Директор завода Георг Карлович Дреер, сидя во главе стола в своем огромном кабинете, проводил очередную планерку.
Начальники служб и цехов и другие заводские руководители сидели по обе стороны этого стола и с трепетом внимали указаниям директора. Его громкий бас разносился по кабинету, и присутствующие втягивали головы в плечи, выслушивая сыпавшиеся направо и налево разносы и со страхом ожидая, когда очередь дойдет и до них. Ох, и крут же был Георг Карлович! В выражениях он не стеснялся. Мало кто осмеливался вступать с ним в пререкания. К тому же никто не был уверен, что из-за какого-нибудь пустяка, а то и вовсе без повода, не будет понижен в должности или просто уволен с завода. Вот и сейчас директор жестоко разносил начальника транспортного цеха.
– А скажите-ка нам, Соловейчик, почему задерживается отгрузка продукции соседнему заводу? Если они выставят штрафные санкции, я их покрою за ваш счет!
– У нас трудности с автотранспортом. Водителям начисляют оплату, исходя из пробега. Поэтому им невыгодно перевозить грузы на территорию, которая находится у нас за забором. Я давно предлагал приобрести несколько тракторов с прицепами, и проблема была бы легко разрешена, — храбро ответил Соловейчик.
– Не перекладывайте с больной головы на здоровую. Вы начальник транспортного цеха, вот и решайте проблему. До вас возили грузы и не задавали глупых вопросов.
Соловейчик прекрасно знал, как действовал его предшественник, который приписывал в документах недостающий километраж. И понимал, что такая практика может рано или поздно кончиться очень печально. Только без помощи дирекции разорвать этот порочный круг он не мог. Оставалось либо рисковать, либо увольняться. Но оставить неплохо оплачиваемую работу, имея на руках больную жену и большую семью, он позволить себе тоже не мог.
Не дождавшись ответа, директор нетерпеливо встал. Его массивная фигура, как гора, возвышалась над столом, холодные серо-голубые глаза грозно уставились на начальника транспортного цеха.
– Ну что, Соловейчик? Я не слышу ответа. Готовы ли вы срочно исправить положение?
– Готов, — с трудом выдавил из себя Соловейчик.
– Ну что ж, раз так, все свободны.
Оставшись один, директор задумчиво прошелся по кабинету. Выходец из Прибалтики, имевший типично прибалтийскую внешность, он, несмотря на изрядную полноту, в свои пятьдесят пять еще пользовался немалым успехом у женщин, да и ему самому ничто человеческое не было чуждо. Однако должность директора отнимала слишком много сил и времени, и он мечтал сменить ее на не менее доходную, но более спокойную работу в научной сфере. Степень кандидата наук, которую он заблаговременно приобрел, была для этого слабым трамплином. Закончившаяся планерка вызвала в его памяти недавний разговор с женой. Она сообщила тогда, что ее племянница собирается выйти замуж за молодого парня, с которым встречается уже несколько лет. Этот парень — очень способный инженер с хорошей математической подготовкой, изобретатель, автор какого-то нового способа обработки металлов. Но он живет в общежитии, стоит в очереди на жилье, а шансов получить его в ближайшее время очень мало. Жена просила его взять будущего родственника к себе на завод и помочь ему в получении квартиры. Тогда они с женой поссорились. Узнав, что фамилия парня Соловейчик, он кричал, что только Соловейчиков в его семье и не хватает. Теперь, услышав знакомую фамилию, он подумал, что и в самом деле этот парень сможет быть ему полезен.
