С Еленой Георгиевной Боннэр и Андреем Дмитриевичем Сахаровым я познакомился на Первой конференции общества «Мемориал», проходившей в 1988 году во Всесоюзном Доме кино в Москве. Меня представили им как делегата из далекой Алма-Аты. Андрей Дмитриевич тогда приходил в себя после болезни, был еще очень слаб и чувствовал себя неважно. Жена относилась к нему с трогательным вниманием, и досаждать им своими вопросами было неудобно.
С А.Д. Сахаровым мне довелось встретиться и побеседовать на заседаниях правления «Мемориала», а Елену Георгиевну я увидел снова лишь в Бостоне, когда она выступала в университете «Брендайс». Там находился тогда архив Сахарова, и там же работала ее дочь Татьяна Янкелевич.
Елена Георгиевна Боннэр несколько последних лет была прикована к инвалидной коляске, жила с семьей Татьяны. Но ее ум был абсолютно свеж и, что важно, глубок. Она знала о потенциале своего авторитета, когда несколько месяцев назад направила послание манифестантам, выступавшим против правительства Путина: «Я больше не в состоянии двигаться. Но считайте, что я вернулась, чтобы в очередной раз защитить мою страну».
Авторитет Елены Георгиевны и в России, и в США был необычайно высок. Подпись Елены Боннэр появилась в этом году и под обращением «Путин, ты должен уйти». Еще одна высоколобая и мужественная женщина с несгибаемой волей — Людмила Алексеева, продолжающая в Москве свою правозащитную деятельность, охарактеризовала Боннэр так: «Она была большей умницей, чем сам Сахаров. Ее муж был символом мужества и честности, порядочности и благородства, его знали во всем мире, он был неудобным для многих, в том числе для Горбачева. Но в светлые мысли Андрея Дмитриевича Сахарова именно Елена Георгиевна Боннэр умела вложить душу».
Елена Боннэр родилась 15 февраля 1923 года в Туркменистане. Ее отца Геворка Алиханова расстреляли чекистские палачи в 1937 году, а ее мать Руфь Боннэр многие годы была политической узницей советских тюрем и лагерей.
Во время Великой Отечественной войны Елена Боннэр была санитаркой и медсестрой на фронте, получила ранения и была награждена за проявленные мужество и героизм. Позднее она писала, что военные годы научили ее уважать все народы и быть терпимой ко всем религиям. «Самое отвратительное, — писала она, — это учение о превосходстве одних наций над другими».
После войны Елена Боннэр поступила в мединститут, стала врачом. В 1960-е активно участвовала в диссидентском движении, подписала письма протеста против преследования людей за их убеждения. Она активный участник Хельсинкского движения, благодаря ей на Западе оказались лагерные дневники и другие рукописи Эдуарда Кузнецова.
В это время Елена Георгиевна знакомится с Андреем Дмитриевичем, за которого выходит замуж в 1972 году. Они прожили вместе, бесконечно любя и уважая друг друга, до смерти Сахарова в 1989 году.
У правозащитника Елены Боннэр не было больших и малых дел — ко всему она относилась со всей серьезностью. Это касалось и политической борьбы и помощи попавшим в лагеря диссидентам.
Мы знаем Елену Георгиевну, главным образом, по великим делам. Когда родственники политзэков ехали на свидания к своим близким, она доставала для них дефицитные продукты, которые не портились при долгой перевозке поездом без холодильника.
Уже живя с дочерью Татьяной в США, Елена Георгиевна выступила с предложением принять резолюцию, в которой убийство мирных граждан шахидами признавалось преступлением против человечности. Но, увы, предложение правозащитницы осталось не услышанным.
Близкие говорят, что ум Елены Георгиевны был ясен до последней минуты. Согласно воле умершей, урну с прахом захоронят на Востряковском кладбище в Москве.
Будем надеяться, что вокруг кладбища не будет вооруженных солдат, как 22 года назад в день похорон лауреата Нобелевской премии мира Андрея Сахарова. Но приказ о строгом наблюдении за порядком все же был отдан. Похороны Елены Боннэр, вдовы и товарища по борьбе Андрея Сахарова и речи там немногочисленной и преследуемой российской оппозиции, вызывают сильную обеспокоенность у российского руководства и ФСБ.
