В чем сила, Ньют?

«Вот скажи мне, американец, в чем сила?» — на этот вопрос из растащенного на цитаты российского боевика «Брат-2» дал на прошлой неделе правильный ответ пока лишь один кандидат на пост президента США от республиканцев — Ньют Гингрич. Сила — она в правде.
Он заявил буквально следующее: «Помните, что Палестины как государства не существовало, это часть Османской империи. Думаю, мы изобрели палестинский народ, а на самом деле это просто арабы, исторически представляющие собой часть арабской общины, и у них были все возможности поселиться во многих местах».
Своим выступлением Гингрич наделал немало шума, удостоившись, правда, в основном критики в СМИ, как в США, так и в Израиле. Удивительно то, насколько мало внимания привлек к себе сам факт, что это совершенно правдивое утверждение: уже давно никто не отваживался заметить на публике, что палестинский народ не существовал до появления на политической сцене Ясира Арафата.
Это такая же правда, как тот факт, что солнце встает на востоке, а садится на западе. Это неоспоримая историческая правда, неполиткорректная, как и многие исторические истины. Естественно, не имея возможности спорить по существу вопроса, оппоненты обвинили Гингрича сразу чуть ли не в эскалации насилия в Ближневосточном регионе, подрыве американской политики в районе и прочих смертных грехах. Израильские СМИ почему-то заняли позицию, сходную с позицией представителей Лиги арабских государств, назвавших слова Гингрича «безответственными и опасными».
Но если хорошо вчитаться в то, что пишут и в Израиле, и в США критики бывшего спикера Палаты представителей Конгресса, настойчивого оппонента нынешнего главы Белого дома, то можно понять, что именно им мешает и чего именно они боятся.
Да, они, несомненно, боятся правды, так как и позиция нынешней администрации США, и позиция израильских левых, практически безраздельно властвующих в местной прессе, строится на одном: перелицовывании фактов и игнорировании последствий. Простые, базовые истины прячутся за виртуозно построенными заявлениями, которые ввели бы в шок и создателя термина «новояз». «Демократизация» Египта, «Арабская весна» в других странах Ближнего Востока и Северной Африки преподносятся как некие достижения человеческой цивилизации, происходящие на фоне «нарушений прав женщин в Израиле» и прочих «антидемократических тенденций», найденных Хиллари Клинтон в стране, являющейся единственным в мире настоящим союзником Америки и единственной демократией на Ближнем Востоке. И этот культ новояза в опасности.
Вот небольшой пример из официальной дискуссии по поводу того, почему убийство 12 американских солдат в Форт-Худе исламским террористом — военным психиатром Маликом Нидалем Хасаном, выкрикивавшим во время бойни «Аллах акбар!», было названо «рабочей аварией» и «инцидентом на рабочем месте».
Беседуют республиканский конгрессмен Лундгрен и советник министра обороны Стоктон.
Л.: Секретарь Стоктон, скажите, мы ведем войну с радикальным исламским экстремизмом?
С.: Нет, мы воюем с «Аль-Каидой» и ее сподвижниками.
Л.: Да, понимаю. Но я хочу уточнить: разве радикальный исламский экстремизм не ведет войну с нами?
С.: Нет, нас атакует «Аль-Каида» и ее сторонники.
Л.: Но разве «Аль-Каида» не является одной из исламских экстремистских организаций?
С.: «Аль-Каида» — это убийцы с идеологической платформой.
Л.: Я задал не этот вопрос. Мой вопрос был: не является ли «Аль-Каида» радикальной исламской экстремистской организацией?
С.: «Аль-Каида» — это организация, которая стремится насильственным путем уничтожить те ценности, которые мы продвигаем.
Л.: Это «да» или «нет»?
С.: Вы не можете повторить вопрос? Я постараюсь высказаться как можно яснее. Мы не воюем с исламом.
Л.: Я не это спросил, совсем не это. Я спросил: воюем ли мы с радикальным исламским экстремизмом? Вот это мой вопрос.
С.: Нет, мы воюем с «Аль-Каидой» и ее соратниками.
Л.: О’кей, но как сама «Аль-Каида» себя определяет? Они внедряют насильственными методами радикальный ислам?
С.: «Аль-Каида» была бы рада убедить мусульман всего мира в том, что США воюют с исламом.
Л.: Я этого не говорил.
С.: Это чистая пропаганда, ваши заявления…
Л.: Извините, сэр?
С.: …и я не буду содействовать в ваших пропагандистских фокусах.
Л.: Нет, нет, мой вопрос: есть ли разница между исламом и радикальным исламским экстремизмом?
С.: Сэр, со всем уважением я должен заявить о том, что вы не продвигаете наше дело, объявляя, что наш противник — это ислам, какими бы дополнительными эпитетами вы его ни снабжали. Мы не воюем с исламом.
Эта дискуссия длится еще несколько страниц стенограммы заседания и не приводит ни к чему. И она, несомненно, является свидетельством того, насколько методика использования эвфемизмов и тщательное избегание терминологии буквально стали ключевым инструментом внутренней и внешней политики США в самых горячих вопросах. Что, естественно, не могло не отразиться на политике Израиля, которому неделю назад американский министр обороны буквально велел «сесть за проклятый стол переговоров» именно с выдуманным народом, о котором и говорил Гингрич.
И даже не просто выдуманным народом, а с его представителями, которые, по словам того же Гингрича, декларируют только одно стремление — уничтожить Израиль.
Именно поэтому заявление, которое он сделал по поводу палестинцев, даже в рамках предвыборной гонки в Республиканской партии «опаснее» его предыдущих заявлений о, например, необходимости перенести американское посольство в Израиле из Тель-Авива в Иерусалим.
Гингрич может и не стать представителем республиканцев на выборах президента США. Он может и не стать президентом, но его заявление и реакция на него свидетельствуют о том, что в предвыборной дискуссии в Америке в качестве аргумента начала использоваться историческая правда, получившая право и шанс вновь стать основным инструментом американской политики.

Александр КОГАН
Специально для «ЕМ»

Оцените пост

Одна звездаДве звездыТри звездыЧетыре звездыПять звёзд (голосовало: 13, средняя оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...

Поделиться

Автор Редакция сайта

Все публикации этого автора

2 комментариев к “В чем сила, Ньют?

  1. В Бельгии происходит нападение с многочисленными жертвами, внешне схожее с норвежским. Как же (politically correct) реагируют в обеих случаях СМИ?

    1. В первом случае приговор вынесен немедленно: «Христианский экстремист», «Террорист», Anders Behring Breivik имел также «Сионистские симпатии».

    2. Во втором случае имя преступника 2 дня было «тайной за семью печатями».
    Сразу, через час, в телевизионных новостях объявили, что этот случай «не имеет связи с терроризмом»! «Бельгиец» был «фанатиком оружия», простым «Kриминальным элементом».

    Сегодня, однако, стало ясно, что 33-летнего преступника зовут Nordine Amrani, он марокканского происхождения.

    Почему же так нежелаема связь криминального, религиозного или политического преступления с Исламом? Почему СМИ сразу готовы привязать этикетку с обозначением «Христианский» или «Сионистский» и так добровольно сами себя цензируют, когда речь идет о «Релии мира»?

  2. вобще-то, Фритц, в совершении теракта в Норвегии сперва тоже подозревали исламистов. даже такой либерал, как Алексей Венедиктов, к примеру

Обсуждение закрыто.