Вечером он встретился у себя дома с племянницей и ее избранником. Юрий Соловейчик оказался младшим братом Семена Соловейчика, того самого начальника транспортного цеха. Пока женщины убирали со стола, Георг Карлович пригласил будущего родственника в кабинет и без обиняков предложил ему сотрудничество на взаимовыгодных условиях. Он берет Юрия к себе на завод, дает хорошо оплачиваемую должность в лаборатории, обеспечивает получение в течение года квартиры в новом доме, создает все условия для проведения исследований, а Юрий готовит для Георга Карловича докторскую диссертацию. После ее завершения он сможет заняться своей кандидатской диссертацией под руководством Георга Карловича. Юра, взвесив все за и против, с этим предложением скрепя сердце согласился. Конечно, было унизительно батрачить на кого-то, но, с другой стороны, в одиночку он все равно довести свою разработку до серьезного внедрения не сможет. А так появятся условия для работы, и его детище увидит свет, пусть и под чужим именем.
А там, Б-г даст, появятся и другие идеи. И Юрий горячо принялся за дело. За несколько лет он доработал свой метод применительно к различным видам обработки, получил совместно с директором несколько изобретений, опубликовал с ним в соавторстве ряд статей в солидных журналах, написал для него монографию и докторскую диссертацию. Но и директор выполнил свои обещания — уже через год Юрий и его жена въехали в квартиру в новом доме. Зарплата и премиальные позволяли им жить безбедно. В работу Юрия никто не вмешивался, а подготовленные им статьи легко попадали в печать. Себя директор при этом тоже не забывал. Когда диссертация была написана, он использовал все свои связи для прохождения через многочисленные барьеры на пути к защите. Юрию оставалось только подготовить автореферат, плакаты и доклад для диссертанта. И делал он это с подъемом, надеясь избавиться наконец от тяготивших его обязанностей и получить возможность заняться своими делами.
Защита прошла без осложнений. А вскоре новоиспеченный доктор технических наук был избран членом-корреспондентом республиканской Академии наук и назначен директором научно-исследовательского института. Сбылась сокровенная мечта Георга Карловича. Теперь ему не надо было больше обеспечивать любой ценой выполнение нереальных планов, решать многочисленные хозяйственные и социальные проблемы, ежедневно рисковать головой, нарушая бесчисленные запреты и ограничения, без чего нельзя было обеспечивать функционирование предприятия. И он мог теперь в полной мере наслаждаться жизнью. Он увлекся охотой, банькой, завел себе любовниц, которых периодически обновлял. А вот в услугах Юрия Соловейчика он больше не нуждался. Теперь на него работали многочисленные опытные научные сотрудники и десяток амбициозных аспирантов, почитающих за честь удостоиться подписи высокого начальства на своих творениях.
Георг Карлович относился к числу тех людей, которые не прощают ни обид, ни оказанных им услуг. Они считают унизительным чувствовать себя кому-то обязанным. Поэтому даже вид Юрия Соловейчика вызывал у Георга Карловича сильное раздражение. Хотя он формально числился у Юрия научным руководителем, он всячески уклонялся от контактов со своим аспирантом. На первых порах тот не переживал — он и так делал все сам. Но наступил этап, когда требовалась помощь руководителя в подборе оппонентов, ведущих организаций, по продвижению работы на апробацию и защиту. Не дождавшись этой помощи, Юрий вынужден был заниматься этими вопросами сам.
Благодаря связям, которые у него появились при участии в многочисленных конференциях и семинарах, он кое-как преодолел все трудности и вышел наконец на защиту на большом совете. Доклад диссертанта был принят советом доброжелательно. Юрий успешно ответил на все вопросы. Затем выступил Георг Карлович. Обычно научный руководитель в своем выступлении обращает внимание на новизну и научную ценность разработки, выделяя наиболее сильные стороны работы. В данном случае Георг Карлович поступил с точностью до наоборот. Он подробно остановился на тех аспектах проблемы, которые, по его мнению, были автором недостаточно проработаны, и завершил выступление неожиданным выпадом против членов совета. Он заявил, что они годами протирают штаны в своих институтах, а молодой производственник за пару лет сумел сделать для науки больше, чем они вместе взятые за всю жизнь. Это была явная провокация, рассчитанная на то, чтобы восстановить ученый совет против диссертанта. Это поняли все — и болельщики Юрия, присутствующие в зале, и официальные оппоненты.
