итак, Яков Поляк.
Баллада о дальней дороге
Я силился подняться, но не смог.
Казалось черным небо голубое,
и в реквием сливались топот ног,
стенанья беглецов и плеск прибоя.
Я звал кого-то, кто помог бы мне…
Моя Эсфирь склонилась надо мною.
В глазах ее, в кромешной глубине,
горели звезды жгучей синевою.
«Мужайся, друг! Дорога далека…»
И ожил я в тени ее панамы.
Мы с песней к морю шли —
в руке рука —
и море расступилось перед нами.
Седых провидцев
не в чем упрекнуть —
сменяли их мужающие дети…
Так начинался бесконечный путь
в незнаемую даль тысячелетий.
Светила заповедная звезда —
нас вел Надежды
вековечный Гений…
…Такое рисовалось иногда
в гравюрах черно-белых
сновидений…
Проснулся я… Еще песок в глазах…
Знакомый голос! На суровой ноте
заканчивает новости Газарх:
«Еще один «касам»
упал в Сдероте».
Песня о неизвестном матросе
Расскажи мне, чайка, про былое
на простом, на птичьем языке…
Ты всю ночь кружила надо мною —
я лежал распятьем на песке.
Там, за неостывшим
пепелищем,
на дощечке — якорь и звезда…
До сих пор могилу
кто-то ищет,
дальние встречает поезда…
Цвет зари и крови одинаков,
и плывут по прихоти ветров,
пламенея над кострами маков,
стаи лебединых облаков.
Ветер погуляет над прибоем
и затихнет где-то вдалеке…
Расскажи мне, чайка,
про былое
на простом,
на птичьем языке…
Бессмертник
Я пришел иудеем —
иудеем уйду.
Не к святым чудодеям
и не к тем, кто в аду.
В дальний путь провожая,
непогоду кляня,
ты, земля, хоть чужая,
все же примешь меня.
Я взойду тучным злаком
среди знойных песков
или огненным маком —
чашей в шесть лепестков.
Пусть не щеголем-кленом,
что видать за версту,
пусть побегом зеленым
сквозь асфальт прорасту.
Будут ливни и вьюги,
и бродяг торжества,
а на стебле упругом
не пожухнет листва.
Ветер с дальних раздолий,
замедляя полет,
песню «Русское поле»
тихо мне напоет.