В нашем ЦСУ нет статистических данных о числе репатриантов, вернувшихся в места своего прежнего проживания. Это и неудивительно: ведь среди них есть и такие, кто через некоторое время снова приезжает в Израиль. Как героиня этого очерка Лена Кауфман
– С детства я любила фильмы, в которых были сцены суда, – вспоминает Лена Кауфман. – Я смотрела их с большим интересом, чем «Приключения неуловимых». Когда позднее я попыталась объяснить для себя это пристрастие, то нашла только одно объяснение: я всегда мечтала быть актрисой – как большая часть девочек, – а адвокат в суде казался мне настоящим актером, выступающим перед зрителями, но при этом еще и выполняющим какую-то сверхзадачу: спасающим людей.
Нетрудно догадаться, что Лена решила стать адвокатом.
– Я поступала на юрфак Ленинградского госуниверситета с тяжелым сердцем, потому что знала: в новой России, как и в СССР, нет судов присяжных, а значит, от моих актерских талантов не будет зависеть судьба человека, да и увидят мою игру лишь немногие.
Но уже на третьем курсе Лену ждал приятный сюрприз: суды присяжных начинали свою работу в России. Правда, к этому времени девушка уже была настроена крайне пессимистично по поводу своей будущей работы.
– В 90-х годах в России потребность в адвокате попросту отпала, – говорит Лена. – Нужен был человек с юридическим образованием, который сводил бы обвиняемого с прокурором или судьей для… передачи денег – во время этой передачи и решались все вопросы судопроизводства. Само же заседание суда было чистой формальностью. Я по делам приходила несколько раз в офис одного ленинградского адвоката – такой роскоши я не видела даже в Эрмитаже. Этот адвокат хвастал, что уже не припомнит, когда в последний раз был на судебном заседании – мол, учись, как нужно дела решать. И при мне в его офис несколько раз заходили «клиенты»: при одном их появлении мне хотелось раствориться, чтобы их не видеть и чтобы они меня не видели, а уж как я хотела их не слышать… Нематерные слова просто не входили в их лексикон. В общем, я долго думала о своем месте в этом «новом русском» суде, – и не находила его. И я решилась на эмиграцию, вернее, репатриацию.
В Израиль Лена уехала с четвертого курса. Взяла академический отпуск, учила иврит, подрабатывала и очень скучала по учебе. Через год Лена продолжила заочно учиться на своем юрфаке и параллельно, уже обладая некоторым знанием иврита, начала искать будущее место работы по специальности.
– Я побывала на нескольких заседаниях суда в Израиле и подумала, что попала в настоящий рай. Пусть нет присяжных заседателей, зато сколько артистизма и у адвокатов, и у обвинителей, и даже у беспристрастных судей – настоящее представление. На одном процессе известный израильский адвокат сначала эффектно ходил по залу заседаний, закутавшись в мантию, как в тогу, затем, видимо, по его тайному знаку, его подзащитный схватился за сердце, ему принесли воду и таблетку, во время этой суеты адвокат что–то тихо сказал обвинителю – видимо, какое–то оскорбление, после чего тот начал кричать и горячиться, чем скомпрометировал себя в глазах судей. Конечно, все эти уловки судьи видели не хуже меня, но, бесспорно, оценили и отдали должное мастерству адвоката – смотрели в сторону обвиняемого довольно благосклонно.
Меня же потряс не только артистизм защитника, но и его иврит – это была настоящая поэзия, «Песнь песней». В то же время я слышала, как этот адвокат разговаривает на ломаном русском со своим подзащитным – и представила себя с таким же корявым ивритом перед судьями. Картина эта мне совсем не понравилась. Впрочем, для того, чтобы предстать перед судьями, нужно было еще пройти очень длинный путь.
Оказалось, что юрист – одна из самый проблемных профессий для репатриантов. Когда я приходила в адвокатскую контору в надежде найти работу помощника адвоката, мне с порога говорили: «Даже не думай об этом – спроси, какой диплом у моей секретарши, – вторая степень юрфака Еврейского университета, и она еще лет пять секретаршей работать будет, и при самом лучшем для нее раскладе я лет через пять возьму ее в помощницы, – а могу и не взять». Примерно так говорили мне все адвокаты, с которыми я беседовала. А ведь каждый год вузы Израиля выпускают тысячи юных адвокатов, для которых работы в обозримом будущем не предвидится. И все они, в отличие от меня, свободно говорят на иврите и английском.
