Еврейский Мир

Об изгнанниках Гуш-Катифа говорят и пишут противоречиво: либо с жалостью (с момента депортации минуло шесть с половиной лет, родившиеся летом 2005-го дети пошли в первый класс, но многие первопроходцы из Нецарим и Кфар-Дарома до сих пор не имеют постоянного жилья), либо с претензией на сенсацию (оказавшись вне привычной общины, семьи некоторых поселенцев развалились, взрослые страдают депрессией, а кое-кто из их детей-подростков чувствует себя изгоем в чужой для себя городской среде).
За стереотипами, однако, меркнет и напрочь пропадает главное: люди. С некоторыми из них мне довелось познакомиться в мошаве Эвней-Эйтан в южной части Голанских высот.

Указатели в никуда
Причиненную изгнанием боль ощущаешь еще на подходе к караванному поселку: дорога к новому жилому кварталу — это аллея памяти. «Нецарим», «Неве-Дкалим», «Элей Синай», «Кфар Ям» написано на указателях, стрелки которых, впрочем, направлены в никуда. В прошлое, которого не вернуть.
– Вы находитесь у входа в Музей наследия Гуш-Катифа, — сообщает Пнина, уроженка Иерусалима, прожившая 40 лет на Голанах. — Основали его сами изгнанники: 24 семьи из восьми разных поселков, решившие начать жизнь с нуля здесь, на Голанах. К нам в Эвней-Эйтан они приехали пять лет назад, а до того прожили год в общежитии «Мидрешет ха-Голан» в поселке Хиспин.
Вначале на Голаны перебрались семьи из Нецер-Хазани — первого еврейского поселения Гуш-Катифа, основанного в 1977 году. В «прошлой» жизни все они были мошавниками и мечтали основать новые хозяйства. За ними потянулись на север бывшие жители снесенного с лица земли Кфар-Дарома.
Чтобы украсить вход в музей, в Эвней-Эйтан пригласили художника Арика Хальфона из мошава Элиад. Хальфон попросил, чтобы приехавшие на Голаны выселенцы передали ему по одному снимку из своего семейного альбома. Смонтировал фотографии и… перенес свое впечатление на мозаичную стену. Лишь после этого «кочевники поневоле» вытащили из контейнеров те самые дорожные указатели, которые направляют путешественников в никуда, и вбили в землю вдоль аллеи.
Постепенно, по мере того как стихала боль, в музее стали появляться вещи, за каждой из которых — целый период жизни владельца. В основном — фотографии. А потом из документальных (вспомним лето 2005) кадров был смонтирован фильм. Смотришь — и сердце рвется на части.

Йосеф Хадад: линия жизни
На одной из хранящихся в музее фотографий запечатлено семейство Хадад.
– Я вырос в хайфском квартале Кирьят-Шмуэль, — рассказывает Йосеф Хадад. — В армии начал служить в НАХАЛе, затем меня перевели в разведку. В годы службы познакомился с Товой.
После демобилизации Това и Йосеф сыграли свадьбу. И хотя жена училась в хайфском Технионе на факультете машиностроения, Йосефу нисколько не мешала ее постоянная занятость.
– Когда Това получила диплом инженера, мы начали искать место, где нам хотелось бы жить всегда, — вспоминает Йоси. — Поселиться в Гуш-Катифе — значит проявить подлинное еврейское благородство: новый анклав нуждался в энергичных молодых людях, сознательно решивших преодолеть в строящихся поселках все болезни роста.
Приехав в Кфар-Даром, Хадады тут же ощутили свою востребованность. Това устроилась по специальности — руководила крупными проектами, включая стартапы в сфере хай-тека, причем не только в Гуш-Катифе, но и в городе Офаким.
– Я тем временем с головой погрузился в свою стихию: для меня превращение пустыни в цветущий сад — цель и смысл жизни, — рассказывает Хадад.
– Вы были очень молоды, не так ли?
– Сейчас мне 42 года, значит, в Гуш-Катиф мы с Товой перебрались в возрасте 26 лет, — подсчитывает он.
На новое место молодые супруги приехали со старшей дочерью Хели (сегодня ей 19 лет) и усыновленным мальчиком.
– До того я работал в интернате для детей из неблагополучных семей, — рассказывает Йоси. — Однажды туда привезли маленького мальчика, явно не подходившего по возрасту для жизни в подростковой коммуне. Мы с Товой решили взять его домой. А когда переехали в Гуш-Катиф, ребенок поехал с нами. К тому моменту он уже стал нашим сыном, а мы — его родителями…
Готового жилья в Кфар-Дароме не было.
– Вселились мы с двумя детьми в караван, — вспоминает Йоси. — Поначалу я устроился в теплицы Кфар-Дарома наемным работником. Но потом, когда мы почувствовали, что нам удастся встать на ноги, я решился на рискованный шаг: взял в банке ссуду и построил собственные теплицы. В одной мы выращивали цветы, идущие на экспорт в Европу, в другой — экологически чистые сорта овощей…
Спустя несколько лет, когда в теплицах Хадада уже цвели экзотические цветы, грянул гром…
20 ноября 2000 года рядом с автобусом, развозящим детей в школу, взорвался начиненный взрывчаткой автомобиль. Два человека — 35-летняя Мирьям Амитай и ее ровесник Габи Битон из Кфар-Дарома, ближайшие друзья Хададов, были убиты. Девять школьников, среди них Хели (Рахель), старшая дочь Хададов, были искалечены. Хели оторвало обе ноги. Остались без ног и трое детей из семейства Коэн.
– Хели было восемь лет, — вспоминает отец. — Когда ее привезли в приемное отделение беэр-шевской больницы «Сорока», мы с Товой чуть с ума не сошли: вся голова в крови. Потом — слава Всевышнему — врачи сообщили, что на голове — царапина, главная проблема — ноги, обе ноги…
8-летняя Рахель Хадад и трое детей из семейства Коэн стали одними из первых жертв интифады Аль-Акса. За ними последовали другие: взрыв в иерусалимском кафе «Момент» (многие ли помнят о нем сегодня?); теракт на проспекте Хар Цион в Тель-Авиве…

