СКРИПАЧ ЕВРЕЙСКИЙ МОНЯ

То было мое первое журналистское задание. После окончания родного университета, я нашла себе применение в еврейской прессе. Знатоки подсказали темы для публикаций. Так молодым еврейским редактором я вошла в дом легендарного скрипача Мони – Соломона Наумовича Телесина…

От судьбы не уйдешь. Дом Мони стал моим первым семейным домом. Было это 10 лет назад.

Слух о смерти любимого скрипача впервые пополз по Ростову за год до того как Мони не стало, но газеты писали: «Соломон Наумович жив, здоров и выглядит моложе своих 68 лет…»

А вот спустя год, 2 мая 1995 года, в канун 50-летия Победы, та же газета извещала: «Скрипача Мони больше нет». Именно с этого момента я и знаю Моню.

Семейный архив хранит большое количество фотографий, газетных вырезок, стихов, которые в разные времена Моне посвящали благодарные слушатели. Большинство из них написано на обрывках бумаги. К примеру и такие:

«Еврейский цыган вновь неистов.

Ему Талант великий дан,

Вот в честь кого у всех цыган

Есть украшения – монисты».

Вечному Моне

от А. Поляка

Музыканты рассказывают, что скрипка Мони заставляла плакать и смеяться любое сердце – так душевно звучала она. Слушателю хотелось сразу же откликнуться на Монину игру, поблагодарить и всплакнуть с ним вместе…

Говорят, что маленький ресторан « Скиф» как будто раздвигал свои стены, когда играл Соломон Наумович. «Его музыке здесь не хватало места. Говорят, что кафе работало, а на его дверях всегда висел замок. Иначе не отбиться от желающих сюда попасть. Вы по приглашению? – Вам открывают. Внутри мест немного. Кто за столиками, и о чем говорят? Невысокий человек с орденской планкой на груди ничего не слышит и ничего не видит вокруг. Ничего, кроме своей мелодии – мелодии скрипки. Это скрипач ростовский Моня.

Сюда, в «Скиф», однажды после гастрольного концерта заехал поужинать Александр Розенбаум. Здесь была лучшая в Ростове кухня, но не это произвело впечатление игра скрипача! Музыканты рассказывают, что Розенбаум уехал в гостиницу голодным.

Они проговорили немало времени и до, и после закрытия ресторана. С интересной судьбой ростовский скрипач оказался. «Я напишу о вас песню», – сказал Розенбаум. И свое обещание сдержал.

Приехав в очередной раз на гастроли в Ростов, он позвонил скрипачу, пригласил на концерт и попросил захватить с собой скрипку. Соломон Наумович с радостью принял приглашение и на концерт пришел в сопровождении внука, дочери и зятя. Здесь, на большой сцене в Ростовском Дворце спорта впервые прозвучала песня, которую посвятил ростовскому скрипачу Моне поклонник его таланта – певец и композитор Александр Розенбаум. По просьбе Розенбаума, Соломон Наумович аккомпанировал на скрипке. И плакал. Это был один из самых счастливых моментов в жизни еврейского скрипача.

«Здравствуйте гости, ай не надо, ай, бросьте.

Здравствуйте гости, дорогие мои!

Столик ваш справа, Моня – бис, Моня – браво.

Моня не гордый, Моня пьет на свои…», — поет на весь мир А. Розенбаум. Уже после смерти Мони говорили о пристрастии скрипача к алкоголю, а его известность называлась обыкновенной случайностью. Родственники расстраивались и недоумевали: Моня никогда не был алкоголиком. Любил перед ужином выпить рюмочку. Так перед выходом на сцену, в день премьеры песни «Скрипач а идиш Моня», Соломон Наумович глотнул из своей фляжки для храбрости. Ну а насчет случайной популярности… Моня вкладывал в свою игру душу, может быть, в этом его секрет. Тогда он действительно прост. Как Соломон Наумович заражал своей музыкой, так песня Розенбаума задела струны души многих исполнителей: Михаила Шуфутинского, Юрия Антонова, Вилли Токарева, Вахтанга Кикабидзе… Кстати, она была переведена и на идиш поэтом и композитором Юрием Кремером. Вахтанг Кикабидзе не знал Моню лично, но поверил в искренность предыдущих исполнителей и спел ее как-то по-своему, тепло и доверительно.

Сижу в тель-авивском офисе агентства «Праздник». На стене календарь с фотографией Шуфутинского и надписью: «Дорогому, легендарному скрипачу Моне в благодарность о счастье петь о вас песню» 1991 год. Год 2005-й. Внук Мони продолжает дело своего деда, работает для людей в залах торжеств Израиля.

Он стал профессиональным музыкантом: несмотря на то, что Моня предупреждал о непростой жизни музыканта.

Тогда, в зале Ростовского Дворца спорта, услышав первые слова новой песни, Соломон Наумович заплакал:

– Я не понял, зачем меня зовут, думал, Саша пошутил, когда обещал написать обо мне песню. Сейчас, когда говорят, что слышали даже за границей, радуюсь и верю, что не только обо мне это, а обо всех, кто там, где людям грустно и весело, где они отдыхают от вечных передряг…

Из интервью ростовской газете, 1991 год.

Соломон Телесин в 16 лет ушел на фронт. Был пулеметчиком. Имел награды, но главной из них считал Победу, к которой был лично причастен. После войны вернулся и окончил музыкальное училище. Играл везде – в симфоническом оркестре, в цирке, в парках культуры, в ресторанах, в кафе.

– Соломон Наумович, ну а хотели бы вы, например, играть постоянно в филармонии? – спрашивает другая газета.

– Зачем? Люди моего возраста там уже не играют. У меня в жизни многое не вышло из-за войны, голода. С 41 по 48 год я вообще не имел возможности держать в руках скрипку. К счастью, потом стал усиленно заниматься. Вот тогда и надо было идти в филармонию, да не получилось; а жизнь так быстро пролетела.

Интересно, что в детские годы Моню заставляли заниматься музыкой, запирая на чердаке. Папа решил, что Моня талантливый ребенок, и даже свозил сына в Одессу к профессору музыкальной школы-интерната имени Столярского. Мальчика не приняли: ввели лимит на прием еврейских детей на скрипичное отделение. Отцу предложили отдать ребенка на отделение ударных инструментов, но папа сказал: «Моня будет скрипачом». И он стал им.

До последних дней своей жизни Моня занимался по нескольку часов в день. Даже во время обострения болезни. А в однокомнатной ростовской квартире висел портрет самого маэстро Паганини.