Нынешнее правительство России и сегодня боится женщины, которая бросала вызов сталинскому режиму, спорила с Горбачевым в эпоху перестройки и осуждала правление Путина.
Проститься с Еленой Георгиевной в еврейский похоронный дом «Станецки Мемориал Чепел» пришли несколько сот человек. Среди них многие известные правозащитники — Александр Есенин-Вольпин, Владимир Альбрехт, члены знаменитой Московской Хельсинской группы, прошедшие лагеря и изгнание, друзья и близкие. Они говорили о мужестве дочери репрессированных родителей, которая на фронте выносила раненых с поля боя и была покалечена осколками немецких снарядов. Окончила войну лейтенантом медицинской службы и инвалидом второй группы. Она имела мужество не молчать в печально известную пору «дела врачей».
Елена Георгиевна была не только человеком государственного ума и необычайной храбрости, но и человеком необыкновенно чутким, всегда помогая советом и делом. Она была открыта для всех и каждого. Ее и Андрея Дмитриевича квартира всегда была полна еврейскими «отказниками», диссидентами, корреспондентами западных газет. Елене Георгиевне угрожали арестом и лагерем. Про нее распространялись лживые антисемитские слухи, объясняя общественную деятельность Сахарова ее «сионистским внушением»…
Виктор СНИТКОВСКИЙ
Бостон
Здравствуйте!
В качестве комментария прилагаю основную часть своего письма, посланного в журнал «Хроника Московской Хельсинской группы» (в качестве отклика на один его материал о Сахарове) и опубликованного там в начале прошлого года.
Всем всего хорошего!
__________
…Во-первых, я хорошо помню, что Сахаров умер через день или,
максимум, дня через 2 — 3 после того, как призвал (вместе с другими
известными демократами) народ к всесоюзной политической забастовке —
с требованиями насчёт введения многопартийности и вообще
полномасштабной демократии со всеми политическими свободами. По этому
поводу даже возникла версия — упомянутая, в частности, в одной
тогдашней заметке в «Литературной Газете» — о том, что Сахаров в
отместку за тот призыв (кстати, лишь отчасти успешный) к всесоюзной
забастовке был убит «органами» — вроде бы с помощью каких-то особо
мощных электро-магнитных импульсов, диссонирующих с внутренними
электро-магнитными колебаниями сердечной мышцы и способных тем самым
привести к её остановке (особенно, если речь идёт о сердце пожилого
человека). По-моему, о подобных, кажущихся чуть ли не бредовыми,
версиях надо хотя бы упоминать при случае, т.к. слишком часто
печальной реальностью оказывается то, что поначалу казалось бредом
(например, в сентябре 1999 года — до рязанских ФСБ-шных «учений» —
почти все воспринимали как бред версию о том, что жилые многоэтажки
взрываются российскими «органами»).
А второе, о чём я хотел бы высказаться в связи с вашими
публикациями, посвящёнными А.Д.Сахарову, может, видимо, показаться
чуть ли не кощунством в адрес Андрея Дмитриевича. Однако, при всём
моём огромнейшем уважении к его правозащитной деятельности и к нему
самому, мне кажутся довольно нелепыми попытки делать из Сахарова чуть
ли не святого, приводящие к однозначному восхвалению даже явно
сомнительных дел. В первую очередь я имею в виду, разумеется, активное
участие молодого Сахарова в создании чудовищного оружия — водородной
бомбы — для одной из наиболее преступных и кровожадных группировок в
истории человечества, т.е. для сталинского режима. Конечно, есть
доводы насчёт мирового ядерного равновесия, но, тем не менее,
огромнейший риск и, мягко говоря, моральная сомнительность создания
водородной бомбы для кровожаднейшего режима — по-моему, очевидны…
Дмитрий Воробьевский, редактор самиздатской газеты «Крамола» (её сайт: http://krrramola.narod.ru/ ), г.Воронеж.