Между прошлым и будущим
Трое младших детей Хададов родились уже на Голанах. Гуш-Катиф они знают только по фотографиям да по рассказам родителей, старших сестер и братьев.
– Одну из своих дочерей мы назвали Ошер — в память о солдате-репатрианте из Украины, — рассказывает Йосеф Хадад. — Звали его Ашер-Алексей Найков. В октябре 1998 года на трассе Кфар-Даром — Ацмона Леша направил свой армейский джип наперерез начиненному взрывчаткой автомобилю арабских террористов и спас детей, ехавших, подобно нашей Хели, в школьном автобусе. Иначе чем подвигом порыв Найкова не назовешь. Впоследствии мы породнились с семьей геройски погибшего солдата. Живут родные Найкова в Хайфе. Встречаемся с ними каждый раз, когда ездим навестить своих родителей. Отец и мать Алексея относятся к Ошер как к своей внучке. Приезжали они к нам и сюда, на Голаны — провели у нас субботу. Как бы мне хотелось, чтобы коренные израильтяне, родившиеся, выросшие и воспитанные в этой стране, относились к своему государству так же, как относятся к нему родные Алексея Найкова, и были бы такими же сионистами и сторонниками поселенческого движения, как они…

Йосеф старается не воссоздавать в памяти детали того августовского дня 2005 года, когда голоса офицеров, усиленные динамиками, убедительно попросили жителей Кфар-Дарома оставить свои дома и занять место в автобусах, которые увезут их… куда?!
– Жителям Кфар-Дарома удалось невозможное: мы не только построили на неплодородной почве процветающую сельскохозяйственную «империю», — объясняет Йоси Хадад, — но и создали очень сильную духом общину. Трудно передать, какие ощущения испытывает человек, когда его и родных выкорчевывают из той земли, служению которой он посвятил всю жизнь. В Кфар-Дароме у нас с Товой родились семеро детей…
– А сколько их сегодня?
– Десять!
– До ста двадцати каждому! — желаю я Йоси от всей души — в полном соответствии с требованиями еврейской традиции. — Младшие родились уже на Голанах?
– Да, но…
Но память о Кфар-Дароме продолжает преследовать изгнанников и на новом месте.
– Во всем поселке не было гвоздя или балки, которые я бы не знал и не помнил, — говорит Йоси Хадад. — Водопровод? Я точно знал, где проходит каждая труба. Линия электропередач… Что уж говорить о доме, в строительство которого было вложено столько души и с которым связаны самые светлые воспоминания — о молодости, любви, о том, как самозабвенно мы мечтали о будущем… А террористические атаки? Гибель ближайших друзей, ранение дочери — ничто, даже самые тяжелейшие испытания нас не сломили и не обратили в бегство. Напротив — они еще больше закалили наш дух. И вдруг — депортация… Мечта, прерванная на полуслове… Тебе начинает казаться, что все пережитые тобою трагедии, потери и испытания — все это зря. За что — за какую идею, ради какого будущего погибли в терактах наши друзья?.. Ради чего наша дочь Хели потеряла обе ноги?.. Выходит, напрасно мы, живя в плотном окружении заклятых врагов, подвергали себя опасности, рисковали жизнью — но продолжали строить, облагораживать свою землю и выращивать на ней овощи и цветы. Ведь, в конечном счете, нас изгнали с облагороженной нами земли: поселки Гуш-Катифа снесли бульдозеры.