Оба оппонента положительно оценили диссертационную работу, отметив, что замечания уважаемого Георга Карловича не совсем корректны. Недоработанные по его мнению вопросы выходят за рамки заявленной темы диссертации, и автор обоснованно ими не занимался. Кроме того, непонятно, почему научный руководитель не поднял эти вопросы на апробации и допустил работу к защите.
Несмотря на дружную поддержку оппонентов и положительные отзывы от ведущих организаций, у членов совета уже сложилось негативное отношение к диссертанту.
Они посчитали себя оскорбленными и дружно проголосовали против. Когда решение совета было объявлено, встал старший брат Юрия Семен Соловейчик и публично обвинил профессора Дреера в сознательном срыве защиты своего аспиранта. Он заявил также, что докторская диссертация профессора и все связанные с ней публикации были написаны его братом. Рукописные черновики сохранены и будут представлены на экспертизу. Председатель совета заявил, что обвинения будут расследованы, для чего совет создаст комиссию.
На следующий день начальник транспортного цеха Семен Соловейчик был арестован в своем служебном кабинете. В его квартире и квартире его брата Юрия был произведен обыск, изъяты различные документы, и в том числе все рукописи, имеющие отношение к диссертации профессора Дреера. Семена Соловейчика обвинили в многолетних приписках, мошенничестве и приговорили к шести годам тюремного заключения. Юрия уволили с работы. Какое-то время он тщетно пытался устроиться на инженерную должность, но потом, отчаявшись, устроился на работу фрезеровщиком. Очень скоро он стал ведущим рационализатором завода, неплохо зарабатывал, получал премии, что позволило ему содержать свою семью и семью старшего брата.
Прошли годы. Семен Соловейчик отбыл весь срок своего заключения и вышел наконец на свободу. А через некоторое время братья переехали со своими семьями в Израиль. Профессор Дреер за это время похоронил жену и стал академиком. Достигнув таких высот, он задумался о вечном, решив вписать свое имя золотыми буквами в анналы науки. Существуют же законы Гаусса и Вейбулла? Значит, должен появиться и закон Дреера. На решение этой великой задачи он направил усилия всех отделов вверенного ему института. Однако в разгар этой великой битвы в институт зачастили различные комиссии, проверявшие научную и финансовую деятельность института и идеологическую обстановку. Секретарша директора сообщила по секрету, что причиной такого ажиотажа является получение директором вызова от своей племянницы на отъезд в Израиль. Это стало немедленно известно компетентным органам. Дреера вызвали в КГБ и президиум Академии. Он клялся, что вызова не просил, никакого отношения к евреям не имеет и даже наоборот — на дух их не переносит. Но ничего не помогало. Уже было принято решение о том, что Дреера снимают с работы и отправляют на пенсию. А секретарша президента Академии сказала, что все понимают, что вся эта история — примитивная провокация. Просто ее использовали как повод, чтобы освободить место для нужного человека.
Валерий НИСНЕВИЧ
2 комментариев к “Вызов”
Обсуждение закрыто.
Рассказ В.Нисневича «Вызов» написан на тему, которой автор совершенно не владеет. Так фраза «…получил совместно с директором несколько изобретений» безграмотна. Получают не изобретения, а «авторские свидетельства» на изобретения. В СССР докторская диссертация, как правило, была новым шагом в науке. Конечно, были большие начальники, которые могли за взятки и благодаря связям защитить и потом утвердить в ВАКе даже докторские диссертации. Чаще всего докторская диссертация вырастает из трудов нескольких аспирантов, которые защитили кандидатские диссертации — такой ход событий естественнен. Но практически невероятно, что «не остепененный» молодой человек, пусть и талантливый, может и написать монографию, и сделать кому-то докторскую диссертацию.
