На протяжении двух тысячелетий галута у евреев выработался автоматический ответ на погромы, гонения и притеснения: либо бежать, либо спрятаться и отсидеться, переждав беду. Да и бежали мы тоже не для того, чтобы, собрав силы, бороться и поддержать своих собратьев, а чтобы где-нибудь в укромном уголке пересидеть. Теория «минимальных жертв», на которые сегодня готов идти Израиль, жертв, которые «считаются допустимыми» для продолжения «мирного процесса», не возникла на ровном месте, а перекочевала в еврейское государство вместе с возродившейся там ментальностью гетто, согласно которой жертвы являются неотъемлемой и неизбежной составляющей нашего галутного существования.
Нашей защитой от погромщиков в подавляющем числе случаев была не дубина, а лихорадочно работавший мозг, отчаянно искавший ответ на вопрос, где бы получше спрятаться. При погромах нормальные человеческие связи теряли свой, казалось бы, вечный смысл. Свадебный наказ супругам стать «единой плотью» исчезал, растворённый в страхе. Здоровые сильные мужчины превращались в жалких скованных ужасом рабов, затаив дыхание следивших за тем, как погромщики насиловали, а потом убивали их жён и дочерей. Никто лучше не описал это унижение еврейских мужчин, чем Хаим Нахман Бялик в своём «Сказании о погроме»:
«И посмотри туда: за тою бочкой,
И здесь, и там, зарывшися в сору,
Смотрел отец на то, что было
с дочкой,
И сын на мать, и братья на сестру,
И видели, выглядывая в щели,
Как корчились тела невест и жён,
И спорили враги, делясь, о теле,
Как делят хлеб, – и крикнуть
не посмели,
И не сошли с ума, не поседели,
И глаз себе не выкололи вон,
И за себя молили Адоная!»
Были ли они достойны сострадания эти МОЛИВШИЕ ЗА СЕБЯ мужчины, предавшие и продавшие самое святое в своей душе для сохранения собственной жизни? Да ведь часто и не сохранявших, когда их укрытие бывало обнаруженным погромщиками, с последующей, порой страшной мучительной смертью. Стоил ли в таком случае миг жизни, продлённый на полчаса, того позора и бездействия? Пройдя по следам разрушений кишинёвского погрома, поражённый обречённостью и фатализмом жертв и возможных жертв, Бялик не был готов жалеть их:
«Нет, ты их не жалей.
Ожгла их больно плеть –
Но с болью свыклися, и сжилися
с позором,
Чресчур несчастные, чтоб их
громить укором,
Чресчур погибшие, чтоб их еще
жалеть.
Оставь их, пусть идут – стемнело,
небо в звёздах.
Идут, понуры, спать – спать
в осквернённых гнёздах,
Как воры, крадутся, и стан опять
согбен,
И пустота в душе бездоннее,
чем прежде;
И лягут на тряпье, на сброшенной
одежде,
Со ржавчиной в костях, и
в сердце гниль и тлен…»
Обречённость десятков и сотен жертв кишинёвского погрома, чьё несопротивление Бялик считал недопустимым, превратится через сорок лет в «свыкание с болью и сживание с позором» для десятков и сотен тысяч евреев Варшавского, Лодзинского и множества других гетто, подавляющее большинство которых даже не осмелится думать о борьбе.
Всплеск героизма Варшавского гетто будет аберрацией, а не нормой. Несколько десятков молодых евреев поднимут знамя борьбы лишь тогда, когда никаких надежд на возможность отсидеться не останется и в помине. Они будут знать об этом и, тем не менее, предпочтут «сну в осквернённых гнёздах» отчаянную до безумия борьбу без малейших шансов на успех. Как скажет один из героев восстания Ари Вильнер – Юрек: «Мы не собирались спасать себя. Никто из нас не выживет. Мы хотели спасти честь нашего народа».
Таких мальчишек, как Юрек, были единицы. НО БЫЛИ! Они не хотели сдаваться без боя, у них отсутствовал ген рабской ментальности, ген гетто. Его не было у четырнадцатилетнего польского еврея Меира Гольдштейна, внешне не похожего на еврея и не выполнившего приказ гитлеровцев отправиться в гетто. «Он жил в деревне под видом поляка, воровал хлеб и таскал в гетто для своей семьи. Его забрали в гестапо, били, он наврал следователю про якобы закопанное в лесу золото, поехал с гестаповцем в лес, там пробил ему лопатой голову и сбежал» (1).
Его не было у восемнадцатилетнего Моше Подхлебника, бежавшего из Хмелно, одного из самых засекреченных нацистами концлагерей. Аб Мише написал о Подхлебнике в обязательной для прочтения книге «Черновой вариант»:
«Недостреленный, недожжённый, с пулевой дыркой в голове, он выполз из костра для трупов, пока часовым дым застилал глаза. По декабрьскому мокрому полю проволокся сотню метров и свалился в лагерную сточную канаву. У него сквозь обугленную кожу белели кости. Чтобы заглушить боль, он окунал раны в жижу канавы. Представляете? В канаве дождался ночи, каким-то чудом миновал охрану и ограду лагеря и ещё полз километра два по слякоти и по снегу… Ехал мимо еврей на санях, подобрал его, отвёз в деревню. Полумёртвый Моше сумел не потерять сознание и рассказать местному раввину про газирование евреев, чтобы сообщили всем окрестным гетто. Между прочим, Подхлебник выжил – вот судьба бойца, а не жертвы» (1).