В поисках себя
Депортация и растянувшиеся более чем на год скитания, метания и чувство полной неизвестности не сломили дух поселенцев Гуш-Катифа.
– Для нас, — говорит Йоси Хадад, — было очень важно не только продолжить заниматься именно тем, что мы умеем делать лучше всего, но и основать в Эрец Исраэль хотя бы еще одно новое поселение. Разве не в этом глубинная суть сионизма, на идеях которого мы воспитаны?!
В первые же месяцы после падения Гуш-Катифа, пока Това с детьми ютилась вначале в беэр-шевской гостинице, а потом и в общежитии «Мидрешет ха-Голан» в Хиспине, Йоси, как угорелый, мотался по всей стране. Съездил в южную часть Хевронского нагорья — а вдруг там можно будет воссоздать теплицы? Увы… Бросился в Иорданскую долину: может, хоть там улыбнется удача?
– В Иорданской долине живет мой лучший друг, вот я и понадеялся, что мы с Товой и детьми сможем обосноваться неподалеку от него, — говорит Йоси. — Не удалось… А потом нас как будто осенило: почему бы не попытать счастья на Голанах?.. Расстаться со своими бывшими соседями, разрушить общину Кфар-Дарома мы не вправе: наши дети изувечены в терактах, им гораздо легче общаться с теми, кто пережил тот же ужас, что и они.
В конце концов изгнанники обосновались в мошаве Эвней-Эйтан.
– Более двух десятков семей: каждый из нас — земледелец, все мы мечтали и впредь заниматься сельским хозяйством, — объясняет Йоси Хадад. — Жители Гуш-Катифа — это уникальная человеческая общность: неравнодушные, искренние, открытые. Для каждого из нас Эрец Исраэль — это целая вселенная, наполняющая жизнь смыслом.
Неудивительно, что гушкатифцы органично вписались в общину мошава Эвней-Эйтан (часть его жителей — уроженцы Иерусалима, другие переехали в свое время по призыву правительства на Голаны — точь в точь как Хадады в Кфар-Даром).
Но где взять — хотя бы на время — крышу над головой?
Первые 23 «каравиллы» в Эвней-Эйтан доставил Авраам Дувдевани, занимавший пять лет назад пост главы поселенческого отдела Всемирной сионистской организации (ВСО).
– Изначально эти караваны предназначались для одного из сельскохозяйственных поселков на юге Израиля, но Дувдевани настоял, — вспоминает Эли Малка, глава регионального совета «Голаны». — Несколько телефонных звонков — и грузовики-платформы с «каравиллами» развернулись на 180 градусов, чтобы доставить жилища-времянки на Голаны.
В настоящее время на стройплощадке мошава полным ходом идут работы по подготовке инфраструктуры для нового жилого квартала. Их ходом интересуется Авраам Дувдевани, приехавший на Голаны с генеральным директором поселенческого отдела Яроном Бен-Эзрой и другими сотрудниками. В судьбе Дувдевани за последние пять лет тоже произошли драматические перемены: сегодня он возглавляет Всемирную сионистскую организацию.
Ежевика с Голанских высот
– Спустя шесть с половиной лет после демонтажа Гуш-Катифа мы все еще остаемся в караванах, но на судьбу не сетуем, — говорит Йоси Хадад. — Есть, конечно, в отсутствии постоянного жилья определенные минусы. Летом на Голанах очень жарко, а семья у нас большая, десять детей. Приходится держать кондиционеры включенными днем и ночью. Зимы здесь холодные, а это заставляет нас постоянно обогревать «каравиллу». В результате я получаю такие же счета за электричество, как владелец небольшого завода. Но выхода нет: дети должны расти в нормальных условиях.
Йоси вспоминает: в первую зиму на Голанах после первого же дождя крыша «каравиллы» протекла — вода залила все помещения, постели и вещи.
– Пришлось самостоятельно укрепить крыши — сейчас стихия нам уже не страшна, — говорит Хадад. — Старший сын отслужил в армии, вышел на гражданку и вернулся домой. Площадь каравана — порядка 106 квадратных метров. Нам в нем, конечно, тесновато (мягко говоря). С другой стороны, нам с детства прививали неприхотливость. По натуре мы — оптимисты: если сегодня трудно, значит — завтра станет легче. Главное — не опускать руки, не сдаваться, не прекращать продвигаться к достижению поставленных перед собой целей.
– Чем вы занимаетесь в Эвней-Эйтане?