Столь же фантастично описание работы бывшего директора завода в должности директора научно-исследовательского института: «Сбылась сокровенная мечта Георга Карловича. Теперь ему не надо было больше обеспечивать любой ценой выполнение нереальных планов, решать многочисленные хозяйственные и социальные проблемы, ежедневно рисковать головой, нарушая многочисленные запреты и ограничения, без чего нельзя было обеспечивать функционирование предприятия». И опять В.Нисневич пишет чушь. Директор любого НИИ в советское время должен был все это проделывать, начиная от выполнения плана до решения социальных вопросов, нарушать бесчисленные ограничения и т.д. По долгу службы зам.директора филила ЦНИИ… по экономическим вопросам могу засвидетельствовать, что Нисневич не представляет о чем пишет.
Никогда не слышал о случае завала научным руководителем своего аспиранта. Такой случай мог испортить научному руководителю репутацию до конца его жизни. С другой стороны, если кого-либо заваливали с толковой диссертацией в одном научном совете, то находили другой научный совет и там, как правило, успешно защищали свои диссертации. Например, моего дядю М.Снитковского завалили на защите в Одессе, но он сумел защититься в Москве, и потом успешно работал над докторской диссертацией. И таких случаев множество.
Фантастически звучит описание ареста Семена Соловейчика, которое, судя по рассказу, происходило не ранее 1960-х годов. Судя по рассказу, обвинение Семена Соловейчика в «многолетних приписках и мошеничестве» не позволяло прокуратуре добиться конфискации различных документов, не имеющих отношения к делу у другого человека — это было НЕРЕАЛЬНО в СССР, уже в хрущевские времена. Указание прокуратуре на изъятие документов, не имеющих отношение к делу, у родственника подозреваемого лица в экономических преступлениях — это фантастика. Любой прокурор в хрущевские времена и позднее сто раз бы подумал, прежде, чем пойти на такое преступление даже по чьей-то высокой просьбе. Даже в сталинские времена подобные расправы были возможны лишь при обвинении по политическим мотивам, и должны были быть санкционированы весьма высоко. Столь же абсурден авторский ход с репрессиями «злодея-директора» после того, как ему пришел вызов из Израиля. Я знаю достаточно много евреев, даже имевших допуски к секретным документам, получивших вызовы в Израиль, но не собиравшихся в то время эмигрировать. Никаким репрессиям они не подвергались. Тем более, нереально звучит идея Нисневича о том, что получение вызова человеком, далеким от еврейства, могло стать причиной его увольнения. Если в СССР человека пенсионного возраста хотели убрать с должности, то не нужно было устраивать провокации, которые элементарно разоблачались. Такое увольнение можно было вполне обосновать в рамках закона. Возможно, в основе рассказа В.Нисневича лежит примитивная фантазия какого-то «страдальца-очевидца», но нельзя же верить убогим легендам. Мало ли что какой фантазер расскажет… В заключение хочу сказать, что рассказ «Вызов» построен на примитивном понимании автором советской жизни, в которой, безусловно, было много гадостей. Но и о многочисленных случаях свинства в советской жизни нужно писать достоверно.
Полностью согласен со Снитковским — нужно писать достоверно.! Мало того, что автор рассказа пользует штамп №11, старый прием дешовой журналистики «как написать репортаж о славных оленеводах не выходя из дома в Москве», так еще газуется тема якобы «острая» — «мы, бедные евреи»…
Если и был подобный случай, то что мешало дать конкретику, детали? Тактичность по отношению к негодяю юдофобу?
К сотрудникам-конформистам мифического НИИ и завода?
Хорош тогда наш брат писатель, «инжинер человеческих душ»!
Или не инженер, а кисейная барышня, котороя только и может за-глаза сказать тихое, но веское «фи» и тем самым только рассмешить врагов и озадачить друзей?
А если это был творческий плод «кипящего возмущенного разума», то…
Как говорил один кремлевский горец: «Конечно, в речах «можно» куролесить сколько угодно… Но надо все-таки знать предел. («XIV съезд ВКП(б)» т.7 стр.360.)