Часть 1
Неутомимые усилия Ариэля Шарона, направленные на изгнание евреев с исконно еврейских земель, неизбежно приближают специальный Судный день для еврейского национального лагеря. Всем нам, упрямо желающим верить, что Шарон принадлежит к национальному лагерю, давно пора трезво оценить ситуацию и, как мы это делаем в Судный день, сказать: «Хатану» – «Грешны!»
Да, мы виноваты. Виноваты потому, что позволили Шарону предать вечные еврейские ценности. Виноваты потому, что разрешили ему превратить в ничто национальный лагерь. Потому, что допустили, чтобы он заявил во всеуслышание и на весь мир, что еврейское государство готово добровольно отдать еврейские земли.
Мы верили ему, надеясь, что он приведёт нас к победе над нашим врагом. Образ Ариэля Шарона времён Войны Йом Кипур с окровавленной повязкой на голове был настолько ярок, что не дал нам увидеть: Шарон не принадлежит к национальному лагерю, так как у него отсутствует национальная идеология. Его агрессивность, безжалостность и неукротимую энергию, продемонстрированную в борьбе с врагами еврейского государства, мы приняли за его убеждения. Мы не хотели верить, что он будет способен использовать эти качества против своих недавних союзников, ставших сегодня преградой на его пути к успеху, как он его понимает.
А ведь не все были слепы. Символично, что звучащие практически в унисон голоса, предупреждавшие: всё, что делает Шарон, он делает в первую очередь для себя и для достижения собственного успеха – доносились из двух противоположных лагерей. Доктор медицинских наук, профессор психологии Вадим Ротенберг писал в статье «Ариэль Шарон – простая и скучная история»:
«Я утверждаю, что главным мотивом поведения Шарона на всех этапах его карьеры было достижение успеха и самоутверждение. Мотивы идеологического характера никогда не были для него определяющими, в отличие, например, от Менахема Бегина. Бегин мог ошибаться, но эти ошибки были связаны с его пониманием ситуации; мотивом же во всех случаях был не личный успех, а только успех представляемого им дела. Шарон в этом смысле является прямой противоположностью Бегина. Когда он боролся с террором… это было полезно обществу и способствовало успеху Шарона. Из того, что это было полезно и Израилю тоже, ни в коем случае не следует, что интерес в личном успехе не играл при этом роли, и даже решающей – просто не было конфликта между интересами личности и общества».
На протяжении многих лет интересы Шарона совпадали с интересами еврейского государства. Пересечение Суэцкого канала во время Войны Йом Кипур, поддержка посeленчества в Иудее, Самарии и Газе, особенно война в Ливане, когда усилиями израильской левой прессы Шарон был превращён (используем слова Ротенберга) «в героя и мученика правого лагеря» –это убедило нас, что все кусочки головоломки были на своих местах: Шарон занимал прочное место политика национального лагеря.
Однако, став премьер-министром, «Шарон оказался в эпицентре борьбы правого и левого лагерей», и головоломка моментально развалилась. Ротенберг писал, что Шарон, у которого отсутствовали идеологические мотивы, посчитал, что ассоциация с левым лагерем будет очень хорошо служить его интересам. Поступив таким образом, он стал защитником израильских левых политиков, виновных в навязывании Израилю Ословских соглашений, что моментально прекратило нападки на него со стороны израильской прессы.
В то же время правый лагерь, находящийся в шоке от действий Шарона, соревновался в изыскании скрытых мотивов, которыми якобы руководствовался Шарон, проводящий явно не национально направленную политику. В результате давно раздробленные и страдающие нищетой идеологии остатки национального лагеря долгое время серьёзно даже не рассматривали альтернативного кандидата на пост своего лидера.
Выводы, к которым пришёл, анализируя поведение Шарона, прочно находящийся в стане национальных сил Ротенберг, как две капли воды совпадают со взглядами о Шароне одного из левых израильских журналистов Узи Бензимана, изложенными в его нашумевшей биографии Шарона «Шарон – израильский Цезарь», увидевшей свет в 1985 году. Многие эпизоды из жизни Шарона, упоминаемые в книге, исключительно чётко показывают, что Шарону не только чужда националистическая идеология, но и что он является инородным телом в парии «Ликуд».