– О, вы будете смеяться… — произносит Йоси, а глаза его тем временем излучают тот свет, который ни с чем не спутаешь: это взгляд человека, сумевшего реализовать свой самый дерзкий план. — Я тут высадил ежевику. Южная часть Голан — райское место, с точки зрения природных условий. К июню-июлю ягода поспевает — мы снимаем урожай и отправляем ежевику в торговые сети. А в августе и вовсе распахиваем ворота перед широкой публикой: приезжают сюда целыми семьями. Сколько смогут — съедят, остальную ягоду, уложенную в коробки, купят.
Кроме выращивания ежевики — редкой для Израиля ягоды, переселенцы занялись развитием на Голанах туризма. В мошаве Эвней-Эйтан дети путешественников могут прокатиться на ослике или попрыгать на батуте. Взрослые тем временем зажарят на мангале ароматное мясо. Семьи, открывшие для себя этот заповедный уголок, ездят в Эвней-Эйтан даже из центра страны, не говоря о севере.
В последние годы обитатели будущего жилого массива пошли еще дальше — оборудовали циммеры. У Хададов два гостевых домика, еще два — у бывших соседей, а всего общими усилиями основатели Кфар-Дарома и других поселений Гуш-Катифа соорудили более 15 уютных циммеров.
– Мы заранее позаботились о достойном интерьере и хорошем обслуживании: хотим, чтобы к нам на отдых приезжали не только молодые супружеские пары, но и многодетные семьи, — говорит Йоси Хадад. — Недавно, например, из США приехала целая компания американских евреев. Сын заказал несколько домиков, чтобы его родители отпраздновали свою золотую свадьбу на Голанах. Частник-одиночка не в состоянии организовать прием, когда гостей много. А мы тут принимаем общиной. Все друг другу помогают. И — никакой конкуренции.
– Возможно, этот вопрос вас покоробит, но на какие цели вы потратили денежную компенсацию, которую в свое время — пять-шесть лет назад — к месту и не к месту упоминала во всех своих публикациях «либеральная» израильская пресса?
– Да, помню, какую шумиху устроили СМИ… — подтверждает Йоси Хадад. — В преддверии «размежевания» государственные оценщики, согласно возникшим у нас подозрениям, искусственно занижали стоимость построенных нами домов — впоследствии из-за этого многие наши соседи были вынуждены подать иски в суд. Тем, кто построил в Гуш-Катифе средний по общеизраильским меркам дом, денег могло хватить только на строительство гораздо более скромного жилья, причем исключительно на периферии и при одном условии: если после изгнания главе семьи и его жене удалось быстро устроиться на работу. Однако далеко не всем повезло с поиском работы — многие основатели Гуш-Катифа подолгу оставались безработными и очень быстро проели выданную им компенсацию. Что же касается преуспевших в Гуш-Катифе частных предпринимателей, то нам уже никогда не удастся подняться на прежний уровень. Никогда…
– Почему?
– В качестве компенсации за один дунам теплицы государство выплатило нам 1000 шекелей, — объясняет Йоси. — А сегодня одно только железо, которое требуется для воссоздания в другом месте теплиц с той же площадью, что в Кфар-Дароме, обошлось бы мне не менее чем в 70 000 шекелей. Но ведь теплица — это не только металлические каркасы: это система орошения, нейлоновое покрытие, подъездное шоссе, освещение, электропроводка… Кругом-бегом — более 100 000 шекелей, а в качестве компенсации мне выдали 40 000… К тому же мы, увы, не молодеем…
Внезапно Йоси Хадад резко меняет тему: нет, он категорически не готов, чтобы его жалели.
– Я не могу назвать нас несчастными или обездоленными, — говорит он. — По-моему, мы — железные. Голыми руками нас не возьмешь. Когда у тебя есть дети и ты головой за них отвечаешь, даже в безвыходной, казалось бы, ситуации ты сознаешь: завтра жена должна отправиться в лавку и купить на всю семью продукты. И ты должен, просто обязан придумать, изобрести, нарисовать себе любую работу, благодаря которой сможешь не просто прокормить семью, но обеспечить ей достойную жизнь.
С точки зрения Йоси, на Голанах изгнанникам Гуш-Катифа повезло гораздо больше, чем, скажем, их бывшим соседям, поселившимся в мошавах и в караванном городке Ницан в окрестностях Ашкелона.
– В том районе даже местным жителям найти работу сложно, а когда туда в одночасье приехали еще две с половиной тысячи человек, работы вообще не стало, — объясняет он. — А здесь, на Голанах, мы сами создали себе рабочие места. Человек, всем своим существом привязанный к земле, нигде не пропадет — проверено!..

Евгения КРАВЧИК
Фото автора

Оцените пост

(голосовало: 8, средняя оценка: 4,88 из 5)

Загрузка...

Поделиться