Всенародно любимый артист празднует юбилей.
— Меня раздражает, что вокруг сейчас — сплошь гении, звезды, все — в наградах, юбилеях. Нужно заканчивать с этим, избавляться от красоты, которой нет. Как раз сегодня утром я написал об этом стихотворение: мы гибнем от того, что возомнили себя богами. А между тем недавняя жара в Москве показала: что-то начинает твориться с природой. И пришла пора задуматься о том, что мы живем в конфликте с мирозданием, перехвалив себя и считая, что все понимаем и умеем.
— Не страшновато в наши “бандитские” времена? Криминал не реальный, а нравственный, духовный имею в виду. Когда никто ни за кого “мазу не держит”, а на экранах — потоком бутафорская кровь и плотская любовь.
— Не страшно. Противно! Люди, которые наживаются на грубом сексе, насилии, полностью потеряли человеческую суть. Не думаю, что этот беспредел будет вечным. Но на одну человеческую жизнь — чтобы ее испортить — достаточно.
— В кино вы начинали с эпизодика. Это был фильм Михаила Ромма “Убийство на улице Данте”…
— С которого, кстати, начался успех Миши Козакова, сыгравшего главную роль. А для меня это был грандиозный провал. От меня требовалось сказать два слова и одновременно достать из кармана блокнот. Но я ничего не мог. Столбенел. Все время дрожал от мысли, что сейчас меня навсегда забракуют. А Миша восхищал меня своей незамысловатой наглостью. Как и я, двух слов не мог произнести Смоктуновский, сделал дублей 12. А Миша возмущался: «Зачем вы взяли эту бездарь? Я не могу больше терпеть!» Свою же реплику я произнес испуганным женским голосом. Но самым ужасным было, когда за моей спиной второй режиссер сказал: «Как мы ошиблись в этом мальчике!» И все. Я заморозился.
— Ваша карьера началась с провального эпизодика. А как вообще к эпизодам в жизни относитесь? Случались ли такие, которые разворачивали вашу жизнь? Один, кажется, знаю. Перед поступлением в школу-студию МХАТ на аллее родных Сокольников вы встретили Сергея Столярова, всенародного героя всенародно любимого “Цирка”.
— Да это не эпизод. Почти полное собрание сочинений… Навстречу мне по сокольнической аллее брел Сергей Дмитриевич с двумя сеттерами. Скучный, полусонный. Я подошел и выпалил, что поступаю в школу-студию МХАТ, про себя нагло надеясь, что «звезда» составит мне блат. И стал пристраиваться к пеньку, чтобы прочесть ему басню. И вдруг Столяров: «Зачем же здесь? Приходите ко мне домой». Дал телефон и адрес. Я позвонил и пришел. После чего Столяров лежал на диване и учил меня читать «Любопытного» Крылова. А потом меня приняли. И началось…
В тех же Сокольниках произошел и такой судьбоносный в моей жизни эпизод, как встреча с Ираклием Андрониковым. Мы с другом подкараулили его перед концертом в студенческом клубе и попросили: «Дяденька, проведи нас». Андроников провел. И я впервые услышал, как можно рассказывать.
— Не обидно, что дорогих для вас временах сейчас политически-конъюнктурно топчутся?
— Не надо путать то, что было, с тем, что мы узнали про эти времена. У нас полдома сидели и полдома были врагами народа. Но все это было где-то далеко-далеко. Никто не говорил: «Не подходи к этому мальчику, у него отец — враг народа». Я не это помню из тех времен. Помню молодых маму и папу…
— О них расскажите.
— Мама у меня была замечательным человеком, потрясающе тонким и предельно принципиальным. Дома я всегда раскидывал вещи, не убирал за собой. А мама, все за мной подчищая, часто восклицала: «Господи, как же ты будешь жить без меня?!» Теперь я превратился в аккуратиста: не терплю беспорядка.
Папа был удивительно скромным, но сильным и гордым человеком. Это был настоящий мужчина. Он был военным, прошел почти всю войну. После ранения отца привезли в один из московских госпиталей. Когда мы с мамой пришли его навещать, я не увидел его лица: оно было все перебинтовано. Но на тумбочке лежало много вкусной еды: шоколад, фрукты, компот, и я все это с наслаждением съел.