Мы все прекрасно знаем, что Шарон был движущей силой при создании «Ликуда». Его неутомимая деятельность привела к объединению нескольких правоориентированных партий в новую политическую силу под названием «Ликуд». Однако наша память удобно упускает из цепи предшествующих событий тот факт, что это произошло только потому, что Рабочая партия ОТВЕРГЛА Шарона. Как пишет Бензиман: «Очевидно, правительство, ведомое Рабочей партией, не испытывало особого уважения к способностям Шарона как военачальника, а поэтому особо не противилось его желанию оставить армию. Его (Шарона) политической целью стало свержение этого правительства».
Несмотря на то, что дома Шарон получил ревизионистское воспитание, начиная с ранней юности, он был полноправным членом молодёжных групп Рабочего движения. И значит, решение Шарона поставить на лошадку правого лагеря основывалось не столько на его взглядах или идеологии, сколько на желании побыстрее добраться до власти. Его действия по объединению правонаправленных группировок были продиктованы глубоким расчётом, базирующимся на хорошем понимании израильской политики. Бензиман пишет: «Он хорошо разбирался в политической карте страны и понимал, что люди ищут серьёзную альтернативу Рабочей партии».
Интересно отметить, что, когда Шарон начал переговоры с Менахемом Бегиным, тот предложил ему вступить в Либеральную партию, а не в «Херут», во главе которого находился Бегин. Так как обе эти партии были составными частями главной оппозиционной партии «Гахаль», то Шарон последовал этому совету. Его совершенно не беспокоила разница в политических платформах обеих партий. Каким провидческим должен казаться сегодня эпизод, описываемый Бензиманом, в котором один из старейших членов партии Элимелех Рималт вручает Шарону членский билет: Рималт «подчеркнул, что членский билет – это не просто листок бумажки, а символ лояльности члена партии ОПРЕДЕЛЁННОЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ФИЛОСОФИИ».
Политической философии? В те времена Шарон знал только один вид философии – командирский. Эта философия диктовалась вышестоящим командиром. Согласно ей, чем выше был командирский чин, тем больше людей следовало этой философии. Поэтому, отвечая Рималту, Шарон сказал, что он продолжит работу по созданию крупной политической партии, которая «изменит страну». Как это виделось Шарону: если «Ликуд» станет главной политической партией, все станут следовать её философии.
Хотя на состоявшихся вскоре выборах «Ликуд» получил в кнессете 38 мест, результаты выборов «разочаровали Шарона, так как его мечта превратить «Ликуд» в могучую политическую силу, способную отстранить от власти Союз, возглавляемый Рабочей партией, осталась неосуществлённой». И хотя Шарон стал членом кнессета, вся его деятельная натура противилась скучной рутине политической жизни. Очень скоро оказалось, что он «нетерпеливый политик, относящийся с пренебрежением и неуважением как к своим коллегам по партии, так и к остальным членам кнессета».
Разочарованный медленным темпом процесса демократического управления, Шарон стал искать пути возвращения в армию. Вскоре после того как Ицхак Рабин стал премьер министром, воспользовавшись ухудшением в отношениях между Рабином и Пересом, Шарон возобновил свои попытки стать начальником Генерального штаба израильской армии. В июне 1975 года он был назначен на пост специального советника премьер-министра. Хотя эта должность делала необходимой поддержку политики Рабочей партии, для Шарона это не стало препятствием. Бензиман пишет: «Он объяснил свою готовность пересечь партийную линию ссылкой на тяжёлую ситуацию в области обороны и опасностями, стоящими перед страной. На самом же деле единственной мотивацией Шарона было – заполучить должность начальника Генерального штаба».
Следующие два предложения в описании Бензимана очень важны для понимания идеологии Шарона, а точнее, её отсутствия. «Шарон уже давно устал от своей политической деятельности в «Ликуде» и не имел особых идеологических или моральных проблем поддерживать и сотрудничать с правительством, деятельность которого он ещё совсем недавно с таким ярым пылом осуждал. И действительно, как только он получил желаемое назначение (в правительстве, ведомом Рабочей партией), его критика прекратилась».
Через восемь месяцев, поняв, что он не имеет возможности играть сколько-нибудь решающую роль в правительстве Рабина, Шарон ушёл со своего поста и занялся интригами внутри «Ликуда» в попытке убедить входящие в состав «Ликуда» партии, что он, а не Бегин, должен находиться во главе списка «Ликуда». Когда его попытки узурпировать власть Бегина не увенчались успехом, Шарон решил порвать связи с «Ликудом» и создать свою собственную партию.
Продолжение следует