Я с вами заранее согласен, дорогой читатель. Так же, как и вы, я не верю в чудеса. Тем не менее, хотите — верьте, хотите — нет, они иногда случаются. Вообще, все зависит от того, что называть чудом. Лично я — материалист, у меня инженерное образование, я верю в Б-га и считаю, что чудо — это просто событие с очень малой вероятностью. Как, например, наступить на змею в центре Чикаго. Впрочем, это глупый пример. Но вот вам другой пример — это то, что произошло с моим другом.
Как звать этого моего друга, я уже не помню. Мы с ним старые друзья, а к старости память тускнеет. Кажется, его звали, а может, и сейчас зовут Гриша. Он жил, а может, и сейчас живет в маленьком городке N, предместье какого-то среднего города какого-то неприметного штата вроде Северной Каролины или Южной Дакоты. Как говорят американцы, в середине «нигде», а я бы перевел как «в центре пустоты». Много лет назад Гришу привела в этот город работа. Потом, много лет спустя, работа кончилась, Гриша ушел на пенсию, но из своего ставшего родным города не уехал.
У Гриши, как и у всех жителей этого города, был небольшой дом с двумя туалетами, лужайкой спереди и лужайкой сзади. Впрочем, описание Гришиного дома не имеет отношения к содержанию этой истории.
Жители городка N не отличались излишним дружелюбием. Соседи знали друг друга в лицо, но близких связей не заводили. Случайно увидев друг друга около дома, они говорили: «Доброе утро!» или «Прекрасная погода, не правда ли?» — и на этом их соседские отношения заканчивались. Поэтому, когда Гришин сосед то ли умер, то ли продал дом, и в его дом въехал новый сосед, Гриша на это событие не обратил внимания. Месяц спустя, сажая цветы перед домом, он увидел нового соседа, щуплого седого старичка, и сказал ему: «Доброе утро!», на что старичок вежливо ответил: «Прекрасная погода, не правда ли?» Спустя еще месяца два Гриша, сгребая листья с лужайки, снова увидел старичка-соседа, который кивнул Грише и сказал: «Доброе утро!» — на что Гриша, конечно, ответил: «Прекрасная погода, не правда ли?»
На этом рассказ о взаимоотношениях Гриши с соседом можно было бы закончить, но старичок вдруг бросил свой садовый инструмент, подошел к Грише и сказал:
– Извините, пожалуйста, что я вас беспокою. Я тут человек новый, города не знаю. Не подскажете ли, где ближайшая скобяная лавка?
Старичок говорил с легким акцентом непонятного происхождения, то ли польским, то ли немецким.
«Наверно, грек», — проницательно подумал Гриша.
Он объяснил соседу-старичку, как проехать в ближайшую скобяную лавку, старичок поблагодарил, и на этом беседа закончилась. Беседа, как видите, была не Б-г весть какой содержательной, но она положила начало новым отношениям, некоему подобию соседской дружбы. Когда около месяца спустя они, находясь каждый перед своим домом, снова увидели друг друга, и Гриша сказал: «Доброе утро!» — сосед-старичок не просто ответил: «Прекрасная погода, не правда ли?», а сначала подошел к Грише, а уже потом сказал:
– Прекрасная погода, не правда ли? — и, протянув руку, добавил: — Позвольте представиться. Меня зовут Диметри.
«Точно, грек», — подумал Гриша и тоже представился:
– Грег.
– Приятно познакомиться, — сказал старичок.
– Приятно познакомиться, — сказал Гриша.
Прошло еще два года. Дружба Гриши с соседом продолжалась. Она проявлялась в том, что, изредка завидев друг друга, они обменивались рукопожатиями и, поговорив о погоде, расходились по домам. И вот в одну из таких редких встреч Гришин сосед Диметри, нарушая каноны принятых соседских отношений, сказал:
– Извините меня за бестактность. Я заметил у вас легкий акцент. Можно спросить, из какой вы страны?
– Из России, — сказал Гриша. — А вы? Уж не оттуда ли тоже?
– Нет, нет, что вы, — сказал Диметри с явным неудовольствием. — Никакого отношения к России я не имею. Я с Украины.
– Что вы говорите! — воскликнул Гриша. — Я ведь тоже с Украины. Это я так, по привычке, называю ее Россией.
Тут они разом перешли на русский язык, в котором звук «г» звучал мягко, почти как английское «эйч», а слово «что» звучало, как «шо», и Гриша первый раз пригласил своего друга зайти в дом. Он усадил его в кресло и предложил рюмку милой их украинским сердцам горилки с перцем. Гость вежливо отказался. Потом он отказался еще раз. На третий раз он согласился, и они выпили. Старичок одобрительно причмокнул, огляделся по сторонам и, как всякий вежливый гость, сделал комплимент:
– У вас прекрасный дом. Мне особенно нравится вон та картина. По-моему, я ее где-то видел раньше.
– Не думаю, — сказал Гриша. — Это работа одного знакомого художника, подарок мне на день рождения.
– Возможно, я что-то путаю — согласился Гришин гость. — Хотя, знаете, память у меня прекрасная. Ничего не забываю.
– У меня тоже, — без ложной скромности сказал Гриша. — Не могу пожаловаться.
Дальнейшая их беседа носила эмоциональный характер и постоянно прерывалась восклицаниями вроде «Что вы говорите!», «Скажите, пожалуйста!», «Подумать только!» и «Надо же!».