Но я также выяснила, что многие студенты-юристы, не работая официально в адвокатских конторах, подрабатывают по специальности – как частные предприниматели. Они занимаются оформлением юридических документов, на которых только на последнем этапе ставит подпись дипломированный адвокат, – за что берет большую часть денег. На почве поиска клиентов мы сдружились с выпускницей юрфака МГУ, у которой остались приличные связи в Москве. За счет ее богатых клиентов мы летали в Россию, занимались делами тех граждан Израиля, которые жили в Москве (выяснилось, что таких – море). В Израиле была мало, но 60% заработанного мной забирал израильский адвокат – за свое имя и подпись.
Вскоре у меня появились клиенты из Молдавии и Белоруссии, но главным работодателем оставалась Москва, и вскоре оттуда поступило предложение, от которого я не могла отказаться. Один из клиентов порекомендовал меня одной из преуспевающих адвокатских контор, мне позвонили, предложили встретиться. К концу обеда в ресторане я была приглашена на работу в качестве юрисконсульта в один из крупных московских холдингов, которые эта контора обслуживала. Предложили 3000 долларов в месяц и служебную машину, и я согласилась.
Я ждала, что буду принята в дружную семью юристов, где все – друзья, помогают друг другу – как было в университете. Но оказалось, что за те пять лет, которые я жила в Израиле, жизнь в России изменилась до неузнаваемости, и отношения между людьми стали совсем другими.
Во-первых, приходить на работу нужно было в костюме строго определенного кроя, черном, в еле заметную полоску. И я была немедленно послана шить себе костюм, ведь без него я не могла выйти на работу. Через три дня костюм был готов, еще два были в работе, – и я смогла прийти в офис. Там меня встретили одинаковые девушки и парни в таких же костюмах, никто в мою сторону даже не посмотрел. Оказалось, что работают в этом офисе с 9 утра и до 12 ночи. С 8 до 9 вечера – совещание; на нем раздаются задания, которые нужно выполнить до полуночи. Поначалу я думала, что срочное задание можно выполнить и следующим утром. И однажды сказала начальнику, что хочу уйти пораньше, сходить на мюзикл.
Я не думала, что моя просьба вызовет такую бурю страстей в офисе. Не было человека, который не поиздевался бы надо мной по этому поводу, и еще долго начальник подходил ко мне с новым заданием и спрашивал: «Ну что, сегодня ты наконец поработаешь или опять на мюзикл опаздываешь?» В общем, за два года жизни в Москве я нигде ни разу не была.
Еще одна деталь: каждый нижестоящий работник был чем-то вроде обслуги для своего начальника. Первую половину дня я часто проводила в химчистке, где приводили в порядок костюм начальницы, в поездке за ее авиабилетами, в очереди за ее любимым сортом кофе. Иногда в очереди в химчистку или за кофе мы встречались с моей начальницей – она стояла за костюмом или кофе для своего начальника, а я за костюмом или кофе для нее, и мы делали вид, что не знакомы.
А примерно через месяц работы в офисе я вдруг услышала… выстрелы. Я оглянулась – никого звук выстрелов не испугал. Я осторожно – чтобы не вызвать новых насмешек – спросила, что это за звуки. «Это наш клиент, хозяин такой-то фирмы, он все время в потолок стреляет, мы уже привыкли», – ответили коллеги.
Сюрпризы продолжали происходить, и все они были неприятными. Очередной ждал меня при получении зарплаты – она была на треть меньше обещанной. Остальное – штрафы, объяснили мне: такого-то числа я пришла на работу на 10 минут позже, такого-то сдала документы позже срока…
В конторе все относились друг к другу почти враждебно, каждый стремился вверх по служебной лестнице любыми средствами. И это очень ценилось начальством. Я скучала по казавшимся теперь такими теплыми израильским отношениям. Да и зарплата расходилась невероятно быстро. Во-первых, пришлось поселиться близко к центру, чтобы не опаздывать на работу. За маленькую квартирку я платила тысячу долларов. При этом мне ни разу не заплатили больше двух тысяч, а оставшаяся быстро таяла — все магазины по соседству были очень дорогие, в кафе чашка кофе стоила около 5 долларов. Работа не нравилась, коллектив тоже. Мне захотелось домой…
Год назад Лена вернулась в Израиль, сейчас сдает экзамены на получение адвокатской лицензии. Работа в Москве все-таки не была напрасной – один из клиентов порекомендовал ее знакомому израильскому адвокату, и сейчас Лена работает в его конторе секретарем, о чем лишь мечтают многие выпускники израильских вузов. Главное, что Лена еще не перестала мечтать об актерской карьере в зале суда и с нетерпением ждет своего дебюта.
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
