– Аз мэ гэйт глайх, фалт мэн нит — кто идет ровной дорогой, тот не падает! — всегда говорил краснопольский хирург Борух-Зусл, имея в виду под ровной дорогой честную жизнь.
– Он честный до невозможности, — говорила его жена Галя, которая работала медсестрой. В подтверждение своих слов она рассказывала историю про имя Боруха: — Ничего бы к нему не пристало, если бы звался Борей или Борисом Игоревичем, но он всем представляется Борух-Зусл Израилевич, как написано у него в паспорте. И даже потребовал, чтобы на двери его кабинета писали Борух-Зусл. При этом имея даже очень нееврейскую фамилию — Иванов.
Честнее Боруха, наверное, в Краснополье никого не было. Несмотря на то, что честность не всегда приносила Боруху радость, он не «сворачивал со своего пути». Он был очень хорошим хирургом, и к нему старались попасть больные не только из Краснополья, но и из соседних районов, но для краснопольских евреев он был не только хирург, но и шойхет. Мясо в Краснополье в магазинах не продавалось, и основным местом его приобретения был базар. И потому работа резником была у Боруха в основном в базарный день, когда несколько семей сбрасывались на теленка или барана, чтобы обеспечить на неделю семью едой. Расплачивались с ним небольшим куском мяса, которое в конце дележки оставалось «не при деле». Часто это был кусочек с костью, на который никто не претендовал, на тарелку борща. На больший кусок он ни за что не соглашался, мол, день большой, и кто-нибудь еще придет.
Изредка в будни приходили к нему с курицей и петухом, и за эту работу он вообще ничего не брал. Перед Песах приходили к нему с гусями… «А мицве», как говорил доктор Иванов.
Все в роду Ивановых были резниками: и дед Рувим, и отец Израиль. Но, как шутил Борух, и цум шлэймазул дарф ойх гобн мазул — и неудачнику тоже неплохо иметь везение, и это везение сделало его врачом. В молодости он помогал отцу в непростой работе резника; и так получилось, что, когда он стал врачом, отец заболел, совсем ослаб, и Краснополье могло остаться без резника, как близлежащие местечки. Но Борух взвалил на себя отцовские обязанности. Может, и не к лицу было врачу заниматься этим делом, но просьбам отца помочь соседям Борух не мог отказать. А от соседей перешел ко всем, кто хотел иметь кошерное мясо.
Галя работу мужа не одобряла. И вообще — культурный человек, всеми уважаемый в местечке хирург и занимается такой работой?!
– Если бы я в детстве не помогал отцу, то, может быть, и не стал бы хирургом, — объяснял жене Борух. — И вообще, если в местечке нет раввина, то пусть хоть будет шойхет. Арбэт из кэйн шанд, вэн мэнш гат а гутэ ганд — любая работа не позор, если хорошо работать.
Когда Борух переехал в Америку, то, конечно, сразу хирургом не смог стать: и английский плохой, и экзамены казались ему непреодолимой стеной. И тут Галя вспомнила о второй профессии мужа, и большое еврейское население Нью-Йорка вселило в нее надежду на удачу хотя бы на этом поприще.
– Пач зих нит ин байхэлэ, вэн фишэлэ из нох ин тайхэлэ, — остановил восторг жены Борух. — Не говори гоп, пока не перепрыгнула!
Но Гале хотелось верить в лучшее, и она на его слова махнула рукой.
Но слова Боруха оказались верными. Хозяину большого мясного магазина в Боро-Парке реб Перецу-Абрахаму Борух не понравился с первого взгляда: у него был слишком интеллигентный вид, не соответствующий предполагаемой работе (жена настояла, чтобы он пошел на интервью в костюме и галстуке). А еще, вопреки наставлениям Гали, Борух на все соглашался — как честный человек, сразу сказав, что хочет работать официально, на чек, что сулило явно ненужные расходы для бизнеса реб Переца. Ибо, как говорил его папа реб Соломон-Иосл, а копикэ гит оп дэм рубл — копейка рубль бережет! И еще он говорил, что всегда есть хороший вопрос для нужного ответа. А когда Борух после долгого разговора спросил, может ли он надеяться на работу, реб Перец вздохнул, с грустью посмотрев на Боруха, и спросил, есть ли у него гэтэр-шхита. Что это такое, Борух не знал, и тогда реб Перец объяснил ему, что это разрешение на работу шойхетом. Борух виновато развел руками: такого разрешения не имел даже его папа, и, наверное, не слышал о таком разрешении. Тогда реб Перец с чистой совестью сказал ему, что без этого работу шойхета он в Боро-Парке не найдет. И как еврей еврею пожелал ему удачи на другом поприще.
К вечеру реб Перец уже забыл о разговоре с Борухом, ибо таких собеседников, как Борух, у него каждый день было немало. Боруху незнакомое слово реб Переца запомнилось надолго…
Прошло несколько лет перед первой операцией, которую сделал наш хирург в американском госпитале и обрадовал жену, что наконец-то получил свою «гэтэр-шхитэ».
– Что? — разволновалась Галя. — Какая гэтэр-шхитэ? Что случилось?
– Потоп! — успокоил Борух и, не вдаваясь в подробности, добавил: — Ты хотела, чтобы я стал американским хирургом, и я им стал! Как говорил наш заведующий поликлиникой, «если ты смог поработать врачом в Краснополье, то сможешь быть врачом везде»!
Уже работая главным хирургом госпиталя, Борух опять вспомнил с коллегами о гэтэр-шхитэ, на что жена ему сказала: «Это тебе не Краснополье, а Америка, и твои местечковые шутки здесь не проходят».
Насчет местечковых шуток Борух мог бы и поспорить, но пообещал больше о своей «подработке» не вспоминать. Но один раз он обещание свое не сдержал…
Это была очень трудная операция — сражение за жизнь. И когда спасенный стал благодарить его, Борух с серьезным видом произнес, что операция прошла хорошо, потому что он, Борух-Зусл, имеет гэтэр-шхитэ и сделал операцию по всем правилам.
– Гэтэр-шхитэ?! — удивленно посмотрел на доктора опешивший пациент: — Вос ду зогст — что ты говоришь? Ду вэйст вос из гэтэр-шхитэ — ты знаешь, что это такое?
– Знаю, — улыбнулся Борух. — Это просто джок!
– О, а хохмэ? — засмеялся пациент. — А хохмэ ит из гут! Итс а лебун!
– Это жизнь! — согласился Борух.
Реб Перец-Абрахам, хозяин мясного магазина, его не узнал. А доктор не напомнил: он ведь обещал жене больше не вспоминать о своей «подработке».
Марат БАСКИН