Евреи не вняли предупреждениям десятков таких героев, как Моше Подхлебник, которые невероятным чудом, вырвавшись из объятий смерти, спешили предупредить своих собратьев об уготованной им ужасной судьбе. НЕ ЗАХОТЕВ ВЕРИТЬ страшным свидетельствам очевидцев, евреи отчаянно цеплялись за надежду, упорно игнорировали действительность.
Аб Мише пишет, что поражает не столько сам факт неготовности евреев бороться с врагом, сколько факт ОКАЗАНИЯ ПОМОЩИ ВРАГУ В ПРИБЛИЖЕНИИ СОБСТВЕНБНОЙ ГИБЕЛИ. «Ну не воевать, не драться, но хотя бы не помогать. Не копать самим могилы, не раздевать аккуратно дочь на краю рва… Кто построил крематории? Сами узники! Но разве они не знали, что их срок – три месяца, потом смерть – почему же они соглашались обслуживать печи? Трусость? Вряд ли. Им хватало духа снабжать лекарствами тех, кто умирал в бараках, они даже рисковали прятать рукописи погибших – геройство, но не поддерживай они сам механизм убийства – зачем бы тогда эти подвиги?
А если бы сразу, с самого начала? С момента, когда раввина заставляли плясать над горящей Торой, а профессора – чистить зубной щёткой мостовую – отказаться. Не строить своими руками стену гетто, не шить на фабрике обмундирование для немецкого солдата… Решиться: умру, но на тебя не работаю – ведь не было бы лагеря, газа, крематория – не управились бы палачи своими силами. Почему же не нашли умные евреи простой этот путь?» (1).
Наша история однозначно демонстрирует исключительно важную истину – при наличии ярко выраженной нескрываемой угрозы у индивидуальных евреев напрочь атрофируется чувство самосохранения. Мы, словно глупая бабочка, упорно летим на огонь свечи, абсолютно уверенные в том, что мы единственные, кто видит невидимое стекло перед этой свечой, которое в последний миг спасёт нас от огня. Мы уверены, что наш ум сбережёт нас от беды, что мы всех перехитрим, и если беда приключится с нашим соседом, то мы-то сами обязательно исхитримся и отсидимся.
Однако действительность говорит как раз о противоположном. Еврейский историк профессор Сало Барон подсчитал, что без погромов и катастроф, бесконечной вереницей проходящих через нашу историю, еврейский народ насчитывал бы 200 (!) миллионов человек. Нас же сегодня всего 13 миллионов! Уже один этот факт должен был бы заставить задуматься всех тех евреев, кто, отмахиваясь от предупреждений об опасности, уверен, что является носителем истины в последней инстанции. Да, Всевышний обещал, что сохранит еврейский народ, но Он никогда не обещал сохранить отдельных евреев.
Как когда-то евреи отмахивались от слов Моше Подхлебника, так и сегодня огромное большинство израильских евреев упорно отмахивается от различных тревожных предупреждений и предсказаний тех, кто говорит им не то, что они хотят услышать. Когда евреи Газы стучатся в их дома и предупреждают, что изгнание евреев из Газы – это лишь первая ласточка на пути изгнания ВСЕХ евреев из Эрец Исраэль, евреи Тель-Авива, Ашкелона и Хайфы со всезнающей ухмылкой игнорируют эти предупреждения. Они, мол, знают, что с ними ничего не случится, потому что они живут на землях, занятых Израилем в 1948 году, а не в 1967 году.
Они не только не хотят услышать своих собратьев из поселений полосы Газы, но и полностью пропускают мимо ушей предупреждение ушедшего в отставку главного военачальника израильского генерального штаба Моше Яалона, сказавшего 3 июня в интервью Ари Шавиту из «Гаарец»: «Что касается палестинцев, то я вижу, что сочетание терроризма и демографии вместе со знаком вопроса относительно справедливости нашего пути – это рецепт к ситуации, в которой, в конце концов, не будет еврейского государства».
Когда раввин плясал над горящей Торой, а профессор чистил зубной щёткой мостовую, они, наверное, тоже были уверены, что, выполнив эти приказания и умилостивив нацистов, сохранят себе жизнь. Они не хотели допустить мысль, что, даже исполнив всё истребованное до мельчайших деталей, они всё равно не отменят вынесенный врагом смертный приговор. Они были уверены, что отсидятся.
Евреи Израиля сегодня тоже внушили себя, что, «поделив» с арабами земли западной Эрец Исраэль, они умилостивят арабов и убедят тех ПРИЗНАТЬ ИЗРАИЛЬ И ДАТЬ ЕВРЕЯМ СПОКОЙНУЮ ЖИЗНЬ. Беда лишь в том, что в самоуверенности они решили проигнорировать намерения самих арабов.
1. Аб Мише, «Черновой вариант», Иерусалим, 1994.
Оцените пост
(голосовало: 1, средняя оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...