– В каком городе вы жили? — спросил Диметри.
– В Киеве.
– Что вы говорите! И я в Киеве.
– Скажите, пожалуйста! А в каком районе?
– В Сталинском. В самом центре, на улице Ворошилова.
– Подумать только! А я там учился в школе.
– Надо же! А в какой школе?
– В девяносто первой мужской школе.
– Что вы говорите! В девяносто первой? В Чеховском переулке? Я тоже там учился!
– Надо же! — выдохнул Гриша.
Его поразил не столько факт обучения соседа в девяносто первой школе, сколько то, что эта школа уже существовала в те древние времена, когда старичок Диметри был школьником.
– Подумать только! — сказал он. — В каком же году вы ее закончили?
– Ох, давно дело было, — сказал Диметри и почему-то захихикал. — В тысяча девятьсот пятьдесят третьем.
– Что?! — Гриша покрылся ледяным потом. — Я… я тоже… в пятьдесят третьем.
– Что вы говорите! — удивился Диметри. — Никогда бы не подумал. Мне казалось, что вы старше меня. Оказывается, мы одногодки. Кто у вас был классным руководителем?
– Ирина Николаевна Молчанова.
– Ну да! Значит, мы в одном классе учились! Надо же! Кого вы помните?
– Вы знаете, — сказал Гриша, все еще приходя в себя от шока, — я почти никого не помню. Ни лиц, ни имен. Я вообще был мальчик замкнутый, ни с кем не дружил. У меня в классе был один-единственный близкий друг, Митя Гольдберг. Не помните такого?
Тут серое лицо Гришиного соседа как-то ненатурально пожелтело, в глазах появилось выражение панического ужаса, и он сдавленно выговорил:
– Я — Митя Гольдберг. Гриша, это ты?
На этом месте, дорогой читатель, я предоставляю вам возможность пережить всю гамму ошеломительных чувств, нахлынувших на наших героев и представить себе беспорядочное проявление этих чувств, включая вскрикивания, всхлипывания, объятия и испуганное разглядывание друг друга. Густой туман прошедших лет постепенно рассеялся, перед ними, словно на проявляющейся фотографии поляроида, проступили знакомые с детства лица, и старики превратились в одноклассников Митьку и Гришку.
– Боже мой, Митька! — бормотал Гриша, сдерживая слезы. — Митька, это же чудо! Ведь мы не виделись больше пятидесяти лет!
– Пятьдесят три, Гриша! Пятьдесят три! С тех пор, как мы отмечали пятилетие окончания школы. Помнишь?
– Еще бы! А ты помнишь, как тебя в девятом классе Ирина выгнала из класса и вызвала родителей за то, что ты на ее уроке надул презерватив и пустил его летать по классу?
– А как же! А ты помнишь, как мы вместе прогуляли целый день?
– Конечно, помню! Нас потом чуть не исключили из школы!
– А ты помнишь, Митька…
– А ты помнишь, Гриша…
– Господи, почти шестьдесят лет прошло, а мы все помним!
– Да, что-что, а уж на память нам жаловаться не приходится.
Тут, перенося их в реальный мир, скрипнула дверь, и в комнату вошел прыщавый подросток в рваных джинсах.
– Grandpa, do we have potato chips?* — сказал он неспелым, ломающимся голосом, не здороваясь и не глядя на гостя.
– Это мой внук, — с гордостью сказал Гриша. — Стиви, поздоровайся с господином Гольдбергом.
– Hi, — сказал Стиви, по-прежнему не глядя на Митю. — Grandpa, do we have potato chips?
– Стиви, представь себе, мы с мистером Гольдбергом учились в одном классе! — сказал Гриша с душевным подъемом. — Сидели на одной парте!
– O, ya? — сказал Стиви.
– Да, да! — с пафосом воскликнул Гриша. — На одной парте! Ты знаешь, как давно это было?
– I know, I know, — не проявляя эмоций, сказал Стиви. — It was in Kiev over fifty years ago. You went to School number ninety-one on Chekhov Street. Your teacher Irene kicked Mr. Goldberg out of class because he blew up a condom. You both were almost expelled from the school for playing hooky**.
Гриша и Митя в изумлении переглянулись.
– Стиви, — сказал Гриша, испуганно заглядывая внуку в глаза. — Откуда ты все это знаешь? Мы сейчас говорили об этом, но… Ты что, подслушивал за дверью?
– Come on, Grandpa! — сказал Стиви с обидой. — Of course not! Don’t you remember? Mr. Goldberg was here last week, and the two of you were talking about your school years all day long. How about potato chips?***
Наступила тошнотворная пауза. Наконец Митя выдавил:
– Ну вот, я не зря помню, что раньше видел эту картину.
– Да, — вздохнул Гриша. — На память нам жаловаться не приходится.
__________
* Дедушка, у нас есть картофельные чипсы?
** Знаю, знаю. Это было в Киеве больше 50 лет назад. Вы ходили в школу номер 91 на улице Чехова. Ваша учительница Ирина выгнала господина Гольдберга из класса, потому что он надул презерватив. Вас обоих чуть не исключили из школы за прогул.
*** Ну что ты, дедушка! Конечно, нет! Разве ты не помнишь? Господин Гольдберг был тут на прошлой неделе, и вы с ним целый день говорили о ваших школьных годах. Как насчет картофельных чипсов?
Александр МАТЛИН