На мою артистическую жизнь родители реагировали своеобразно. Мама, увидев меня в спектакле Театра Сатиры «Женитьба Фигаро», произнесла одну-единственную фразу: «Валя, но какой ты худой!»
— Мне кажется, вашу маму, если уместно такое сравнение, сейчас вам заменяет ваша супруга — актриса Ольга Остроумова, которая так трогательно вас опекает.
— Олей я восхищаюсь не только как актрисой, пронзительной, искренней. Она — удивительная мать. Я поражаюсь, как ей удается всю себя отдавать детям, внукам. Да и наш дом полностью на ней.
— Можно бестактность?
— Пожалуйста.
— Вы потеряли единственную родную дочь. Легко ли в такой ситуации общаться не с кровными детьми и внуками?
— Внуков я обожаю. У Олиной дочки, тоже актрисы, — трехлетний Захарчик. У сына, будущего кинорежиссера, — двухлетняя Полина. От них оторваться нельзя. Они — прелестны. Наивны, просты и чисты. Это то, что теряешь, когда становишься взрослым. Но тот, кто сохраняет эту чистоту и наивность, — высший класс.
— Ваши умилительные строчки: «Ну, вернись ко мне, вернись, детства розовый кусочек. Мама шепчет мне: «Пись-Пись». И я писаю в горшочек». Что этаким «розовым кусочком» осталось в вас от детства?
— Именно это и осталось: «Пись-Пись». И горшочек.
— Как часто своих героев «лепите», что называется, с натуры, наблюдая за людьми? Как, например, у вас родился такой колоритный тип, как председатель гаражно-строительного кооператива Сидорин в фильме Эльдара Рязанова «Гараж»?
— Да никак! Это вообще ужасная роль! Гадость! Играть Сидорина должен был Шура Ширвиндт. Но он не пришел на съемку. А Лиечка Ахеджакова Эльдару Александровичу подсказала: «В соседнем павильоне Гафт снимается». Рязанов: «Ой, не надо! Он меня заговорит!» Но в конце концов меня позвали. Дали текст, я стал играть. И Рязанову понравилось.
— Знаменитая фраза из знаменитого фильма “Доживем до понедельника”, в котором сыграла ваша супруга. “Счастье — это когда тебя понимают”. Согласны?
— Конечно. И любовь — это когда тебя понимают. Понимание — самая короткая дистанция к другому человеку. Тебе ничего доказывать не надо.
— Широк ли круг людей, перед которыми вы можете излить душу?
— Я — ленивый человек. А на то, про что ты говоришь, на дружбу, нужно работать. Я же предпочитаю полежать, почитать, телик посмотреть. Но когда я что-нибудь сочиню, мне необходимо кому-то это прочитать, на ком-то это проверить. И я звоню Роману Виктюку, Геннадию Хазанову, Галине Борисовне Волчек.
— В вашей жизни столько связано с родными Сокольниками. Вот даже с Ольгой Михайловной у вас именно роман завязался на творческом вечере в одном из кафе. Часто сейчас приезжаете?
— Сейчас нет. Но когда с кем-нибудь бываю, обязательно маленькие экскурсии по своему детству провожу. Кстати, «Небеса обетованные» на Матросской Тишине снимались, напротив моего дома.
— На обложке вашей книги вы изображены с мощным обнаженным торсом в боевой боксерской стойке. А Ольга Михайловна мне рассказывала, как вы любили свои бицепсы демонстрировать. Что же, вы себя в образе этакого супермена предпочитаете представлять?
— Н-е-т! Это шутка такая.
— Так кто же вы, Валентин Иосифович?
— Лучше всех мою суть Ролик Быков разгадал:
«Что такое Гафт,
Вряд ли кто поймет.
Гафт — это, наверное,
Факт наоборот».
Поразительная интуиция у Ролана была, собачья! Я все и всегда делаю наоборот. Хочу одно, получаю другое.
Елена КАЛЯДИНА,
Jewish.ru
Опубликовал:
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
